Литература

Солдатики.

Очаровательные существа шествуют по улицам города - это солдатики, или курсанты военных училищ, как и по- правильному называют, вышли на побывку. Побывку на гражданке. Я гражданин.

История моя об одном солдатике и гражданине.

Ну-с, начнем, вижу в хрустальный шар извращенных фантазий, как идет некий гражданин N. по городу. На дворе праздник - восьмое марта, солнышко светит, снежок тает, люди идут радостные, улыбаются по мере сил, да цветочками в руках сжимают. А N. потихоньку перебирает ножками, хмуро семенит, обходя лужи. Ему не кому дарить цветочки, не к кому идти и поздравлять со светлым днем. Собственного говоря, выходя, он и не стремился куда- либо целенаправленно, а так вышел прогуляться, по магазинам книжным пройтись. ”Вдруг чего новенького завезли”, - тешил он себя мыслью - “Погодка и правда стоит великолепная, сколько людей все такие радостные счастливые. Эх, ну почему же у меня нет в сердце той радости? Ну и ладно.”- думал он продолжая идти. -“Смотри-ка, сколько солдатиков! Глядишь подойдут сейчас, сигаретку стрельнуть, а их ведь много, и сигареток у меня нету, сапоги их кирзовые тяжелы, а я такой слабый и незащищенные, и не кому за меня постоять, отведут за угол, забьют до смерти, потом вернуться в казарму, словно ни чего и не было...”- мелочные страхи вили гнезда в его плешивом сердце, N. еще сильнее укутался в свой старый плащ и пошел дальше, тем не менее, мысли продолжали изливаться, приобретая всякие доходящие совсем уж до неприличия формы: “ Хм, все же, какие они красивые, какие мужественные, не то, что я. Как, величаво - подтянуты их тела под этими грязно-зеленого цвета шинелями. Чувствуется некая сила. Я возбуждаюсь... нет, что ж это?” Встряхнув голову он попытался отогнать скабрезные эти мыслишки “Вот лучше обдумаю Достоевского, да как же.... нет Ницше... тьфу ты. Ничто на свете мне не ближе сейчас так, как эти солдатики, я признаюсь, и не боюсь этого.... Они такие... почему я не с ними? Почему я не участвовал во взятии Рейхстага в сорок пятом? Почему я не сидел в горящем танке где- то в Чечне? Они были там, а я все время здесь. Они жили и умирали за Родину (боже как пафосно!), а я существовал, недоумер и поныне. Быть может, кого-то из них ждет девчонка, пишет письма, которые заканчиваются словами “я тебя люблю и жду”. Бедные солдатики, откуда вы родом? Ваши отцы, верно, были военными. Или не было ни кого вовсе, а лишь голые стены детдома. Я люблю вас, боже , как я люблю вас, я готов отдать вам себя всего, я хочу чтобы вы всем полком драли меня в задницу, разорвали мою прямую кишку своими стройными подтянутыми фаллосами. Хм, какова картина... Я готов мыть за вас все мыслимые параши...

Что это со мной? Что за ужасные мысли? Помутнение рассудка из-за постоянного воздержания, или действительные наклонности, неужто я совсем не мужчина? Суть баба, которой нужен эдакий солдатик, бугай, тупой и бесхитростный. Да в этом бугае, быть может, больше человеческого, нежели во мне, таком интеллектуальном и утонченном. Неужели я могу опуститься? Все ведь в мире должно быть возвышенно и прекрасно, но я хочу сосать у этого солдатика, хочу сглотнуть его сперму, я хочу вдыхать запах его потных гениталий. Вот , в этом -то наверное и есть истинный я . Но нет нет же это помутнение временное... его член будет пахнуть неведомым для меня запахом казармы, трусы у всех будут одинаковые - цвета хаки, на лобке волосы темно-русые, небритые с момента полового созревания. Зрели они, солдатики, в животах матерей своих, чтобы быть отданными на заклание войны, но какое истинное благородство в этом, я готов отдать себя в жертву, я хочу вспороть лоно моей матери, каленым железом выжечь то отличное от них и вместе с тем ужасное, каковое сидит во мне. Колесовать убогий эмбрион интеллигенции с прожидью, во имя него, русского солдатика...”

Улица подходила к концу, темный пустырь вот уже маячит невдалеке, а гражданин N. все плавно семенил погруженный в свои мысли, в свой смысл происходящего, не замечая дороги. Солнце садилось, сумерки заполнили пространство серой мглой. Они были повсюду, как в оккупированном Берлине. Они приставали к пьяненьким немкам в образе раскрашенных девиц в мини-юбках. Им нельзя было выпивать, и они курили тоненькие сигары. Солдатики были так просты и незамысловаты. Через несколько часов их ждет казарма, потом отбой и спокойный тихий сон. Так по-мужицки угловаты были их лица, так голубы были их глаза. Так непонятны были их желания и помыслы, и в то же время так естественны.

Голова гражданина N. же продолжала сжиматься изнутри от непосильного давления некой вины и боли.

“ Что, интересно я для них? Непонятно. В веки веков не понять мне этого”- горько констатировал N.

- “Да и стоит понимать? Ведь я жизненно необходим им, я то за что они умирают, истинная причина, но достоин ли я этого? “Слеза ребенка” и слеза русского солдата под дулом пистолета, вспотевшая грудь с крестом и ладанкой, против моей мнимой меланхолии. Боже, дай им сил попрать ее своим тяжелым сапогом! Но у них нет этих сил, у них даже нет той нужной ненависти, которая была бы созидательным началом творения некоего нового “их мира”, во имя них, чистого и правильного.

- Ccышь, ты, подойди на минутку, - гулко возник из мглы хрипловатый голос.

N. повернулся и увидел, того самого, о ком он так долго мечтал, невысокого солдатика, в грязно-зеленой шинели. В его глазах теплилось нечто необычное для понимания N., огонек ненавистной добродетели, но в действительности, то пламя было справедливым, исто, надрывно справедливым.

N. подошел, за аркой старого дома стояла группа молодых людей в форме, тот, кто позвал его, видимо заводила, находился чуть поодаль и держал руки в карманах, он надвигался на N. чуть косолапой походкой, стараясь принять наглый вид.

- Ты, че здесь тусуешься - обратился он .

- Да так гуляю.

- Делать шоль нечего?

- Почему же?

- Есть деньги?

- Есть, - тихо отозвался N. “Неужели оно свершилось!”- пронеслось в его сознании, и какое-то странное ощущения счастья овладело его естеством.

Секунда молчания.

- Ребят, а хотите, я у вас в рот возьму?

- Чо-о, вы слышали пацаны? - воскликнул солдатик,- Да ты чо ебанулся, братан?

Что-то невообразимо неуловимое пронеслось в сознании гражданина N. и в ту же самую минуту получил удар в пах, сапогом тем самым, кирзачем, поистине, достойным омовения в индийском океане.

Гражданин наш согнулся и упал на землю, протяжно завыл от боли. Солдаты осмотрелись по сторонам, обступили его, продолжили пинать ногами, N. плакал, плакал от радости, его мысли вновь пришли в гармонию, “ какая прекрасная жертва, спасибо тебе Боже, за это...”

Солдатики, через минуту угомонились, пошарили карманы еще стонущего гражданина, несколько брезгливо, с приговором “пидр ебаный” откинули его на спину, и долго всматривались в лицо, которое под сенью серых сумерек приобрело черты чего-то иноземного, того что они видели на иконках. Они ни чего не осознавали, только лишь, мысль, как поскорее бы вернуться в казармы да рассказать пацанам, как они напиздили, пидора какого-то, вертелась в их мозгах.

Гражданин N., сквозь пелену крови видел их недоуменные несколько лица, и чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле, он был еще жив, но был не против и умереть от рук этих существ, далеких и непонятных, но справедливо - благочестивых, словно сам Бог Иегова.” Простите меня, солдатики, ведь виноват я перед вами, вы хоть и не поняв этой вины покарали меня, я рад, счастлив, что предстал перед вами тем, кем должен был. Поверженным от рук ваших, попранным и растоптанным ногами вашими во имя меня же. Боже, ведь поистине во имя меня же. Во имя моей безграничной любви к вам, моей бабьей, абсолютной любви... Убейте же меня, чтобы я наконец полностью искупил себя и вас, по большей части себя, ибо вы суть чистейшие существа.”

Сапог резко опустился и размозжил голову гражданину N...

© Модест Паскудин Март 2004