Лежал в промокшей насквозь палатке. Легкие раздирало маленькими коготками. Стальными. Вот и покупался в Серебряном водопаде. Крым,ага. Врачиха в пансионате смерила брезгливо взглядом и помыла руки и простерелизовала инструменты. Не хотела смотреть. Ты, чувак, сделал невозможное – она, эта расплывшаяся заморенная баба, всё же поставила диагноз – воспаление легких. Пока меня трое суток дубасило, ты делал, что мог – поил меня спиртом. Тогда нам было по двадцадь один. Вровень. Теперь мы обогнали тебя, браток. В то утро ты разбудил меня в семь. Хотя , братка, вы с пацанами забились на девять. Ты не стал дожидаться людей. Ты знал, может? Я промычал и перевернулся на другой бок. Ты сказал – в два приду. Ясен. В пять у тебя был поезд. Сказочный Крым. Пляжи и курортники. Вино и девочки. Сладкая медовая пахлава и жареные мидии. И ты ушел. Мы не придали значения. Ушел сам –что, так надо. Пацаны обиделись:не дождался. Ушел один на Кара-даг. Видать, сам наслаждается красотами. Не было предчувствий. Ничего не было. Я шел по набережной Коктебеля, помалу выкашливая в кулак воспаленные легкие. Девочки в цветных купальниках оглядывались и смеялись. Ты всегда был нормальным. А я уже тогда начал керять. Жалею? Нет. Разве что жалко что там, на небе, тебе наверняка не нальют. А ты тем временем карабкался по каменным осыпям. Я сел в кабак и, прокашлявшись, заказал ноль пять крымского. Ты увидел дорогу в Мертвый Город. Я сдул пену и отхлебнул. Ты спускался к разрушенным домам - сверху кажется, что эти камни – разрушенный город. Я чиркнул зажигалкой – в тот день это была первая. Камни сыпались из-под твоих ног… Затяжка. Резь в легких. Кашель вывернул наизнанку. Камни летели и тонули в море. Ты не знал, что дорога в Мертвый город на Кара-Даге видна только сверху. Спустившийся в Город видит только отвесную стену, по которой он каким-то чудом спустился. Я расплатился. Ты смотрел на скалы, и думал, как выйти – пора назад, в два часа ты обещал вернуться. Ты никогда не врал. Я, сгибаясь от кашля, вышел из кабака. Ты шел по каменной осыпи. В сорока метрах внизу плескался добродушный Понт Евксинский… Солнечные зайчики на рыбьей ряби волны цвета зеленой пивной бутылки… Я сел на траву газонного бульвара. Камень качнулся под твоей ногой. Я открывал неумело ключами бутылку неизменного крымского. В бутылке позванивал ледок. Я возился с ключом, кашлял и отплевывался. Камень ушел с гулом из-под твоей ноги. Тридцатый этаж, примерно. Я тем временем подцепил крышку ключом. Ты успел схватиться тонкими пальцами за выступ. Чпок! Крышка весело слетела. Бррррум… это камень долетел до воды. Я сладко зажмурился и сделал нехилый глоток. Ты пытался подтянуться на таких жеислабых, как у меня, руках. Ноги безнадежно искали опору. Опоры не было. Мимо меня прошли телки, И я залихватски свистал им вслед… Белые брюки обтягивали умопомрачительные попки. Пальцы соскользнули. Я прикуривал сигарету, сидя на изумрудной траве в тени крымского дерева. Надо мной лепетали листья. Рядом стояла едва початая бутылка ледяного пива. Жизнь удалась. Ты завис в сладкой синеве крымского августа-неба… Нелепо растопырив руки. В стайке желтых камней, сорвавшихся вместе с тобой. Сорок метров это очень высоко. Я швырнул пустую в клумбу бегоний. Ты переломанной тряпичной куклой покачивался в ласковой воде безымянной бухты. … Мы хватились только через сутки. когда поняли, что случилась хуйня. Мусра сходу выдали нам расклад – сорвался со скалы в море в 14.07, был одет в красную футболку, шорты и белые кроссовки. Сейчас в море. Если всплывет, Вам повезло. Заблудившаяся байдарка из пионерлагеря видела, как ты летел, братуха. Мы тупо спросили – вы его что, закрыли? Они повторили. Мы снова спросили – он может выжил? Они повторили снова. Мы искали тебя трое суток. Я сидел на крыльце райотдела в тумане и воспаленными глазами ловил каждого ёбаного мусра, как верная дворняга. Я ждал, что эти твари скажут что это ошибка. Или что ты придешь и заберешь меня и скажешь что это была веселая пашутилка. Нет. Тебя привезли водолазы. Блестело солнце, и камни набережной были белы. Била волна и дети играли в лова в пенном прибое. В кабаке играл Миша Круг и жарился шашлык. Ленивые тетки потягивали ледяной ркацители через трубочки в татарском кабаке, в том самом, где замечательный кофе, сваренный на песке. Я стоял, вцепившись побелевшими пальцами в перила причала. Постукивая мотором, приближался мотобот спасателей. Ты покачивался в шлюпке за мотоботом, накрытый простынкой в маленьких плюшевых медвежатах. Тебя нашли. Нам очень повезло. Где-то там, в небесах, Ребята Что Сидят Наверху наверное услышали, как трое суток подряд я трогал ладонью зеленую, как бутылочное стекло, воду Коктебельской бухты и твердил: Море Отдай Жеку. Море Отдай Жеку. Море Отдай…. Тебе, братишка двадцать один. На по двадцать шесть. И вчера, в кабаке, накрыв твою рюмку краюхой ржаного, мы всё шарили глазами по закатному небу – может, махнешь нам оттуда рукой… Встретимся. 19.08.04 |
проголосовавшие
Олег Лукошин |
комментарии к тексту: