Литература

Пурпурная сказка

Как мы в дохлой ночи

Мозгами своими

Мочили жестоко домов кирпичи...

*

Ноздри вмерзли сами в себя и воздух выходит из ушей. Рюкзак, как забитая ногами подушка, свисает со спины и звенит пивными бутылками. Капюшон возле щек сияет инеем и блекло падает снег, словно не существуя вовсе...

Навстречу идет Мария. Ее волосы прыгают на плечах и грудь продавливает куртку наружу. Руки в карманах, а у меня забит нос... И фиг знает, что там делал все это время язык... Из-за этого сушняка он даже не хочет облизывать губы... Холодно, черт...

- Прыет... – нервно-напуганно вылаиваю я. – Ты не хочешь попить пива?..

Мария останавливается, глядит на меня блестящими карими глазами и где-то явно находится в другом месте. Я здесь скорее деревцо, около которого она в прошлом году целовалась с Германом. Ничего особенного.

- А где? – наконец она спрашивает кого-то.

- У меня...

- Хм... А Фифи?

- Что... Фифи..?

- Хм... А Фифи где?

- У меня...

- А как пиво пить?

- Так пиво пить же...

- Ааааааа... – понимающе тянет она, разворачивается и хохочет в стену дома.- Ну все равно... Фифи...

- Да к хрену Фифи! – я теряю терпение и сопли из ноздрей.

- Ну-ну, Трой... –«Боже, как же она прекрасна».- Ну-ну...

Она успокаивающе стучит мне по груди рукой, прикладывает ладонь к носу и хулигански блестит на меня глазами...

-Заходи ко мне завтра, Трой...

Я сейчас умру...

-В пять?

-В пять...

*

Со сковороды падает таракан. Наступить бы на него, но носки... Спагетти, как мертвые глисты и кем-то недогрызанная котлета. А к черту!.. Жрать охота...

Герман качается в кресле и пускает кольца в телек. Манчестер втухает... Фифи тоже. Она смотрит на меня из угла, как голодная шавка...

- Фифи... – говорю. – Я завтра уйду к Марии...

Фифи ржет. Ржет долго, потом кашляет в руку и уходит в комнату к Герману... Дура.

- Суки! – орет Герман и кидает скомканной в шарик этикеткой пива в лицо Бекхаму, который закрылся обоими руками и переживает в одиночку свой промах на глазах у ревущей, стотысячной толпы...

- Герман, Трой любит Марию... – ехидно влезает в футбольную драмму Фифи.

- Да пошла она!... – Герман гыкает и заливает в челюсть пиво.

- Ребзя! – кричу я в комнату, дожевывающим котлету ртом. – Я вас ненавижу! Вы ебанные ублюдки!

- Пошел на хуй! – гыкает рявканьем в ответ Герман, а эта дура опять ржет в руку...

Уроды...

*

Шаль – истинный арий – выходит на крыльцо в своем синем пуховике, постукивая руками в пышных рукавицах друг о друга. Глядит на меня. Улыбается...

- Ну что, говнюк? Счастья хочешь?

Мне опять кисло. Хочется написать на стене чего-нибудь этакое злобно залихватское о бабах-блядях. Но шедевр с «ебанным фонарем» давно вписал меня в списки плагиатщиков в любых измерениях... А все равно, эта сволочь... Какого черта она прогнала?

- Давай, женись на мне, Шаль... – говорю.

Шаль запрокидывается и хохочет. Им всем смешно...

- Любишь меня? - хитро светясь, спрашивает меня Шаль. Снимает шапку, ворошит вороненные волосы, надевает шапку обратно и обнажает жемчужные зубы. – А че на этот раз так кислит тебя?

- Мария... прогон... – я мстительно пинаю снежный комок под ногами. – Типа кинула...

- Ааааааа.... – Шаль продолжает улыбаться – Да фиг с ней, Трой! Расслабся. Сколько можно мучать себя?

- А если это любовь?

- Просто потрахаться?

- Кто говорит про трахаться?

- Все говорят, Трой! Весь мир... В любовь только играют. Для виду. Ты что, не в курсе?

- В курсе... Но я, блять, не все...

- Да, я забыл... – он опять снимает шапку и опять ворошит свою роскошную шевелюру. Опять одевает шапку. – Ты же особенный! Ну тогда это любовь такая... Настоящая, понимаешь?

- Да пошел ты...

- Да и вправду пора идти... – Шаль стучит примирительно мне по плечу и как-то чересчур серьезно влезает мне в глаза своими черными, собачьими и полушепотом спрашивает. – Так тебе счастья нужно, дружок? Пойдем, я подарю тебе его...

*

trip

*

Шаль кидает в костер ломанные свинцовые куски и говорит, что это Креатизон. Что дым от этого костра введет нас в трансовое состояние и мы сможем попросить высших сущностей о чем угодно... Если нас примут... Я ему говорю, что ему давно стоило прекратить эксперименты с этой токсикоманией и вместо этого свинцового говна кидать в костер книги Кастанеды... Шаль ржет, кидает еще один кусок и начинает вибрировать, как изображение на воде искаженное рябью на поверхности... Его растягивает за руки как плавленный сыр, а челюсть с белым частоколом падает прямо на пол... Видали и похлеще... Я смотрю на свои руки и вижу лапы тигра... Встаю на четвереньки и бегу по занесенному снегом лесу... Выбегаю на дорогу, испуганно гудит автобус... Как лошадь встает на дыбы, опрокидывается на бок и в склепном свете фонарей скользит в канаву... Хлопает окно... визги, крики... Фонтаном взлетают осколки стекла и пару фигур выпрыгивают из зеленой коробки как из катапульты...

А я бегу дальше... За каким-то солнечным кругом перед глазами. Он смеется как ребенок и переливается всеми цветами радуги... Там моя мама, мое детство, там мир заслоненный широкой спиной отца, там плечи брата над водой реки и мои малюсенькие ступни нежно лижет вода...

За спиной грохает автобус, кашляет два раза гулко, с отплевыванием, отхаркиваясь как заядлый курильщик... Солнечный круг передо мной визжит... Я вижу как моих родителей разрывает пламя и смешивает их с зеленым железом, а брат на дороге рвет волосы и через день он прострелит свою общипанную голову, не в силах вынести пустые гробы до ямы...

Я долбанный тигр, я просто долбанный тигр ... я зритель смерти...

Мимо проносятся сырые, корявые стволы деревьев, хлесткие ветки хватают за бока и вырывают шерсть. Из круга выпрыгивает заяц. Пушистый, упитанный заяц. Я должен разорвать его в клочья, я должен вырвать ему глаза и сожрать его мозги....

С рыком бегу за зайцем, он виляет между деревьев, ныряет в сугробы, выныривает вновь, а я с отточенным постоянством, по прямой, вырываю когтями снег и мой рык трясет деревья и шапки снега падают с них... Моя лапа вздымается в воздух и с размаху влетает когтями в девственный, нежный пушок... Зайца вздымает к небу, проткнутого насквозь... Но смеющегося... Смеющегося как... как... Фифи... Шаль?... Это ты, Шаль?

Шаль подмигивает мне мертвым, синим лицом и на его место приходит Мария... И кровь течет по когтям...

*

- Ведь твои родители живы? - спрашивает Шаль поморщившись. – Не кури в мою сторону этим дерьмом.

Я отворачиваюсь и выпускаю из своей прокуренной пасти толстую струю дыма.

- Ага, – соглашаюсь. – И брата у меня нет.

- Мда... Трагедии, охота, кровь... – Шаль озадаченно теребит пальцами смоляную челку. – Ты просто какая-то злобная бестия... Мясо тебе подавай...

- Типа счастья не будет?

- Да оно тебе не нужно.

- А любовь?

- Я подозреваю, что твоя любовь хочет вырывать глаза и жрать мозги, – Шаль встает и застегивает куртку до горла. – Ты посиди, подумай. А я пока по делам. Ты даже вот что... Посмотри на себя в зеркало и честно расскажи себе про себя... Может и есть счастье для таких маньяков как ты... Но для начала перестань рассказывать себе байки про любовь и посмотри на свою жизнь...

*

Да что на нее смотреть. Незачем... Это состояние вечного похмельного утра. Кажется, что всему миру легко, весело и перспективно. Все утопают в блаженстве смеха, а тебя бьет током в затылок и череп загорается в потемках в виде тюремной решетки...

Что на нее смотреть... Я каждый день слышу как она орет из сартира «занято» и спускает себя в унитаз...

Если бы родители были живы, все было бы по-другому... Если бы брат был жив... Я бы не упал так низко... Если бы я не остался один... Я был бы таким же идеальным как ты, Шаль...

Но ведь это все не твое дело, Шаль... Не твое...

*

- Мне почему-то очень срочно, невообразимо важно, нужно сказать тебе, что ты бич хуева!

Мария судоржно пялится на меня, что-то нервно сглатывает и даже знать не хочу, чего у нее там в зобу вспухло. Я вижу она растеряна, как мое бриллиантовое колье... моя жизнь.

- Да... – продолжаю злобно лимонить ей в харю кислотой своей сущности. – Ты сука, блять, имей ввиду, дрянь едренная, что я тебя на хуй, во все дыры отдрючу, сучара, бля... А-ну, пшлааааа вон!.. Ссссссука!

Моя рука взлетает в воздух, в полусне, в полужидкой жиже реальности, несется с хвостом... прямо... Я даже сам не могу поверить в это... Раздается хлесткий шлепок... Лицо Марии отворачивается от меня и ее волшебные волосы сыпятся дождем на плечи. Ее взрывает, слезы брызжут во всех направлениях. Она захлебывается и как-то отчаянно, запуганно, забито, одиноко... падает мне на грудь и сотрясается рывками от плача...

- За что, за что?... Я же только... Я же только...

Ее плач растопляет что-то в моей груди, я ничего не понимаю. Меня что-то плавит... Ноги подкашивает косой и я начинаю дрожать. Я обнимаю, прижимаю ее к себе и во мне воет волк, загнанный зверь, в тупике, умирающий от боли, от иссушающих его тело ран...

- За что?.. – рыдающе продолжает пытать меня Мария. – Я же только сказала... Что... Что люблю теееееееееееееееееееееееееееебййййййййааааааааа... ШААААААААААААААААААААААЛЛЛЛЬ!....

Волка сбивает с ног тигр и разрывает его напополам. Моментально, почти безвучно... Рык тигра вырывается из меня и мне кажется, что мои глаза сейчас прольются на штаны липкой блевотиной от злобы. Я отрываю от себя Марию и вылетающими изо рта кишками ору ей в лицо... Просто ору ей в лицооо.... литсо... тсоооооо...

Наверное, как обычно бывает в таких случаях, как всегда, как обычно, обычно завсегдатайски... человек просто пугается... Он просто ОЧЕНЬ СИЛЬНО пугается... Но не так как испугалась она... Она побелела так, словно ей смерть показала отрубленную голову отца, держа ее за волосы. И в его мертвых, проеденных червями глазницах она увидела меня...

Мария бледнеет, белеет... Мои мозги познают опыт Хиросимы, а она успевает три раза упасть, пока убегает от меня... И еще два раза перед этим я успеваю настучать ей по роже...

*

still triping

*

Я открываю глаза...

Гулко... Насквозь, навылет полетело в пространство эхо... Это туннель. До боли знакомый, темный, черный. Сухой и холодный и никого вокруг. Дорога. Бег... то ли вперед, то ли назад. Безумный и уставший... И плотный холод в нем крошит мои зубы собой...

Где-то вдалеке, где-то там далеко... Недосягаемо для меня... Вспыхивает маленький кружок света, в котором я скорее интуитивно чувствую, нежели осознанно узнаю Шаля, отряхивающего зимнюю шапку от снега... Которого никогда не было и не могло быть здесь.

Гулко... Насквозь, навылет полетело эхо... сквозь меня... и взболтнуло стены туннеля, как утопленник взбалтывает ровную поверхность озера последними выдохами из рвущихся легких...

- Ты... видел... как ты спишь...

- Посмотри... как ты заснул...

Бормочут миллиарды Шалей из маленького кружка света, в котором сыпется снег, которого никогда здесь не было и быть не могло...

*

Фигуры... Постоянно меняющиеся фигуры. Конусы, круги, овалы... Иногда они становятся бесформенными, как прожеванные миллионы раз жвачки... Они мерцают, вспыхивают, гаснут и снова зажигаются... Как рождественские елки, как сломанные телевизоры, как горящие квартиры или страсти... И как разлагающиеся со скоростью света трупы, в них одни лица сменяют другие... Одни существа приходят на смену другим... И нежное, изящное лицо женщины, сменяет пульсирующее сердце собаки, которое взрывается как перегоревшая звезда и заворачивается в спираль, чтобы мириады цивилизаций смотрели в тебя в одно мгновение из одной убогой точки...

Фигуры... Из них, друг в друга, бьют разноцветные, дерганные, ломанные, нервные, легкие, текучие, спокойные, волнистые, запутанные, распутанные, толстые, короткие, большие потоки...

Фигуры... Все это высасывают друг из друга и впихивают это в тебя.

Фигуры... Обменивающиеся бесконечностями... Под одну глобальную оперу и ритм, под одну пьесу, которая правит всем...

Я весь прошит информацией и меня кидает из одной кристаллической, наэлектризованной решетки в другую.. Одна решетка заезжает во вторую, выезжая из третьей, чтобы поместить тебя в четвертую из которой жадно вибрируют щупальца информационного голода...

Ко мне тянется острый, как бритва огненный луч. Протыкает меня насквозь и странное желание разливается кипятком в моем сознании...

«Свобоооооооооодаааа.... Свобоооообооодаааааа...»: шепчет хитрая змея, свешиваясь с дерева: «Свобооооооодааааа, попробуй ее ибо нет ничего слаще». Хитрая змея, хитрая змея познания...

Фиолетово-синий куб движется в меня, с хаотично мерцающими в нем бесформенными формами сознаний... Цветные шланги в агонии, потрескивая, тянутся ко мне... И я ошалело, испуганно, но фанатично уверенно выбрызгиваю из себя «НЕТ!»...

Все гаснет... Темнота... Я поменял системный хаос на бездвижный туннель... И когда часы пробивают двенадцать, когда секундная стрелка, как ленивая улитка, неторопливо и до вечности долго разменивает пятьдесят девять на ноль-ноль, я неумеючи глотаю воздух, я вылезаю из чрева и получаю удар по заднице... Из меня льется плачь...

«Свобода...»: шепчет напоследок змея, подмигивает и слизывает раздвоенным языком тела моих родителей, стерает их и вкладывает пулю брату в мозг... «Ты свободен теперь»: хитро шипит змея:«Свободен делать, что хочешь. Можешь ЖИТЬ как хочешь теперь. Ты свободен теперь...».

*

trip ended

*

Руки дрожат. Они замерзли... В рванную дырку на крыше флегматично влезает и бездушно пялится на меня луна... Я встаю, пошатываясь отряхиваюсь от снега... И отчего-то плачу... Сам не знаю... отчего...

-Шаль!.. – устало и хрипло зову я через ватную тишину своего друга. – Шаль!..

Темно, никого не видно, да наверно и нет никого, как-будто и не было никогда... Я выхожу на улицу...

Снег с бешенным рвением засыпает город и кажется, что всех живых согнали в огромный подвал и спрятали... ни горящих фонарей, ни горящих окон... И только моя жизнь избито плетется за мной, хнычет, шмыгает носом и просит ее убить...

Я разворачиваюсь и вижу худую, босую, измученную девушку в грязной ночнушке... Она закрыла лицо руками, а на руки спадают длинные, кудрявые волосы... Ее угловатые плечи дрожат от невероятного напряжения, словно жаждут разбежаться по сторонам и разорвать ее надвое...

Я тяну к ней руку... К ней, к моей жизни... Которую я раздел, изнасиловал и выбросил на улицу, чтобы ее заживо хоронил снег... Я дотрагиваюсь до ее волос и она падает сквозь землю, осыпается тонким пеплом меж пальцев и исчезает...

Я понимаю, что видел ее в последний раз... Что больше этой жизни нет... Я убил ее наконец... Доделал свое черное дело...

Холодно, черт... Мне нужно домой... домой...

*

Фифи сонно трет кулаками глаза.

-Ты че обалдел? – недовольно сипит она. – Четыре утра! Какого хрена тебе нужно!?

Я грубо отталкиваю ее и вваливаюсь в коридор. Включаю свет и стягиваю с себя куртку.

- Заткнись, сука...

- Шаль, ты в своем уме!? Чего ты сожрал, болван??? Где этот урод? Почему не с тобой?! А? Где эта скотина - Трой!?

На меня падает потолок и органы склизко стягиваются в узел... Фифи все громче и навязчивей закидывает меня вопросами, требовательно хватает меня за плечо и истерично трясет его своими костлявыми руками... Я медленно поворачиваю голову к зеркалу и слышу как один за другим, c сухими щелчками, вылетают позвонки моей шеи и с чавканьем лопается кожа на затылке...

А в зеркале... В зеркале усталый, замерзший Шаль... С засыпанными снегом... вороненными волосами...

*

Снег ушел и включили фонари. Свет вернулся в окна.

Он там... Лежит у потухшего костра. Желтолицый ублюдок в капюшоне, чей труп забрал моего друга... Я переворачиваю его на спину... Он кашляет и с закрытыми глазами шепчет мне сквозь замершую слюну...

- Это подарок, Трой... Возвращайся...

*

Тело выдыхает из себя Шаля и сдувается, как проткнутый мяч... Где-то смеется девушка... Но эта уже другая. Ни худая и не кудрявая... Пока еще живая... Жизнь...

*

Возвращайся...

Dead end.