Литература

letter 1

5 октября 2004г.

Большой привет многомиллионной армии странников по виртуальной сети! Представляться не буду, моё имя вам ничего не скажет. Удовольствуюсь ником. Я здесь не для того, чтобы устраивать с вами двустороннюю связь. У меня на это нет времени. Я здесь с иной целью. Я хочу рассказать вам одну историю, которая многим покажется либо бредом сумасшедшего либо ловким вымыслом, способным послужить хорошим сюжетом для романа. Но как бы ни была невероятна моя история, прошу, поверьте на слово, так как явных доказательств не имею, и перескажите другим, чтобы те немногие, кто знает правду, те, кто затеял эту чудовищную игру, в которую меня втянули, не смогли оправдаться ни перед людьми, ни перед Богом, против которого дерзнули пойти.

Свою историю я начну с вопроса: вы что-нибудь слышали о препарате Z-12? Думаю, что нет. О нём знают только ограниченный круг людей, включая, как понимаете, и меня. “Что такое препарат Z-12?” - спросите вы меня. О-о, это препарт будущего. Над его созданием трудились два поколения недюжих умов. За Нобелевской все гонятся. Тысячи удачных и не очень экспериментов. Дорожка к Нобелевской в области медицины усеивается сотнями трупиков мелких грызунов и безобидных обезьянок. Никогда в жизни не подумал бы, что примкну к этим несчастным...

Животных им мало, им нужны человеческие жертвы! Извините, горячусь... Смерть подопытных, конечно, не в их интересах. Но прокольчик вышел. Им оказался я. И что-то я не чувствую пафосной гордости, что умираю ради Науки!

Мне терять уже нечего и рот они мне не заткнут! Только бы успеть рассказать вам раньше, чем... Я не могу в это поверить: мне всего девятнадцать! Я вот-вот начал жить, а тут...

Ещё раз извините. Лирическое отступление, песня умирающего лебедя. Больше не повторится. Обещаю.

Короче. Всё началось с ... С чего же всё началось? Ах, да: ровно девятнадцать лет, шесть месяцев и двадцать один день назад я появился на свет. Я был единственным ребёнком в семье, и мама с папой во мне души не чаяли. Мама всегда меня баловала и сюсюкалась со мной, а папа хотел сделать из меня настоящего мужчину, поэтому часто орал и лупил за малейшие проступки. Такое проявление любви было тогда мне непонятно, и с каждым днём я убеждал себя в том, что грубость и насилие – это плохо, а поглаживание по головке и стаканчик мороженого – это хорошо. Мама в этом вопросе была со мной солидарна. Поэтому они с папой часто ссорились и, в конце концов, разошлись. Нет, лукавлю. Надо быть честным до конца. Причина была поважнее - у папы появилась другая женщина, и он ушёл от нас.

Мать дала мне отличное воспитание. То, которое дают матери-одиночки своему единственному чаду. То есть загубила моё детство по полной программе. В детский сад я не ходил. Там чужие “дети-дегенераты”, как говорила мама, могли плохо повлиять на мою нежную психику. Мать работала на двух работах, а меня оставляла на попечении старичков соседей. Милые очаровательные евреи-интелегенты, бывшие диссенденты. Срывая свою потайную злобу к старому режиму и вечным гонениям на мне, они принялись за моё образование. Учили читать, писать и считать, водили по театрам и музеям. Матери тоже нужно было выплеснуть на кого-то свои неудачи, и она, научив меня играть в шашки и шахматы, ловко обыгрывала меня по вечерам после работы. Результат сих благих действий: в шесть лет я умел бегло читать, вполне грамотно писать, складывать в столбик и перемножать трёхзначные числа, считал до миллиона, а ещё через полгода мы играли с матерью в шахматы на равных.

В семь лет, когда я пошёл в физико-математическую школу, оказалось, что я уже освоил программу за два года, и меня перевели в третий класс. Я чувствовал себя неуютно среди своих старших товарищей, которые постоянно меня мутузили, как самого маленького и слабого, придирались и обзывали “карликом”, “всезнайкой”, “паей”, “маменьким сынком”, “любимчиком учителей” и ещё кем-то, не помню. Затем мне пришлось ещё пару раз перскакивать через класс. Уж больно ловко я всё усваивал, параллельно продолжая домашнюю переподготовку под руководством матери и соседей. К физико-математическим экзерцициям прибавлись языковые. Мать учила меня английскому, соседи – немецкому. Короче, полный пипец, бомбардировка мозга гигабайтами информации.

Только сейчас понимаю, что лучше бы я маму не слушал, не выводил бы так старательно буквы и цифры, желая угодить старичкам соседям, а лучше бы играл в футбол во дворе со сверстниками, пил, курил, блевал на шумных вечеринках, и однажды на одной из них трахнул бы Людку с соседнего подъезда. Она вечно мне глазки строила. А я бегал дрочить в ванную, а потом отгонял какую-то новую, непонятную мне тоску, заучивая до посинения логарифмы. Теперь умираю девственником, даже не испытав прелести первого поцелуя.

“Почему я вам рассказываю свою биографию?” - спросите меня вы. Это имеет прямое отношение к дальнейшему повествованию. Все эти обстоятельства моей жизни послужили предпосылкой к трагическому финалу. Хотя с такими мозгами я мог бы сделать себе карьеру. Но как это обычно бывает, один неосторожный шаг или какая-нибудь нелепая случайность может повлиять не только на человеческую жизнь, но и на ход истории.

В возрасте 14-ти лет я окончил школу с золотой медалью. Местные журналисты не могли не обратить на это внимание. Случай не уникальный, конечно, но очень редкий. В парочке газет появились небольшие статейки о “мальчике-вундеркинде”, а на телевидении в одной из информационных передач мелькнуло моя довольная детская физиономия с аттестатом зрелости и золотой медалькой в руках. Один из вопросов, которые задавались по ходу короткого интервью, был: “Какие твои планы на будущее?” Я раскрыл было рот, но за меня ответила мать. Она, довольная и счастливая, не менее, чем я, заявила, что “мы подумываем о том, чтобы поступить в какой-нибудь престижный зарубежный университет”, чем меня отменно огорошила. После мать мне сообщила сумму, которую она накопила за восемь лет ломовой работы. Для меня это было настоящим ударом. Получалось, все эти годы, вместо того, чтобы жить не то чтобы шикарно, но по крайней мере без проблем, мы себе во всём отказывали, скудно питались, одевались на барахолке – и всё это ради того, чтобы я уехал учиться за границу!

Я был одновременно и тронут такой любовью и вниманием, и зол на мать за то, что она вычеркнула для себя восемь лет своей жизни. Ведь она могла устроить свою личную жизнь, красиво одеваться, пользоваться дорогой парфюмерией, ездить каждое лето на юг, наконец, встретить порядочного мужика и сделать себя счастливой. Теперь, когда я смотрел на её ещё молодое, но неухоженное лицо, на её бледные ненапомаженные губы, тусклые, крашенные дешёвой хной волосы и появившиеся в уголках глаз морщинки, я чувствовал себя отчасти виновным в этом.

Она возлагала на меня большие надежды. Она твёрдо убедила себя в том, что я должен быть лучшим. Не каким-нибудь заурядным человеком, а гением. И я не мог её подвести. Мне нужно было расплачиваться за её заботу, за её труды, за её отречение от собственного счастья.

Но моему отъезду за границу воспрепятствовало одно обстоятельство. Мать, по всей видимости, не рассчитывала, что я так скоро окончу школу. Я был ещё несовершеннолетним, и все вопросы отъезда, поступления и обоснования на новом месте я не мог решать самостоятельно. Матери необходимо было повсеместно меня сопровождать. Да, деньги на обучение были, но их точно не хватало на то, чтобы мать поехала вместе со мной и жила там до наступления моего совершеннолетия. А обжиться и найти работу там, за границей с её средним техническим образованием было бы просто нереально.

Мать решила обождать два года, а я пока мог поступить в какой-нибудь технический ВУЗ. У нашей физико-математической школы был договор с Политехом о том, что результаты выпускных экзаменов приравниваются к их вступительным. Поэтому я без проблем начал свою учёбу в Политехе. Тут тоже не обходилось без насмешек и курьёзов, когда, например, я бывало сижу на лекции, а лектор ко мне громко на всю аудиторию обращается: “А тебя, мальчик, кто сюда впустил? Школа чуть левее. Здесь тебе не урок алгебры, а лекция по сопромату. Давай за дверь быстренько!” Хохот стоял дикий, а я, раскрасневшись, демонстрировал лектору свой студенческий, и тот, поражённый, сбивчиво начинал читать лекцию. Слава Богу это скоро закончилось, когда обо мне все узнали, и я стал местной достопримечательностью.

Прошло полтора года. И тут плавных ход моей жизни нарушил один случай. Параллельно с учёбой в Политехе я ходил на курсы английского, повышая и шлифуя свои языковые навыки. До совершеннолетия и зарубежных университетов ждать оставалось недолго. Курсы, естественно, были вечерними, и возвращался я с них домой довольно поздно. Однажды я ехал после курсов в метро в последнем вагоне. В нём почти всегда были свободные места, а до последней остановки – пункта моего назначения – доезжала только пара-тройка людей. Я как обычно сидел и, чтобы не терять попусту времени, раскрыв тетрадь и учебник, делал задание на завтра. Напротив меня сидели двое то ли грузин то ли армян и о чём-то оживлённо беседовали на своём родном наречии. В вагоне никого кроме нас больше не было. И тут за две или три остановки до конечной в вагон завалилось пятеро здоровых лысых тела в камуфляже, со знаками РНЕ на рукавах. Скины с восторгом отреагировали на присутствие кавказцев в вагоне. “Есть!” - хлопнул в ладоши один из них. - “Давай, Юстас, доставай скорей!” У Юстаса в руке, как кролик из шляпы фокусника, моментом появилась камера. Кавказцы дёрнулись к закрывающимся дверям, но было поздно – в мгновение ока скины за исключением “оператора” схватили их и кинули обратно на сиденья. Замелькали кулаки (на одном я разглядел кастет), посыпались хлёсткие удары руками и ногами, затрещали ломающиеся челюсти – всё это в перемешку с умоляющими криками несчастных не убивать их - кормильцев многодетных семей.

Меня от шока пригвоздило к сиденью. Я с раскрытым ртом и выпученными глазами смотрел на происходящее в двух метрах от меня. Кто-то из кавказцев, отбиваясь, лягнул ногой одного из нападавших, и тот, потеряв равновесие, грузно повалился на меня. Резко поднявшись на ноги, он уставился на меня осоловелыми то ли от спиртного то ли от дури глазами. “А ты чё здесь расселся, ботаник?!” - рявкнул он и выбил у меня с коленей учебник с тетрадкой. “Тоже пизды захотел?!” У меня перехватило дыхание и, казалось, остановилось сердце, видя, как у скина с кастета капает на пол свежая густая кровь. Я даже не был в состоянии что-то сказать. “Ты чё, глухой, блядь?! Я к тебе, кажется, обращаюсь!”

“Оператор” направил камеру в нашу сторону, заинтригованный новым сюжетом для блокбастера. Попав в кадр, скин должен был довести дело до конца, и его нога, экипированная в тяжёлый кованый буц, прочертив в воздухе полукруг, врезалась мне в висок. Другим виском я ударился о боковой поручень. Это последнее, что осознал до того, как провалился в тёмную пустоту...

Прошу прощения, уважаемые, но тут я должен остановить своё повествование. Скоро обход. А я тут щёлкаю в ночи клавишами в кабинете главврача. [Он-то думает, что открыть электронный кодовый замок невозможно. Да, но не для меня :) ]

А если меня засекут за этим делом – конца истории так никто и не узнает. В следущий раз перейду к моей основной теме – препарате Z-12. Постараюсь выйти на связь как можно скорее, если ничто не помешает, конечно. Пока или прощайте, не знаю...