Литература

_______________Я устал без тебя. Я хочу сгрести тебя в охапку и не отпускать больше никуда. Никуда, слышишь?! Прижаться к тебе телом и стоять так долго-долго….даже без поцелуев. Чувствовать, как ты улыбаешься за моей спиной, как твоя радость перерастает в удивление и ты пытаешься отстраниться, чтобы заглянуть в глаза. Не пробуй. Ты не увидишь там ничего интересного для себя. В моих зрачках – только твое лицо. Такое, каким ты его никогда не видела даже в зеркале.

Боже, как бы я хотел убить тебя. Сначала полоснуть ножом по горлу, так чтобы кровь изо рта потекла по краюшку твоих красивых надутых губок, потом присосаться к ним поцелуем и выпить все до капли. А потом развернуть тебя задом и трахнуть. Это все, детка. На этом романтика во мне кончается. Не строй иллюзий. Посмотри на себя со стороны. Чего ты от меня ждешь? Любви? Милочка, не смеши мои тапочки…

Я мертв. Слышишь, солнце? С мертвого спроса нет. Твое присутствие не спасает меня даже от усталости. Я знаю, что ты хочешь быть аспирином для всех мудаков, которые почтили тебя своими излияниями. Но свой аспирин я обычно покупаю по двести баксов за грамм и дальше мне все по барабану.

Хочешь, иди поплачься маме или еще кому. Аааа, мамочка, меня трахнули, оскорбили и выбросили с балкона.

Что…..нет, я не разговариваю сам с собой. Нет, не слушай меня. У меня мысли путаются.

Конечно же, я рад тебя видеть. Так давно ждать….

Мне плевать на весь мир. Наверно, это врожденное. Так, без причины.

Что? Как поживаю? Нормально, нормально….

Так, без причины, только что я полоснул лезвием по твоему горлу. Да, иди рядышком, но не заглядывай в лицо.

На работе порядок, дома тоже. Украдкой я слизываю твою кровь с пальцев, и ниже, под манжетами….

У меня слезы текут по всему лицу.

Сейчас, подожди, схожу купить сигарет.

Десять минут истерического смеха в кабинке туалета. Пять минут.

Она стоит, прислонившись спиной к стене. Среди сумок, багажа и посадок на рейс. Не отрывая затылка от стены, встречает меня глазами. Год назад. Или еще раньше.

Она представляла собой вторичный продукт. Когда я подошел к ней в том клубе, она поразила меня своим талантом вбирать в себя все, что ее окружало. Такая маленькая квинтэссенция. Насосавшаяся коктейлей и эмоционального дерьма. Я подошел к ней и она сказала, что устала от всего. Малышка среднего роста в черных узких джинсах с кукольным лицом.

Я был обдолбанным снобом, у меня была хорошая работа, поцарапанная машина экс-первого класса и я ей ответил: - пойдем потанцуем. И она танцевала до утра, а я стоял на обочине пляшущей толпы и думал, что такой ладной задницы ни у кого не встречал.

Когда в прихожей я содрал с нее блузку вместе с пуговицами, в ее глазах мелькнул страх. Драная дворовая кошка. Я развернул ее лицом к стене.

Спина, изуродованная багровыми струпьями. Длинные, с багровыми подтеками, кое-где еще гноящиеся. Я прижался к ним сосками и ее кожа покрылась мурашками. Нежно поцеловал затылок, а она заплакала, затрясшись всем телом. Она так и продолжала плакать, пока я ее трахал.

Утром она принесла мне кофе и спросила: - чем мы сегодня займемся. То есть какие у тебя планы. Я дал ей вторые ключи и по дороге на работу купил ей зубную щетку и что там еще полагается. Так мы стали жить вместе: банковский служащий и шлюха. Не подумайте, что имею что-либо против представительниц этой профессии, но она была единственным созданием, наплевавшим на состояние моих счетов и наличие тараканов в моей голове.

Мы оба были довольны: я по утрам получал секс без лимитов и кофе, она – комфорт и бронированные железные двери, надежно защищавшие от дурных мыслей.

Ниса (так она назвалась) не выходила из дома недели две, хотя в ее распоряжении были все мои кредитки. Она раскладывала карточки веером, рядом с журналами Вог, сутками валялась на диване и перебирала их пальцами, глядя в потолок. Я мазал ее спину мазью с антибиотиком, она морщилась, а потом опять трах. Она ничего не рассказывала про себя, а я ничего не спрашивал. Такое негласное правило – не трепаться.

Я уходил утром, приезжал вечером и был если не счастлив, то душевно спокоен. У меня появилось устойчивое чувство, что я завел домашнее животное.

Два года назад я был женат. У меня была жена и все то, что появляется в доме женатого мужчины. Хорошая еда, планированный график работы и отбеленные до дыр рубашки. Мы ездили на барбекю и корпоративные вечеринки, наводненные такими же идеальными парами. У нас был замечательный секс без резины и разговоры о детях. С каждым годом они, то есть разговоры, становились все одностороннее и напряженнее, пока моя начинающая полнеть вторая половина не отнесла мои анализы в клинику и не увидела воочию полчища дохлых головастиков. Каждый из них лежал в ослепительно белой сорочке, с похотливым бесполезным стояком и умирал со смеху. Не сердись, мамочка. Я катался на полу, держась за бока в припадке истерического хохота, а моя жена трясла результатами и выкладывала все, что у нее «накопилось за все совместное существование с таким придурком». Клянусь богом, я смеялся, как в последний раз в жизни. Над тем идиотом, что все эти столетия покупался на хороший обед и ехал с остекленевшими глазами в офис, чтобы заработать на очередную стиральную машинку и кухонный комбайн, а потом ебал свою толстую дуру, обдумывая, что она приготовила на ужин. Ох, моя голубка. Когда я очухался и вытер слезы божественного смеха, в квартире не было даже ее чемоданов.

Есть такая женщина, называющаяся Ирония. Это ее ник, как в Интернете. Никто не знает, как ее зовут на самом деле. В роли любовницы она никакая: ей нужно очень много денег и не нужен ты. Но из всех существующих жен – это лучшая, уж поверьте мне на слово. Сарказм, работа, тугой галстук. Так я женился во второй раз.

А потом я встретил Нису. Она была стройной, если не сказать худой. Рост где-то 170, маленькая упругая попка. Черные крашеные волосы, черные драные джинсы и обгрызенные овальные ногти. Лицом она была похожа скорее на итальянку: тонкие черты и глаза, в момент оргазма менявшие цвет.

Что-то ее угнетало. Постоянно. Это было в ней как запрограммированный параметр, который если отключить, то рухнет вся система. Ниса расслаблялась только в постели. Марка, запитая апельсиновым соком, отключенный телефон и затяжной гибкий прыжок на диван. Что бы она ни делала, это было по-кошачьи плавно.

А потом она исчезла. Вместе с ключами и кредитками. И я даже не удивился этому. Просто пришел вечером домой, вслушался в тишину и сказал

ОК.

Прекрасно.

Приятно было познакомиться.

Через два дня я отправился ее искать. Не больше, не меньше. Ровно два дня, чтобы понять, что я свихнусь. Утром, смотрясь в зеркало, я умудрялся порезаться безопасной бритвой, а вечером я ложился с ее стороны кровати. У меня оставался только день, потому что ночь превращалась в ад.

Ее адреса я выяснил в том же клубе, где я ее надыбал. Просто подошел в туалете к кучке гопников и предложил поделиться коксом. Сказал, что запал на шлюху и назвал приметы. Гопота дружески поржала и даже похлопала по плечу, добавив, что блядей на мою долю еще хватит. Наверно они попросту не поняли. Криво улыбаясь поцарапанной щекой, я сказал:

- кошка, она похожа на кошку.

Еще пара минут прихода, пока один из них не наморщил лоб и не изрек:

- Ницца. Или Киса. Миса. Короче, пиши, я диктую. Только учти, она конченая.

Далее следовала неебическая экскурсия по подвалам, хазам, коммуналкам и притонам. Нису свою я нашел где-то на пятом – шестом адресе, уже схлопотав бланш и пару хуков под печень. Моя зазноба лежала ничком на продырявленном диване, издающем запах паленого гербария. Я схватил ее за исколотую вхлам руку и резко дернул. Ниса что-то промямлила, отбрыкиваясь ногой. И тут на меня напал приступ хохота. Не знаю, что это за реакция нервной системы. Отбиваясь от ее длиннющих ног, смеясь, как чокнутый, я впервые тогда сказал ей, что не могу без нее.

- э, нет. Вставай, подружка. Давай, давай, двигайся. С тебя причитается.

Какой-то парень, прислоняясь к дверному косяку, с улыбкой следил за моими попытками взвалить ее на плечо.

- своя ноша не тянет? Клал бы я на такие трофеи.

Я донес ее до машины и с трудом разместил ее угловатое тело на заднем сиденье. Мой трофей. Кусок обдолбанной сомнительной красоты, которую я урвал от жизни. Все, что мне действительно нужно – это трах с ней по утрам и чашка кофе. Я заслужил это. Гори все синим пламенем.

Какое-то время я держал ее под замком. Наблюдал за симптомами ломки, доставал легкую дурь, готовил еду. Молча сносил вспышки агрессии, пока ей не надоело сбивать кулаки об мою щетину. Уходя, неизменно запирал дверь на ключ. В конце концов я начал молчать целыми сутками и сменил три работы. А она смирилась.

Я открыл двери, а она улыбнулась и спросила:

- как дела?

Боже, весь твой мир рухнул за семь секунд. Я совсем забыл, какой прекрасной может быть ее улыбка. Ради этого чуда стоило терпеть адскую ругань и замазывать царапины на физиономии. Я нарисовал холодное выражение на лице и отстраненно ответил:

- прекрасно.

Ниса дотронулась холодными пальцами до моей шеи и проворковала:

- есть будешь? Я приготовила обед.

Прожевывая ее стряпню, я думал, что же с ней стряслось и то, что готовить – явно не ее призвание. Ниса исподлобья с блуждающей ухмылкой наблюдала за моим преувеличенно аппетитным чавканьем. Похоже, я рано расслабился. Отвалившись от тарелки, я растянулся в кресле:

- ОК. давай, выкладывай.

- я не хочу, чтобы ты меня запирал. Ты не можешь держать меня здесь вечно.

- могу.

- ты маньяк

- нет, солнце, я нормален. Ты даже не представляешь, насколько…. Не хочешь поцеловать папочку?!

Она подошла и села ко мне на колени, широко расставив ноги. Расстегнула рубашку, провела ногтями по груди, животу и всем местам, после прикосновения к которым я подпишусь даже на террористический акт в центре столицы. На полдороге до логического завершения Ниса отошла и развернулась ко мне спиной.

Смотря в окно, закурила сигарету.

- теперь слушай, придурок.

Брезгливо оглянулась. Придурок со спущенными штанами навострил уши.

- я буду жить как захочу. Приходить и уходить когда захочу. И в любое время ты мне откроешь дверь. В том, что я буду приходить домой (домой!?), можешь быть уверен.

Подкравшись сбоку и скользнув рукой вниз по животу:

- и я буду самой ласковой женой…

Пересмотреть свое отношение к семейной жизни – плевое дело. Нужно сразу вырубить два правила: первое – твоя жена – это только твоя жена. Забудь. Второе – жена должна ночевать дома и не приходить домой в состоянии измененного сознания со следами чужой спермы на одежде. Если с этим смириться, жизнь сразу расцветает невиданными красками.

Любовь бывает не только цвета кровавых соплей на лице дорогой тебе женщины.

Вот так мы зажили. Такой дружной семьей. Днем она спала, а вечером уходила. Иногда на всю ночь. Порой целыми днями я догадывался о ее визите домой только по раскиданному белью. Благодаря периодическому опустошению моего счета, я мог удостовериться, что Ниса еще не бросила меня. Потом она возвращалась, как и было обещано. С невинной невыспавшейся улыбкой смывала чужие запахи, и я не говорил ни слова.

В конце концов, мы с ней были похожи как разделенные сиамские близнецы. Никто не умел доставить столько блаженства, как моя довольная отдохнувшая женушка.

Я нашел себе новое высокооплачиваемое занятие и старался не думать о том, что моя любовь стоит на шоссе и кто-то, возможно из моих знакомых, торгуется с ней о почасовой оплате. Вы скажете, с чего я решил это? Что она занимается вульгарной проституцией, как умирающая с голоду шалава?

Однажды я повел ее в ресторан. В один из тех, где обедают толстые индюки и карточные шулера. Ниса была одета в черное переливающееся платье, французской длины, едва прикрывающее колено. Она сама была как лучшее произведение haut couture: маленькая квинтэссенция всей красоты мира, отполированная мужскими взглядами. Моя Ниса, беременная отвращением. Моя мадонна, выглядящая как дорогая валютная проститутка.

Мы смеялись за столом, как парочка влюбленных подростков.

Один из посетителей подошел к ней и положил пальцы на ее шею. Сказал, что мне повезло. Добавил, что в роли любовницы она никакая, ей нужно много денег и не нужен ты, но из всех существующих шлюх – она лучшая. Высокий тип в дорогом костюме с мешками под глазами и увядшей бледной кожей. Развернувшись, пожелал удач.

- тебе не достаточно денег?

На белоснежной скатерти остывает суп.

- Ниса?

Она посмотрела так укоризненно, что я сам чуть не попросил прощения за весь мужской род.

- что тебя заставляет этим заниматься? Расскажи, возможно, я что-то не понимаю.

- страх.

- что?!

- я боюсь.

Я ответил, чтобы она перестала мне пудрить мозги, что я устал от бабьих выкрутасов и что мне по большому счету плевать на то, как она развлекается. И тут она резко схватила меня за руку. Перевернула два бокала и вцепилась ногтями.

- ты, зажравшийся маменькин сынок, привязанный к моей юбке. Ты трахаешь меня, как только я прихожу в твою ебаную квартиру, зная, что меня уже воротит от секса. Тебе нужно поцеловать ноги последней шмары, чтобы почувствовать себя человеком. Так почему же ты не хочешь понять меня?

- Ниса…

- ты стал таким, потому что твоя жизнь казалась слишком правильной. Но ты никогда не знал, какой может быть реальная жизнь. Какой я ее видела. Поэтому мы оба любим окунаться в дерьмо. По сути мы с тобой разрушаем одно и то же, но ты это делаешь с изнанки и не хочешь признаваться в этом. Для тебя важна внешняя сторона вещей. Ты успешный дегенерат, имеющий хорошую работу, которая имеет тебя, и машину экс-первого класса. А я стираю себя из списков ластиком, вытравливаю кислотой..

- Ниса, отпусти руку. Больно все-таки.

Я слушал, как дворовая девка учит меня жизни, и не верил ушам. Философ на обочине.

- многие из тех, кого я знала, уже умерли. Куча народа, существующего только в моей памяти. Я прихожу на их адреса, а мне открывают чьи-то родственники или не открывает никто. Просто запечатанная дверь. Я помню каждую черточку на их лицах, мужчин и женщин, но они никогда не вернутся. И я просто представляю себе, что они уехали. Они не умерли от передозы, не захлебнулись в собственной блевоте и их не сбила машина. Они реально умрут, только когда я загнусь. Пыль в памяти того, кто сам скоро станет прахом. Вот что такое мы оба и все, что нас окружает. А ты расстраиваешься оттого, что меня кто-то нагнул.

- и дал денег…

Ниса завела глаза и вздохнула.

- ты неисправим. Я беру эту резаную бумагу, чтобы не выходить за рамки правил. Это сценарий для таких мудаков, как ты: я снял женщину и даю ей деньги. Никто никому не лезет в душу. С одной стороны бывает удобно. Ведь я стараюсь жить по твоему расписанию?

Старательно вытерла винные пятна с платья.

- Глядишь, скоро разбогатею.

Она врала. На эти деньги она содержала двоих детей, по ее словам, оставшихся на улице после смерти подруги. Снимала для них квартиру и прятала от социальных работников. Нанимала для них няньку.

Кто бы мог подумать: Ниса, стирающая пеленки.

Я об этом узнал, когда ее свалил грипп. Или еще какой-то вирус, не знаю, но она пришла вечером необычно рано и рухнула прямо в прихожей, напугав меня до смерти. Провалявшись несколько дней в постели, онарассказала все о своих хвостах. Что она молчала, потому что я ей дорог. Что она не хочет вешать на меня свои проблемы и прочий вздор в том же духе.

Я молча слушал и думал, что смерть от скуки мне не грозит. Потом успокоил ее, как мог, взял адрес и ключи.

Я колесил часа три по окраинам, пока нашел эту пятиэтажку. Второй подъезд, пятый этаж. Ободранная лестница.

Так вот куда бегала Ниса.

Дети. Как я раньше не догадался. Эта вечная забота о потомстве плюс неебическое чувство долга.

Когда я справился с замком, в нос ударил терпкий запах аммиака. Похоже, что нянька давно не наведывалась.

Это была обычная двухкомнатная квартира в состоянии давно заброшенного ремонта, в одной из комнат валялась гора мягких игрушек, большинство из них еще с этикетками. Пробираясь между покемонов, я нашел манеж с младенцем в возрасте около года. Он сидел словно Будда среди плюшевого пыльного мира и, слизывая собственные сопли, смотрел на меня как на пришельца. Небольшой самодостаточный комок плоти с лицом его мертвой матери. Моя любовь в чем-то была права.

Оглянувшись на шорох позади, я обнаружил еще одного. Мальчик лет пяти стоял в проеме с тарелкой какой-то снеди. Увидев меня, он попытался ускользнуть из комнаты, но запутался в разбросанном хламе и чуть не упал. Я не двигаясь, просто стоял среди этого затхлого мирка. Как вор, пришедший за чужими детьми. Не знаю, что на меня нашло, но я ненавидел их в этот момент и ребенок это чувствовал. Возможно, это была ревность, сидящая в подсознании, или что-то еще. Черт его знает.

- я от Нисы. Она сказала, что уезжает и не может больше о вас заботиться. Так что…давай, я помогу тебе собраться. Как тебя зовут?

- Саша. - вот и молодец. Давай сюда эту дурацкую тарелку.

Я начал суетиться как больной, не вполне соображая, что делаю, и понес всякую околесину. Слава богу, но мальчик стал доверять мне, так как возни с орущими младенцами я бы не вынес и наверняка сбежал бы, положив с прибором на все это добро. Я запихнул какие-то ползунки в пакет, велел одеться старшему и одеть этого, в манеже.

Саша глянул исподлобья и напряженно сказал:

- это она. Девочка. Моя сестра.

Как будто это что-то меняло.

- так или иначе, собирай ее и поехали. У меня нет времени.

Мне стоило большого труда заставить себя прикоснуться к младшей, но делать было нечего, пацан бы ее не дотащил. Я взял на руки закутанный сверток и направился к двери. Мальчишка, съежившись, стоял с пакетами и не двигался. Похоже, он не осознавал, что происходит.

- ну что же ты? Пойдем…. Так будет лучше.

Да, так будет лучше. Я знал, что подвожу черту, но это был единственный разумный поступок за последнее время. Я воровал у Нисы то, что ее держало возле меня, но, черт, разумный поступок – это все, в чем нуждались сейчас эти дети, да и я тоже.

Пока по дороге я названивал в различные распределители, приюты и тому подобное, вся эта дребедень вертелось у меня в голове.

- что? Да, нашел около подъезда. Двое детей, один лет пяти, и малышка около года. Где они сейчас? Да, еб…в моей машине говорю...диктуйте адрес…

Ниса разбила все, до чего смогла дотянуться. Высыпала на мою голову весь запас брани, хранившийся в ее мозгах. Возможно, в душе она была благодарна, что я избавил ее от необходимости сделать это самой. Все равно этим бы и закончилось, но ей приспичило изображать обиду:

- ублюдок.

Можно подумать, что слова я приму в расчет.

-не хочешь сказать мне спасибо?

-это были мои дети. Мои собственные. Ты больной, если не хочешь это понять.

-мне плевать, чьи. Ниса, ты их видела? Неужели это то, что тебе нужно от жизни? Мой ребенок – это ты. Если понадобится, я приставлю к тебе охрану или прикую наручниками к батарее. Так жить нельзя. Возможно, ты права, я животное. Но ни один нормальный человек не будет любить тебя так, как я. Потому что ты этого не заслуживаешь. Последнее слово за тобой, но то, что ты сейчас выберешь, - это последнее решение. Так вот, детка…

На меня накатил приступ ярости и я с трудом осознал, что крепко держу ее за волосы, а она смотрит на меня круглыми от страха глазами, не сопротивляясь и не говоря ни слова.

Вот как ты, милочка, любишь… Эта покорность так меня возбудила, что я содрал с нее одежду в одно мгновение. Вместе с пуговицами, как в первый день знакомства. Как будто я привел ее на одну ночь и между нами нет никого и ничего. Ни имени, ни обид. Только шрамы на ее спине. Я дотронулся до них и она прогнулась под моими пальцами. Отвела упавшую на лицо прядь, облизнула губы. По ее отсутствующему взгляду я понял, что ей на самом деле глубоко наплевать на всю эту бодягу. А как старательно изображала….

Ниса, таким как ты, не нужны дети. Таким, как я - не нужны тоже. Мы оба перепишем все сценарии, изобретенные сотнями поколений идиотов. Весь мир может считать нас дерьмом и выплескивать дерьмо на нас, но разве это имеет значение….

Пожалуй, это была последняя наша стычка. Она сдержала свое слово быть примерной женой. Личности, подобные Нисе не поддаются дрессировке, но одни правила вбиваются с кровью, иные – банально заучиваются просто от многократного повторения. Так или иначе, но расшибать лбом стены - это рано или поздно становится скучным.

Скука. Вот единственная причина, по которой кончаются мелодрамы. В конце концов, Ниса просто поменяла гардероб, а вместе с ним и образ мыслей: Живанши и Армани, больше она ничего не признавала. Когда пустота становится содержанием, она часто принимает самые изысканные формы. Сама жизнь становится искусством, купленным за баснословную цену.

Ниса училась этой науке в той мере, в какой я разучивался. Я никогда с такой ясностью не понимал, что она не любит меня. Мое сознание было прозрачным, как солнечный осенний день, когда падают листья и ты знаешь, что они уже не вырастут снова. По крайней мере, для тебя.

Я деградировал, а она просто становилась женщиной. Ухоженной, респектабельной дамой. С каждым днем мне становилось все труднее ее обеспечивать, я раздражался по пустякам и был временами невыносим, но Ниса умела быть благодарной. Она терпела выходки и старалась не ущемлять мужское самолюбие, а я видел, что ей скучно и катился дальше.

Однажды, по дороге домой, я заехал в одно из подзабытых мест и затарился кокаином под завязку. Не дойдя до квартиры, потерял координацию и просто сел на порог. Не знаю, как Ниса догадалась, но она открыла нашу стопудовую бронированную дверь и, сообразив с полу взгляда, затащила меня во внутрь. Я не хотел держать себя в руках и не владел эмоциями. Просто лежал на ковре у дивана и повторял сквозь слезы и сопли:

- только не бросай меня. Ниса, только не бросай.

Мы поменялись с ней ролями.

- Ниса, я ведь вытащил тебя. С такого дерьма.

Сорокалетний преуспевающий мужчина.

- Ниса, ты ведь никогда меня не любила, но жила вместе со мной. Поклянись, что не уйдешь.

С приличными счетами в надраенной до лоска машине VIP-класса. Отполировавший свою жизнь до зеркального блеска в глазах: пыль в памяти того, кто сам станет прахом.

- Ниса, мне страшно.

Она была нежна со мной, успокаивала, как ребенка. Но через месяц Ниса ушла. Так, как она уходила всегда: незаметно, стараясь не нарушить порядок вещей. Мой порядок вещей, пришедший к концу.

Трудно сказать, что я чувствовал. Старый паук, запутавшийся в собственной паутине, наглотавшийся пыли и умирающий от отвращения к себе.

Как там… «почил в бозе, насыщенный днями» - да, вот примерно так…. Хорошо бы.

«когда уходит любовь, начинается блюз»……

нет, ко мне пришла смерть. Не в виде больничной палаты, реанимации и прочего…она пришла под маской пустоты. Часами я сидел в сумерках и смотрел в ее глазницы. То, чего так боялась Ниса, все это время было рядом, жило в нашей квартире и ложилось с нами в кровать. Потом я начал понимать, что она хотела мне сказать. Когда любовь собрала чемоданы и даже тоска ушла от тебя, чтобы не умереть со скуки, ты видишь мир таким, какой он есть. Все становится по ту сторону реальности и ты узнаешь правду: ты мертв. Ты начал умирать, едва родившись, получал сердечные приступы, влюбляясь, и......

все отпадает, как шелуха.

В один прекрасный день, когда светит солнце и чьи-то дети играют в песочнице, вокруг тебя так тихо, будто все обложено ватой. Сахарной воздушной ватой, которую продают на аттракционах. И ты идешь по улице, наблюдая летящий по ветру мусор, единственный мертвый среди этого несущегося хаоса. А может быть единственный живой.

Семья, деньги, обертки от конфет: маленькие вихри, вздымаемые сквозняком над захламленной пустошью. Любовь была последним искушением, преодолевшим Христа. Он не прошел тест и пытался загладить свою вину проповедями:

Истреби в себе человека – и ты станешь богом. Вскрой себе вены – и ты обретешь бессмертие в царствии небесном. Бесчисленное воинство среди раскаленной плазмы, вдыхающее дорожки колумбийской звездной пыли по двести баксов за грамм. Ближайшие врата открываются в десять и вход стоит совсем не дорого.

Под утро я беседую с Мессией и выигрываю у него хайку, на которую ему нечего возразить:

Я стал разговаривать сам с собой.

Я перестал запирать двери на ключ.

Я бросил нюхать кокаин и начал колоться.

- Ниса уехала за границу.

Этот звук словно исходил из моей головы. Я спросил самого себя:

- когда?

голос переместился влево и щелкнул зажигалкой:

- а черт ее знает. Встретил неделю назад, в Брюсселе.

Тот самый высокий сноб, которого мы тогда встретили в ресторане. Я узнал его по мешкам под глазами. Мы сидели рядом за стойкой и, не глядя друг на друга, молчали. Я наблюдал за его попытками справиться с сигаретой, смотрел, как мелко дрожит узловатая рука, украшенная кольцом Бэбилон. Помню, Ниса купила такое же, спустя месяц после моей расправы над потомством. Слегка повеселившись этим воспоминанием, я оглянулся и увидел, что он тоже чему-то улыбается, разглядывая свой бокал. Он потряс головой, отчего кожа на его щеках запрыгала в такт, и негромко протянул:

- madness.

Потом встал и, не прощаясь, ушел. Больше его я не видел.

А потом мне позвонила она, моя зазноба. Сказала, что прилетает на две недели в Москву и не прочь меня повидать. То есть, если я не прочь. В общем, неплохо было бы встретить. А там как знать, как знать… Слушая ее придыхание в трубке, я обдумывал, сколько мне дадут, если я пристрелю ее. А потом я встречаю ее в аэропорту и смеюсь, как чокнутый, в туалете, выплескивая из глаз героиновый раствор.

Я смеюсь, потому что я купил плетку в секс-шопе и это будет первое, с чем она ознакомится. Я смеюсь, потому что в одном из ящиков моего стола лежит пистолет, но я еще не уверен… И выходя, я вижу, что она стоит, прислонившись спиной к стене. Среди сумок, багажа и посадок на рейс. Не отрывая затылка, встречает меня глазами. Год назад. Или еще раньше.