Литература

Холодна и темна была бесконечная декабрьская ночь. Выла и металась по пустым улицам колючая злая метель, раскачивая вывески, ломясь в темные окна. Но царство сна она не могла разрушить, и этим пользовались усталые беспокойные люди: дети и взрослые, бедные и богатые. Все они знали то единственное место, где можно было спастись от суровой действительности.

Но вот маленький человек не спал. Он сидел на полу посреди своей комнатки спиной к окну и неустанно дрожал. Вокруг сплошь были разбросаны листы: какие-то рукописи, школьные задания. На пустом столе горела тусклая лампа. Еще одна, поярче, светила над застеленной кроватью. Казалось, что над человеком, сплошь окруженным светом, мрак сгущается все сильнее.

«Я всех вас ненавижу, - думал он, - что же вы творите? Во что превращаете мир?»

Небольшой фарфоровый котенок глядел на него добрым непринужденным взглядом с высокой книжной полки. Глаза человека встретились с ним. Ярость вспыхнула и потухла. Человек обессиленный рухнул на пол, неподвижно уставившись в потолок.

«Убийства, ложь, насилие – для чего? Для мини-бара у кровати, для собственного пляжа на солнечных островах…для лидерства по количеству внутреннего валового продукта?! Стоят ли проценты людских жизней?

Великая страна..., - усмехнулся человек, - та ли страна великая, чей бюджет в десять недосягаемых раз превосходит суммарный европейский, чей экспорт приносит больше дохода и выгод, чья территория на миллиард лет вперед обеспечена необходимыми природными ресурсами?»

Оконное стекло едва выдерживало суровые удары. Человеку казалось, что оно вот-вот вылетит из рамы или попросту разобьется.

«Я все же такая же дрянь, как и остальные!.. Меня пронзает негодование не из-за людской тупости и обреченного мира, а из-за двойки по алгебре, которую получил двенадцать часов назад».

Он засмеялся. Его сдавленный смех был больше похож на стоны при длительной неутихающей боли.

«Я плакал, как ребенок, из-за глупой цифры. Какое значение может иметь простое число? Это мы вкладываем в него этот смысл, что иметь его на разлинованном листе напротив своей фамилии – величайшая катастрофа, что этого надо избежать любым способом, что порой обман – лучше, чем двойка! Вот, чему я выучусь в школе, вот, что расскажу своим детям!».

«Ах,…человек хотел перехитрить всех, был умнее всех: животных, Бога, других людей,… а в итоге перехитрил самого себя! Несчастный! Он вечно обречен, ходить по замкнутому кругу, восклицая, что знает, где выгоднее повернуть, и высоко задрав голову, гордо наступит на железные зубцы древних, как человек, грабель и сломает свой нос в тысячный, а то и более раз».

Он схватил первый попавшийся под руку лист.

«Вот! – он прочел, - «В чем ошибка умеренно правых революционеров в семнадцатом году? О, нам легко судить по прошествии века, как лучше было сказать и когда устраивать мятеж, какая идеология выдержит испытанья на людях, а какая чужда человеческой природе!».

Он отбросил бумагу и вновь лег на пол.

«…Почему мы никогда не задумываемся, а если и задумываемся, то пугаемся собственных заключений и спешим обратно к протоптанной тропе жизни?

Да! Это страшно – то, что можно увидеть, задумавшись хоть раз. Но стоит ли бежать от излюбленной всеми правды. Мы так настойчиво требуем ее, а когда получаем, невозмутимо отводим газа, делаем вид, что ничего не произошло, начинаем придираться, не соглашаться».

Он вспомнил об алгебре.

«Ненавижу вас? Вы делаете все что можете, только то на что способны ваши скудные мысли! А все, что требует усилий и выдержки, отбрасываете, как ненужное, аморальное, пустое!»

Резкий невыносимый скрежет раздался где-то, со стороны окна, точно кто-то царапал ногтями стекло.

Человек вздрогнул и вскочил. Его комната предстала перед ним такой, какой он видел ее каждый день – спокойной и пустой. Прошло несколько секунд, испуг понемногу исчезал. Маленький человек остановил свой взгляд на сияющем стакане с водой на прикроватной тумбе. Он вынул из ящика «успокоительное», повертел в руках коробку, наткнувшись случайно на «способ применения: 1-2 таблетки 2 раза в день». Он вытащил таблетку и быстро ее принял. Это была уже седьмая на день.

Вихрь белой метели снова ударил в изнывающее стекло. Человек сел на кровать.

Отрывисто, но отчетливо промелькнул перед его глазами сегодняшний день.

Прошлым утром человек проснулся рано, совсем не выспался. Десять минут в ванной он со слезами на глазах рассматривал внезапно вскочивший прыщ на носу. Позже никак не мог изловчиться и застегнуть пуговицу на манжете. За завтраком он пролил молоко, и все время, отведенное на завтрак, протирал пол, стол, замачивал промокшую насквозь кружевную салфетку.

По пути в школу его от нечего делать обругал за смирный вид местный задира. Ожидая у класса учителя, человек с болью в темных свои глазах наблюдал двух ссорившихся девочек из младших классов. Одна «последними словами» обзывала подругу, за то, что та случайно испачкала мелом подол ее нового синего бархатного платья.

Ближе к концу занятий, на алгебре, не решив задания, он был публично отчитан учителем, по словам которого он будет обречен на несчастную жизнь и вечный огонь ада, если не возьмется за глубокое изучение математики.

«Я люблю знания, я очарован историей и мой досуг – философские трактаты, зачем я должен тратить время на то, что никогда не пригодится мне, и чем я никогда не пригожусь другим?»

По пути домой он мельком наблюдал, как какая-то бабушка громко ругала незнакомого мальчика за «вызывающую и развратную» серьгу в его ухе.

В новостях сообщили, что неудавшийся предприниматель застрелил своего удачливого лучшего друга, чтобы ограбить его на двести долларов, которые нашел в его кошельке.

Человек уселся за уроки часов в пять. «Темная личность князя Василия и мораль, которую вы могли бы для себя вынести» - гласил один из вопросов в учебнике по литературе.

«Можно ли подступать к изучению человека, уже воспринимая его, как нечто отрицательное или положительное? И должно ли вообще определять людей в черные или белые списки? Плох для кого?

И разве зло – это несчастье, когда единственно несчастье способно окрашивать так называемую радость в ее радужный цвет?

Суровый Гераклит, почти одинокий среди современников и среди несущихся потоков и эпох истории, немногословный в своих речах, оглушил грядущую бесконечность мудрым своим шепотом: «Жизнь – борьба, борьба противоположностей». Но дальше идет шекспировский Гамлет, выросший неподалеку от бездонной пучины: «ибо сами по себе вещи не бывают ни хорошими, ни дурными, а только в нашей оценке», - человек отвел взгляд от бумаги, - Всякий знает в наше время заповеди Божьи и каждый знает, что будет в конце концов держать за себя ответ. Вдалбливать в поколение «добрые намерения» такими порциями, с такой яростью и настойчивостью – бессмысленно и глупо. Проблема не в том, что мы не имеем представления о благодетели, которую непрерывно требуем друг от друга, а в чем-то другом. Но в чем?

Было бы куда лучше, если бы мы занялись поиском этой проблемы, вместо бесконечного расчленения человеческой души на черные и белые куски».

Человек вздохнул и с неприязнью глянул по сторонам. Сам себе он мерещился до того крошечным и незначительным , что только омерзение имело место в его мыслях, затмевая даже закаленный мощный рассудок.

«Я всех вас ненавижу! – заплакал человек, - что вы знаете, что понимаете? Вы убиваете друг друга своей «добродетелью»!»

Вновь невыносимый звук проткнул его ноющую голову, и глубокая тьма зашевелилась в далеком углу под столом.

«Будьте вы прокляты! – закричал человек.

Щелкнула и потухла лампочка над кроватью. Человек вздрогнул и вскочил с постели.

Он смотрел, как расплывается по стенам темнота, заглатывая, точно живая, все, что попадалось на пути. Человек медленно отступал к окну, забрался на подоконник.

«Нам делают больно, потому что мы позволяем, нас убивают, потому что мы не сопротивляемся,… не сопротивляемся друг другу…?

Что же я говорю? Разве человек – враг человеку?

«Все люди братья»,…люди ли мы еще? «Каждый сам за себя»…! Мы – звери с поразительной способностью уничтожать все, что считаем прекрасным, что бы по собственному плану на расчищенном месте, заново сотворить прекрасное. Но мы почему-то всегда оставляем будущее произведение недоделанным. Где - нет крыши, где -нет вовсе и фундамента. Ссылаясь на ошибки в чертежах, откладываем, переделываем, не удовлетворяемся, ломаем, меняем мнение, нанимаем других рабочих, выбрасываем старое, ищем новое, мнемся с ноги на ногу - обеденный перерыв, - зачаровываемся и умираем… этого ли хочет от нас вселенная, этого ли мы хотим от друг друга?»

Человек сидел на подоконнике, дрожа от негодования и страха, наблюдая, как нечто кошмарное невыносимо медленно глотает его маленький мир и приближается к нему. Оно представилось ему на мгновение в виде приведения, ужасней которого не могла бы вообразить ни одна фантазия. Затем оно превратилось в чудовище с несчастными, налитыми кровью глазами.

«Все – вздор, все – напускное! Все погрязло в красиво украшенных догмах лентяев и бездельников! Нам вечность подарила Бога, нам Бог подарил смысл. Вам мало?! вы устали от вашей излюбленной «благодетели» и клочок бумаги с «семью заповедями» - вот ваше целомудрие?! Устали? Так отступите, отдохните, но не убивайте человека, не убивайте друг друга от скуки, ради развлечения!»

Что-то холодное коснулось его плеча.

«Жалкие люди! Расстреливаете своих пророков, а потом удивляетесь, что не складываются ваши цифры по законам неизменной математики! Нет вам спасенья, проклинаю вас!»

Он со всей силы толкнул стекло. Оно разбилось и зазвенело тысячью сияющими колокольчиками. Тяжелые снежные струи подхватили человека, но удержать не могли. Грозно повисло над головой непонятное зимнее небо.

«Я мог бы рассказать вам, - испугался человек, - ведь не страшно говорить истину и не быть услышанным, страшно молчать об истине, из страха не быть услышанным, - человек хотел заплакать, но понимал, что не успеет, он хотел закричать, но знал, что никто не услышит, - прости, что подвел тебя Боже…»

Боль длилась мгновенье, а следующее мгновение было пусто и безжизненно. Неподвижное тело лежало в невысоком сугробе. Над ним с победным видом и довольной улыбкой стоял, темнея, Гнев, нежно поглаживало разбитый лоб грустноглазое Отчаянье. А человека здесь уже не было. Кажется странным, что секунду назад он был, а теперь уже нет. Такая скорость во много раз превосходит скорость света. Не каждый ученый смеет мечтать о такой быстроте. Ученый сидит в лаборатории среди отчетов, опытов, тестов, размышляет о космосе, других мирах, других возможностях. Он думает о счастье, о величии науки, о величии человека! И, как только очистится небо от снежных туч, замечтается и гордо и долго будет любоваться сияющими, недостигнутыми и нетронутыми пока рукой человека далекими звездами.