Литература

Мы несемся по длинному шоссе.

Скорость такая, что все кажется немного неестественным. И солнце, бьющее ярким пламенем в лобовое стекло, и музыка, доносящаяся из старого радио, и мокрое липкое пятно портвейна на моей правой штанине. Это все Лена – скажите спасибо ей. В данный момент она размахивает початой бутылью, рискуя задеть макушку Игоря. Хотя, ему все равно. Затяжка хлипкой самокруткой способна делать чудеса с нервной системой человека.

Сигаретный дым наполнил салон. Можно задохнуться. Тем не менее, никто не спешит открывать окна. Мы заперты в гнилой консервной банке, стремящейся вникуда на полной скорости. За рулем – Стас. На соседнем сиденье – Иришка. Только я называю ее так – Иришка.

Сзади Лена и Игорь.

Сзади всего лишь я.

Возможно, все сложилось бы по-другому. Иногда нужно проявить немного решительности и жизнь пойдет как по накатанной. Я бы не задыхался никотином, если бы повернул по часовой стреле ручку бокового стекла. И портвейн не перелился бы на старые, но сухие и нравящиеся мне синие джинсы – стоило только и всего – вырвать злосчастную бутылку из рук Елены.

И вообще – можно принять вариант того, что поутру я сказал «нет».

Тогда и консервная банка, и это проклятое шоссе сейчас жили бы только в моих снах.

- Сделай громче – это моя любимая песня, - хохочет Лена, пытаясь вырваться из рук укуренного Игорька.

Стас послушно выполнил просьбу – и вот салон, задыхающийся в парах белого дыма, вздрогнул от громких аккордов. Играли «The Sex Pistols».

- …I am the anarchist-e-e…- процедил сквозь зубы Игорь и прыснул со смеху.

- Твою ма-а-ать…- Лена протянула мне портвейн.

Я отпил небольшой глоток и уткнулся лицом в грязное мутное стекло. Куда мы едем? Где мы сейчас находимся? Иногда нужно сказать «нет». Иногда, нужно остановиться.

По обе стороны от машины, подобно бесконечному космосу за серыми облаками, тянутся зеленые деревья.

- Скоро они закончатся, - рассуждает Стас, ловко обращаясь с баранкой.

Я наблюдаю за желтыми колосьями спелой пшеницы.

- Буквально месяц – и серп сотрет их с лица земли, - Иришка красит губы яркой алой помадой.

Все недосягаемо. Все имеет разумные границы. Даже этот чертов портвейн.

Бутыль вылетела на улицу – Игорь не поленился приоткрыть дверь.

Все должно заканчиваться. Это касается и «Anarchy in the UK». Иначе жизнь не имела бы смысла.

И вижу только одно – недосягаемость. Я шепчу одними губами: «Зачем ты здесь? Что в тебе таиться? Каково предназначение этой непонятной, но такой знакомой линии в конце пути…».

И облака пытаются мне ответить. Пытается ответить и древо, влажными каплями на зеленых листьях. Шепчет, вдохновляемая свежим ветром пшеница за окном. Здесь храниться один большой ответ на очень важный вопрос.

Но я не слышу их.

Мы несемся. Смеемся. Песня давно смолкла с последним ударом медиатора по струнам басс-гитары, но Стас не стал возвращать регулятор громкости на исходную позицию. Так что теперь приходится слушать занудный голос диктора, вещавшего последние новости. Я взглянул на циферблат часов – в самом деле. Наш путь длится уже второй час.

- Просто расслабься, старик, - слышу я голос Игоря. Одновременно с этим кто-то сует мне под нос белую папироску. На краешке коричневой бумаги застыла не успевшая высохнуть липкая прозрачная слюна.

- Держи, братишка, - Ира хохочет сквозь размеренный голос, рвущий пространство над головой из гнезда динамиков. – Это поможет тебе избавиться от мандража.

Иногда нужно сказать «нет».

- Иногда нужно послать «на хуй» свое иногда, - Леночка прикуривает косяк.

И мой, и свой собственный.

Недосягаемость. В каждом ее жесте, в каждой морщинке на лице. В лучах солнца, в мелодиях ветра, во всем…

Мутная белая пелена. Неужели мы стремимся именно к ней? Наверное, парень за рулем знает, что делает. И девушка, расстегивающая ширинку его брюк тоже «просвещенная». А эти двое, что хохочут без остановки, точно знают, в какую сторону нам направится.

Они ведут меня за собой.

Или я следую вслед за ними. Просто хочется что-то изменить. И неважно, в какую сторону. Туман на корке головного мозга. Он просит прощения у трезвого рассудка за то, что ни одна разумная мысль не в силах отыскать свое место в его дымке. Он плачет предрассветными дождями и манит к влажной земле ласковой сыростью. Он хочет отвлечь тебя от самого важного и главного, что только ты мог бы заметить вокруг всего этого беспорядка. Тело наполняет вялое чувство. И ты называешь это усталостью. Слезы застывают на глазах близких людей в тот момент, когда ты так нужен, а тебя нет.

Ты называешь все происходящее отсутствием времени.

Туман заставляет верить в то, что любое событие живет тем именем, которое ты подарил ему в приступе собственного страха. Страха перед самим собой.

Я устал обманывать самого себя.

- Прекращай такие сеансы терапии над собственными нервами, - постанывает Лена – Игорь надолго впился в ее липкую влажную шею своими сухими губами. – Ни к чему хорошему они не приведут.

- Оставь мои брюки в покое, - Стас отталкивает Иришку. – Не видишь, бля, я за рулем…

Ирочка замолкает, сжавшись незаметным комочком на смявшемся чехле соседнего сиденья. Еще перед поездкой я успел прочитать в складках этой белой тряпки крупную надпись «Лада».

Ира плачет. Сквозь слезы делает очередную затяжку.

Лена отпускает колкость в сторону озверевшего Стаса и, склонившись над грязными ковриками, покоившимися у наших ног, легонько касается плеча Иришки. Она шепчет слова утешения.

«Все, что нам нужно, - это любовь…» - в динамиках надрывается Джон Леннон в дуэте с вечно стильным Полом Маккартни, а Игорь трясет меня за руку, спрашивая, не найдется ли в моем кармане лишнего гондона.

Мы несемся по бесконечному шоссе.

Мы несемся окутанные белым туманом.

Мы несемся, не прислушиваясь к тихой песне соловья, бьющегося в сказочных чарах перламутрового рассвета.

Уверенные в своих поступках. Знающие, что именно нас ждет впереди.

Иришка не прекращает рыдать.

- Кто-нибудь, заткните ей глотку!- утренний портвейн заставил Стасика увлечься игрой в беспечного ездока. Его больная любовь к машинам переросла в страсть, и никто не мог сбросить горечь порыва этой страсти. Впрочем, как и скорость машины.

- Сам заткнись, придурок! – Лена вскипела. – Уже и так успел дров наломать. Да отвяжись ты!- Игорь получил легкий толчок в лоб. В хохоте он упал на сиденье.

- Ладно, Ира, все в порядке. Ну, ты чего?- Лена укоризненно покачала головой, заметив безуспешность собственных попыток вернуть подруге хорошее настроение. Вместо продолжения своего «дружеского» монолога, она обратилась к притихшему мне:

- Макс, у тебя «косяк» сейчас из пасти выпадет…

- В самом деле? – я не заметил, как засмотрелся в окно. Сигаретка повисла на моей нижней губе, готовая в любое мгновение окунуться в темную пропасть у основания заднего сиденья.

- Если не хочешь курить – помоги людям, которые в этом нуждаются…- Игорь ловко выхватил косяк из моих дрожащих пальцев и моментально сжал его своими желтыми зубами.

Ира перестает плакать.

Пол Маккартни продолжал петь.

- Боже, да сделайте же тише это гребаное радио! – вскипела Лена, поправляя мокрую от пота белую майку. Во влажном пятне я без особого труда могу разглядеть ее розовую кожу, упругую грудь, маленькую родинку под левым соском.

Все, все недосягаемо…

- Почему же, очень досягаемо! – Игорь попытался просунуть голову под майку своей агрессивной подружки. Та только оттолкнула небритого ухажера:

- Иди, кури свою травку, урод…

Песня соловья…

Однажды мы найдем в себе силы остановиться. Только когда, когда мы осознаем всю значимость этого переломного момента?

Только в ту минуту, когда с обветренных губ сорвется признание. Признание перед собственной совестью:

- Это всего лишь призрак. Призрак, смеющийся в тумане, зовущий нас в свое шаткое логово в самом конце этой линии. Этой бесконечной полоски, которая просто играет роль глупого разделительного знака. Что-то вроде пометок на ржавых столбах у проезжей части. Это просто знак, и ничего больше. А образ в тумане, весело смеющийся и шепчущий слова под мочку уха – привидение.

Травка бьет в голову.

Каждая извилина наливается кровью и начинает, бешено пульсировать. Все вокруг сливается в одну большую панораму, все внезапно находит нужное объяснение, каждый темный силуэт, что беснуется за рисованными декорациями, начинает гордиться собственным, раннее неизвестными серому веществу, именем.

Мир занимает положенную ему позицию.

А призрак в конце шоссе режет бритвой кисть собственной руки. Он медленно проводит лезвием по грязной коже и довольно кричит мне в лицо:

« Посмотри, посмотри, посмотри!!! У меня есть кровь. И я существую! Я реален. Вся эта поездка, все это стремление к моей хижине на зеленой опушке леса, и тот прозрачный звонкий ручей у порога – помнишь фотки из альбома, который я подарил тебе на день рожденья – все это настоящее.

Именно там – истина.

Именно там – безмятежность.

Стремление к скрипящей двери моей избушки – вот смысл каждого твоего вздоха. Она не исчезнет! Эта линия, эта полоса в конце пути! Она таит в себе настоящее сокровище. Найди его. Обрети меня…»

Я вижу демона песни соловья.

- А вроде много не курил…- задумчиво протянула Лена, откручивая пластмассовую крышку прозрачной бутылки с минералкой. – Эй, Гарик! Парню прилично вставило твое зелье…

- А это он только две затяжки сделал. Чуть хорошую вещь не перевел напрасно, ботаник херов…- Игорь проводит пальцами по засаленным волосам и весело подмигивает мне.

- Чуть мне тачку не спалил, - хохотнул Стасик, выруливая на встречную полосу, вследствие чего красный «Запорожец» вылетел с проезжей части на покрывало зеленой травы, изредка увенчанную высохшими кустарниками самых разнообразных форм и пород.

- Вот та-а-ак…- удовлетворенно протянул он.

- Йо-хо-о-о!!! – воскликнул Игорь и смешно всплеснул руками.

- Вот придурки, - Лена только качает головой, и ее усталый взгляд вновь падает в мою сторону. – Макс, е-мое, да что с тобой?

Я молчу. Слова рождаются в голове, но мысленный процесс, отвечающий за их транспортировку в живой мир, всякий раз высыхает в непонятном пекле. В пекле, что заставляет закипать кровь. Обливаться сердце свежей порцией крови. Ад, врывающийся в сознание с, гнетущим задыхающиеся легкие, дымом.

Усталость, да и только.

Там, где шоссе изгибается асфальтовой дугой, вокруг бесконечных полей пшеницы я все еще вижу силуэт. Я все еще пытаюсь понять, услышать, и отвергнуть. Отказаться от собственного участия в стремлении к мрачной хижине, замершей посреди осеннего леса. Картину рая на земле, тихого уголка, воссозданного по подобию забытого Эдема, превращает в руны страх. Потому что за той скрипящей дверью притаилась угроза. Угроза, несущая перемены в облике призрака дорог, четкой линии вдалеке. А рана, обжигающая огнем кисть незримой руки, на самом деле, не истекает кровью. Из нее бьет ветер. Пропитанный запахом пожарищ с далеких пашен. Приносящий вместе со своим веянием гудки встречных машин. Песню соловья. Чужие мысли, повисшие в атмосфере из-за неосторожно сказанных слов. И притихший голос Иришки:

- Останови машину.

Я не слышу.

- Отвали! – Стас увлечен дорогой. Его правая рука зависает над коробкой передач, волосы рассыпаются белой перхотью в хаотичном состоянии на голове, карие глаза устремлены вперед.

«Видишь ли ты угрозу?».

Игорь затягивается «косяком».

- Останови машину!

На этот раз даже Стас проигнорировал ее просьбу. Только туман слышит в каждой нотке голоса требование. Сжатое недавним рыданием. Прихорошившееся губной помадой и дорогими женскими духами.

«Видишь ли ты облака?»

Осень врывается на далекую опушку. И солнце кажется не таким теплым. Даже оно чувствует угрозу. Краем уха я слушаю прогноз синоптиков на сегодняшний день – радио все еще работает. Тепло? Ясная погода? Почему вы врете, ведь там, впереди, за линией и потной спиной веселящегося призрака осталась одна осень. И она никогда не подарит последнего шанса на возвращение домой.

- Эх, Макс, да если бы я…- Игорь укоризненно тряхнул головой, но его полезное замечание прервало внезапное:

- Я сказала остановить машину!!!

Ира бросается в сторону Стаса. И лишь непонятное чудо помогает ему вовремя сжать ладонями руль и спасти нас от столкновения с проносящимся мимо «КамАЗом». Машину резко разворачивает в сторону. Мир за окном кружит в веселом вальсе. Все вверх дном. Все вперемешку. И очередное восклицание Игоря, и бесконечная брань Стаса, и визг Елены, резко сменившийся веселым хохотом.

Тачку выносит с проезжей части на сухую землю у асфальтового основания. Мелкие камни. Дорожная пыль. Единственные элементы живой природы, расположившиеся близ застывшего в белой разделительной полосе представителя современной цивилизации.

Мутные клубы оседают на землю.

Минута молчания.

Мгновенье безмолвия.

Только радио не перестают тарахтеть из накалившихся колонок. Игорь переводит дух. По его, изрезанным морщинами, щекам мелкими каплями бежит соленый пот, оставляя за собой еле заметные влажные дорожки. Поверни он лицо, и в свете солнца липкая влага заиграла бы цветом океанского дна. Елена обводит всех недоумевающим взглядом. Мысленно она еще на трассе, сердцем – во власти бешеной скорости, телом – на грязном заднем сиденье, с торчащими пружинами, в компании пустых бутылок из-под пива и простой минералки. Стас скалится на переднем сиденье. Я каждой частицей тела ощущаю его злость, настолько сильную, что трясущиеся руки и оскалившийся рот даже не знают, по какому направлению осуществить ее неизбежный выход.

Но что это?

Дым покидает салон.

Ворвалось нечто неземное. Чужеродное. Естественное. Волна свежего воздуха лавиной хлынула в «гнилую консервную банку» с негромким щелчком открывающейся двери. Ира покидает наше общество, вместе с горьким привкусом влажного от слюны «косяка».

Стас в свою очередь выскакивает наружу. Он задел коленом торчащие в гнезде зажигания ключи. Легкий, леденящий душу металлический шум, от столкновения смешного брелка в виде морской черепахи и ключами от дверей машины, задерживаются в черепной коробке огромным продолжительным трезвоном. Липкий неприятный ком подступает к горлу. Воздух с улицы заставляет организм бороться против твоей слабой воли и наркотических последствий этой самой слабости.

Я хочу блевать.

- О Господи, только не на мою юбку! – вздрагивает Лена. – И вообще, что там происходит? Игорь, что ты копаешься? Быстрее нельзя, а?

Гарик уже открывает дверь и ступает на сухую землю. Треск песчинок острыми иголками пронизывают каждую извилину, каждую порцию умных слов. Мне плохо. Портвейн и самокрутка. Эта порция воздуха поднимает ком еще ближе к поверхности. Елена выскакивает навстречу желтым полям вслед за обкуренным Игорьком. Я слышу слова ссоры. Кричит Иришка. Кричит Стас. Он обвиняет ее во всем, каждый раз вопрошая, в чем, мол, ее проблема.

Я касаюсь мочками пальцев дверной ручки. Я давлю на нее изо всей силы. Она, на удивление поддается. Я тяжело вздыхаю и выбрасываю тело наружу. Остановка по требованию принесла в члены тела странную легкость. Атмосфера окружающей среды встретила меня голубым небом, кучерявыми облаками и криками нашего недавнего водителя.

- Твою мать, сука, мы чуть не расшиблись из-за тебя! – Стас, воплотившись в само понятие «угроза» медленно приближался к своей подружке.

- Хочется узнать, - сдерживая слезы, Ира пытается улыбнуться, ласково касаясь нагретого солнцем капота замершей машины. – Что тебя больше волновало в тот момент: наши жизни или целостность этой груды металлолома?

- Что ты мелешь, - Стас приближается. Шаг. Еще один. Его руки пронизывает мелкая дрожь. Рубашка отвечает новыми складками на каждое лишнее движение.

- Эй, ребята, это перестает быть смешным! – Игорь пытается развеять обстановку, заплетающимся от кайфа языком.

- В самом деле, - Лена тревожно смотрит на Стаса, становясь между ним и Иришкой. – Давайте сядем в машину, и уберемся отсюда к чертям собачим. К чему весь этот бред, а?

Я оглядываюсь. День выдался на редкость чудесным. Но каждый знакомый элемент природы выглядит чужим. Ничего, абсолютно ничего родного. Что же мы делаем на чужой стороне? Что мы ищем в этой высыхающей, склонившейся пред слабым дуновением ветерка траве. И только губы Стаса, взгляд Иры, затяжка Игоря и тревога в голосе Елены подсказывает путь к желанной истине.

Песня соловья.

Все сливается в призрачном образе чего-то святого. Нужного. Желанного. Обратной стороне звонкой мелодии, струящейся из глубоких земляных недр самого бытия.

Демон в конце дороги.

Обратная сторона песни соловья.

- Хватит, - голос кажется мне чужим, незнакомым и охрипшим. – Стас, расслабься…

- Это не твое дело, Макс! – Стасик начинает потихоньку успокаивается, но истерика всегда портит ситуацию – Иришка уже вооружилась черной туфелькой, секунду назад служившей обувью для стопы ее правой ножки.

- Сколько себя помню, ты менял меня на это дерьмо! Только тачка не увезет тебя от собственной безысходности, никогда! – Ира точно знает, сколько времени Стасик тратит днями на скучную работу в автомастерской. А туфелька зависает над лобовым стеклом.

Вспышка негодования исказила лицо Стаса.

Удар!

Стекло отвечает тонкой блестящей паутиной на неожиданное столкновение своей хрупкой поверхности с твердым каблуком. И в ту же минуту Игорь бросается на плечи Стаса. Он хватает его за руки, стремящиеся к мокрому горлу Иришки. Та стоит с потухшими глазами, переводя дыхание. Выдох-вдох. Туфелька выскользнула из ослабших пальцев и негромко упала на землю. Я молча наблюдаю за борьбой Игоря и Стаса. Лена что-то кричит. А мне просто не хочется двигаться.

Наверное, со стороны я выгляжу глупо.

Черные джинсы Игоря покрыты слоем пыли. Передняя прядь волос прилипла к потному блестящему лбу. Зеленая футболка с изображением Элвиса Пресли уже не выглядит такой привлекательной. Крепкие руки сжимают Стаса, бьющегося в клубах дорожной пыли бесконечными конвульсиями. Его рот исказил хрип. Красный язык, объятый липкой слюной, покрывается налетом черного песка и мелких камней.

- Сука! Я убью тебя, шлюха! Пусти меня, пусти-и-и…- местами голос Стаса срывается на визг.

- Успокойся, старик! Все нормально, все…Какого ты там стоишь? – Игорь пытается достучаться незнакомыми словами до моего померкшего рассудка. – Помоги мне, твою мать!

- О Господи, Господи…- Лена прикрывает свой аккуратненький ротик рукой.

А Ира равнодушно разворачивается и уходит. Проходя мимо меня, она задевает локтем правую руку – я чувствую единственное настоящее во всем происходящем – пустоту. Ира удаляется. Она направляется в сторону полей желтой пшеницы, переливающейся в теплых ярких лучах небесного светила.

Исчезает.

Борьба в пыли подходит к концу.

- Я в норме, все! – Стас перестает хватать друга за волосы и биться в приступе гнева. – Отпусти, отпусти, я сказал…

Он опускает руки. Он переводит дыхание, медленно опуская на землю голову. Тьма находит на его карие глазные яблоки – розовые листья век закрывают собой одурманенный незнакомой мелодией взгляд.

Приступ тошноты.

Я опираюсь на крышу машины. Никто даже не смотрит в мою сторону.

Игорь поднимается на ноги. Пытается сбить потными ладонями пыль со своих почерневших штанин. Безрезультатно.

- Как ты? – вопрос Лены принято считать не больше чем формальностью. Или фальшивой заботой о друге. Здесь, на фоне безмятежной живой природы это звучит особенно ложно. Неправильно.

А я просто молчу.

Тошнота.

- Где она? – реплика лежащего с закрытыми глазами Стаса не позволила промолвить уставшему Игорьку заветное: «Все в полном порядке».

- Не знаю, - Елена среагировала мгновенно. – Куда-то ушла? Что за?...Эй, Макс, - вопрос, адресованный мне, абсолютно не пробудил желания отвечать. – Куда исчезла Ира, а?

Молчание.

Опустошение.

Слова излишни, а тем более правда, которая погубит тебя в глазах близких людей. Или людей, находящихся рядом с тобой.

- Ее унес Демон песни соловья…

- Ха, это точно! – всплеснул руками Игорь, направляясь в сторону машины.

- Кто-нибудь, займитесь Максом. Парень обдолбался в край…- Стас оказался довольно красноречивым в данной ситуации.

Он встает. Вяло улыбается. Проводит пальцами по грязным волосам. Достает из кармана рваной оранжевой рубашки пачку заветного «ЛД» и сует одну сигарету в рот. Зажигалка исчезла. На помощь пришла Лена, поднеся слабый огонек спички к источнику никотинового дыма.

Делающего нас, стоящих рядом, жертвами сложившейся обстановки.

Некурящих смертников.

Или потенциальных курильщиков.

Руки Игоря подхватывают под мышки – в приступе рвоты я стал медленно оседать на землю. Все так просто. Иногда нужно сказать «нет» собственному бессилию.

«Иногда нужно послать «на хуй» свое «иногда»!» - Демон Песни Соловья шепчет знакомую фразу. Кто научил его быть таким остроумным?

Звук распахнувшейся дверцы машины – и вот, лишним движением, меня забрасывает на заднее сидение. Теперь по соседству с моими глазами расположена бутылка недопитой минералки. Волосы чувствуют хрупкие хлопья пепла недавнего косяка Лены. А в бок впивается все та же вредная пружина. Я лежу и слышу все.

На обочине жизни.

По соседству с незаслуженным «нет» блеклому призраку в конце дороги. Разделяющего прошлое и будущее. Маяк, не позволяющий заблудится в дороге. Или наоборот – хранящего тропу неверного пути…

Глоса прекрасно различаемы слухом, несмотря на толстую перегородку, в обличии захлопнувшейся дверцы.

- И что теперь будем делать? – голос Игоря немного приглушен, но все же отдает той неповторимой хрипотцой.

- А я откуда знаю?! – наверняка произнося эту фразу, Стас недоуменно разводит руками. В пузырьках минеральной воды, прилипших к обратной стороне бутылки с целью изучить непонятного меня, хранят в себе каждый воображаемый мною жест Стаса. Вот он струшивает пепел с сигареты. Проводит пальцами по капоту машины. Опять трусит пеплом, выдыхая горький дым.

Пузырьки напоминают стаи моллюсков недоношенных рыб, рожденных на модернизированных государством чистых прудах. Модернизация живой влаги возвращается в реальность такими бутылками. Их тысячи.

Я не знаю, где найти силы, чтобы оторвать голову от заднего сиденья. Тяжесть глупых мыслей грязными каменьями добавили груза моему порыву.

- Идем искать, - Лена в таких ситуациях всегда рассудительна. – Не бросать же ее здесь…

- Ебанутая на всю голову истеричка…- задумчиво протягивает Стас. – Устроила хер знает что на дороге. Я бы развернулся и рванул отсюда ко всем чертям…

- Ты че-е, старик? А как же…не-е-е…- Игорь обводит глупым взглядом обоих друзей.

- Ну, тогда иди, и ищи сам…

- По хуй. Идем, - Лена кивает Игорю в сторону полей пшеницы. Увлекаемый ее черными глазами, Игорь только и смог сделать, что повиноваться.

Стас остается рядом.

Одна его рука на капоте.

Другая вновь тянется к сигарете…

Точно не помню, сколько я тогда провалялся на том злополучном сидении. Сколько насчитал пузырьков в «хрустально чистой воде». И сильно ли давил металлическим основанием в бледную кожу заточенный нос пружины.

Игорь и Лена вернулись ни с чем.

Они прогулялись по всему полю. Их ладони ласкали желтые колосья, глаза грелись в теплом свете солнца, а настоящая живая земля, вскормившая своими соками хлеб, питала их собственными силами сквозь подошвы кроссовок. Они кричали в небо имя Иришки, и крик это, подхватываемый ветром, становился настолько чистым, свежим и всепроникающим, что оставалось только плакать от того, в кого превращает нас вся эта округа. И даже желание лить слезы – чисто…

…Они вернулись, не сказав ни единого слова Стасу. Тот тоже промолчал. Игорь, что-то промямлив себе под нос, упал на переднее кресло машины. Стас все еще наблюдал за облаками, в обществе натертого до блеска капота. А Лена устроилась прямо на высохшей траве.

Никто не говорил.

На мгновенье, мы стали частью этого безмолвия. Мы разговаривали друг с другом благодаря шелестам живого, недосягаемого, но, в то же время, такого близкого…вечного…искреннего…

Мы просто ждали…

И только спустя несколько часов, тихой поступью к машине, подошла Ира. Новая. Чистая. Светящаяся в полуденном зареве песни. Песни соловья. Призрак исчез, а скрипящая дверь его гнилой хижины захлопнулась нашим взаимопониманием. Она отворила заднюю дверь машины и села рядом со мной – я тогда уже сумел потерять надобность в забытье.

Все решает время…

Лена присоединилась к нам, наверное, проклиная в светящихся мыслях колючую пружину и расходящуюся тонкими слоями обшивку старого покрытия. Игорь улыбнулся собственному отражению в зеркале заднего вида.

А Стас, просто занял положенное ему место водителя и уверенной рукой повернул ключ в гнезде зажигания. Смешная черепашка, своим трезвоном, вливается в жизнь новой страницей. И бесконечно тянущейся разделительной полосой. И не нужно бояться встречного движения.

Стас сел последний.

Сел, завел машину.

И даже тогда, никто из нас не обронил ни слова…