Rambler's Top100
fisting
упырь лихой, явас ебу, гальпер, а также прочие пидары и гомофобы.
... литература
Литературный портал создан с целью глумления над сетевыми графоманами. =)
Приют
мазохиста!


Убей в себе графомана



Олег Лукошин

Повелитель Сказок (для печати )

Он сказал здравствуй, и я сказал здравствуй.

Утро было тёплым и ясным. День обещал быть солнечным.

-Опять, как в старые добрые времена! - усмехнулся я Ему.

-Я бы хотел быть с тобой всегда, - сказал Он, - но ты же знаешь, я не могу.

-В этом нет никакой необходимости, - мудро ответил я. - Постоянное пребывание вместе наскучило бы. Я и так рад, что ты изредка заходишь.

Он лишь улыбнулся в ответ.

Я попросил Его подождать немного, я обещал быть готовым через несколько минут. Он просил не беспокоиться. Он не торопился.

Я ожидал от себя каких-то чувств, каких-то эмоций, но странное дело - их не было. Служанка лила воду из кувшина, я думал: вот, вот сейчас они нахлынут - они не нахлынули, я порадовался этому про себя.

Я предложил Ему позавтракать под открытым небом, Он не возражал. Мы уселись в плетёные кресла, столик был небольшой - ну да и завтрак весьма скромный - девушки разносили приборы, лес шумел тихо и вкрадчиво, пели птицы. Мы молчали.

-Попробуй вот это вино, - предложил я Ему наконец. - Совсем молодое, свежее, оно вдыхает жизнь.

-С удовольствием, - ответил Он. - Я большой ценитель изысканных яств, вин - особенно. Никогда не откажусь от хорошего.

-Вряд ли это вино - изысканное яство, но оно без сомнения хорошо.

Мы пригубили бокалы.

-Великолепно! - сказал Он.

Мы принялись за еду. И Он, и я ели мало, мы не были голодны. Мой пёс, выскочив из дома, бросился ко мне в трепетном ожидании ласк - я потрепал его, рассеянно впрочем. Он заскулил, я осадил его - покорно он улёгся у моих ног.

-Это - тот самый, который вынес тебя из снежной бури? - спросил Он.

-Нет, это его сын. Вулкан быстро состарился, почти полностью оглох. Мне пришлось застрелить его.

-Жаль.

-Да. Он был верным другом.

Девушки принесли рыбу, но мы - сначала Он, а следом и я - отказались от неё. Рыбу унесли обратно, а я велел принести фрукты и ещё вина.

-Сегодня будет чуждый день, - сказал Он.

-Да, это так. Последнее время природа радует нас погожими днями.

-И что, ни одного дождя?

-Дожди бывают конечно. Но небольшие. К тому же сейчас не сезон.

-Я не люблю дожди.

-Я тоже. Там, где я жил раньше, дожди лили постоянно Я всегда хотел уехать оттуда.

-Часто бываешь в лесу?

-Не то чтобы. Хожу иногда поохотиться. В нескольких километрах отсюда стоит охотничий домик - там чудно. Если хочешь, мы можем сходить туда на пару дней.

-Даже не знаю…

-Обещаю - не пожалеешь. Там тихо, уютно. Рядом река, куча живности.

-Да нет, пожалуй нет. Вряд ли будет столько времени.

Над нами кружилась стрекоза. Маленький Вулкан устроил для нас представление, гоняясь за ней. Стрекоза не улетала, словно вовсе не опасалась пса; тот бегал высунув язык, азартно. Ей всё же надоело это, она полетела к лесу, Вулкан бросился за ней, но вскоре вернулся - в чащу он заходить боялся. Мы встретили его смехом.

Вино взбодрило нас, развеселило. Мы пошли на прогулку, я хотел захватить ещё - Он почему-то отказался. Я взял лишь две кисти винограда, мы ели его дорогой. Вулкан тоже рвался за нами, но я оставил его дома.

Поле было перепахано и жирные гроздья чернозёма, раскинувшись во все стороны, искрились тусклыми блёстками рассыпчатой рыхлости. Земля была мягкой, в ней вязли ноги. От неё исходил пар и изумительный запах. Я нагибался, брал в кулак горсть, сдавливал, и земля просачивалась сквозь пальцы, чёрная-чёрная.

-Я люблю землю, - сказал Он. - Она такая тёплая, вкусная.

Он впился в неё зубами, поместил в рот ком и, пережевав, проглотил.

-И я люблю землю, - ответил я.

-Чувствуешь, как она благоухает! - говорил Он.

-Да. Этот запах я люблю больше всего. Он пьянит.

-Да, да, он пьянит. Но ты должен почувствовать её телом. Приляг.

Я лёг, сначала животом, потом перевернулся на спину. Солнце зависло прямо над головой и яростно било сейчас в глаза. Я щурился, потом и вовсе закрыл их. Сжав в кулаке горсть чернозёма, поднёс его ко рту. Он был очень вкусным, он похрустывал на зубах.

-Земля - это отмершее, - слышал я Его голос. - Это ушедшее, удалившееся. Оттого-то она так вкусна. Бегут года, столетия - она лишь накапливает соки. Она питается кровью. Потом, говорят, ещё. Про пот не знаю, но кровью точно. Люди ступают по ней, она фиксирует шаги и знает направление. Даже желания - они тоже стекают в неё ручейками тепла. Она горяча, земля, это одна из немногих стихий, что горяча. Говорят - солнце, но солнце как проверишь, далеко. А земля - вот она, близка, послушна. Ты знаешь, она очень страдает. Мало кто знает как, но страдание её несравнимо ни с чем. Она извергла когда-то живое - разве можно не страдая переносить это? Здесь и боль, и раскаяние, но кара жестока - она обязана терпеть. Я всё же люблю её, многие - нет, а я люблю. Она меня - вряд ли, хоть и близки мы очень. Люби её тоже.

Мы бежали к горизонту потом. Он впереди, я - за ним. Он оборачивался, кричал мне: "Догоняй!" Я бежал, но обгонять его не пытался. Бежали долго, поле не кончалось, а горизонт не приближался. Он мог бы, мог бы приблизиться, неправда что нет, я помню, как врезался в них, проскакивая в вязкость, рассекаемый линией, отчаявшийся. Сейчас не хотел так, сейчас было не то, сейчас я был ведомым.

Он остановился, завидев колонну прокажённых.

-Здесь ещё бывают болезни? - кивнул на них.

-Да, - ответил я, - эти люди обречены. Под их балахонами ужасные язвы.

Мальчик со страшными глазами приблизился к нам за милостыней. Я нащупал в кармане несколько монет, бросил ему. Он собрал их и отбежал в сторону, отдав всё старшим.

-Хочешь, он умрёт сейчас? - спросил Он.

-Хочу, - ответил я.

Мальчик упал, стал корчиться в судорогах и задыхаться. Я знал - я шёл по середине, планка вибрировала, могла сломаться, я шёл - мне ничего не оставалось. Позже пришло раскаяние.

-Не надо, - шепнул я.

Бывало разное. Когда в углу, уткнувшись, спиной чувствуешь холод, но впереди предел. Его глаза неподвижны, сухи.

-Ну, пожалуйста, я не хочу больше.

Он обнимет, шепнёт что-нибудь, два-три слова - не более. Касания бестрепетны, просты. Степенность и значимость - это всегда, но непосредственность принималась за нежность - ошибка в этом.

-Не надо, не делай. Я изменился.

Мальчик умер. Мы стояли, смотрели. Прокажённые взяли его на руки, тронулись, мы потянулись за ними. В поле росло деревце, одно-единственное, они разгребали под ним. Разгребали руками, земля лезла под ногти. Положили тело. Присыпали, сделали холмик. Он достал из-за пазухи свирель, протянул мне. Я сыграл мелодию, они рыдали, лиц я не видел, но всхлипывания были слышны. Закончив церемонию, ушли. Мы смотрели им вслед.

Двинулись тоже.

-К морю! К морю! - бормотал он.

-Да, лучше к морю, - отвечал я.

Эта вязкость раздражала уже.

-Пшеницу, рожь?

-Что?

-Сеют здесь? - Он смотрел прямо в глаза.

Я отвёл свои.

-Нет, это поле не засеивают.

-Отчего же?

-Кто знает? Оно под паром, должно быть.

Мы шли.

-К морю! К морю! - шептал Он.

-Да, да, - вторил я. - К морю.

-Здесь и птицы не летают, - задрал Он голову.

По лицу струился пот, рубашка намокла. Понял - лучше бы босиком, но поздно.

-К морю!

Мы остановились вдруг. Остановился Он, я за ним.

-Вот оно, - осмотрелся Он.

Я тоже осмотрелся. Моря не было. Была земля, сухая, потрескавшаяся, пыль поднималась ветром, губы ссыхались, хотелось пить.

-Это не море, - сказал я.

-Это море.

-Но где же вода?

-Сейчас отлив, она отхлынула. Когда придёт время прилива, она вернётся в свои берега. Видишь? - показал Он на горизонт.

-Что?

-Вон ту тёмную полоску.

-Да.

-Это горы. Берег моря - он там.

Мы пошли к нему. Я смотрел под ноги, задумчив был. Мёртвая рыба, высохшие водоросли, затянутые илом раковины - дно моря, мы шли по нему. Маленькие раки, совсем крохотные, вяло переползали из трещины в трещину, мы раздавили нескольких случайно. Мы видели затонувшее судно - прогнившее, оно покоилось на боку и готово было рассыпаться при первом прикосновении. Всё дно вокруг было усеяно золотыми монетами, мы не брали их, не брали и не прикасались к истлевшему дереву. Почерневшие скелеты, поскрипывая, пустыми глазницами равнодушно взирали на нас. Я понимал - равнодушие их обманчиво.

-Ты любишь тайны? - спросил Он вдруг.

-Нет, - покачал я головой.

-Жаль. Для любителей тайн дно моря то же, что истина для искателей правды.

-Им можно позавидовать.

-Хочешь, я открою тебе одну тайну?

-Нет, не хочу.

Он усмехнулся.

-Что это за звук? - спросил я.

-Это море, - оглянулся Он. - Оно возвращается.

-Этот беспокойный горизонт - он и есть вода?

-Да. Она мчится к своим берегам.

Водяной вал нёсся к нам. Он казался далёким лишь минуту назад, казался неблизким и сейчас, но увеличивался и убыстрялся ужасающе. Подул холодный ветер, над головами закричали чайки, привкус солёной влаги уже доносился до нас.

-Нам надо бежать, наверное?

-Нет, - ответил Он. - Мы успеем.

Он был огромен, этот поток, он достигал неба. Я не смотрел уже, было страшно, шёл глядя вперёд, сердце стучало тревожно. Потом, взойдя на прибрежные камни, оглянулся. Последняя волна, потерявшая уже былое величие, но злая, но трепещущая, ударилась о скалы в тщетном желании поглотить нас и зашипела. Мы молча взирали на её напрасные потуги. Она ринулась к нам ещё, и ещё раз и не прекращала попыток - мы были в безопасности уже, она старалась зря.

Извилистой тропинкой в расщелине мы взбирались наверх.

-Нам надо преодолеть этот перевал, - сказал Он.

-Мы преодолеем его, - ответил я.

И хохотнул. Ветер трепал мои волосы, рубашка билась о тело, я вдыхал этот ветер полной грудью и смеялся.

Он ответил скромной улыбкой на мой смех.

-Будь осторожен, - сказал вскоре. - В горах опасно. Камнепады, пропасти.

-Я буду осторожен, - ответил я.

У водопадов мы задержались. Я искупался даже, Он не стал. Вода была ледяной, сводило мышцы, я долго не смог находиться, выскочил из-под струй. Лёгкость была необычайная, свежесть изумительная.

-Должно быть, вода эта - талый снег с вершин. Она так холодна. Почему ты не купался?

-Я не люблю. Мне больше по душе тёплые ванны.

Стая птиц терзала мёртвого сайгака, прямо у дороги. Мы вспугнули их было, но они вернулись. Подлетали, вырывали клочья мяса и уносили их в клювах в гнёзда. Там съедали торопливо и алчно. Мы кидали в них камни. Птицы кричали, яростно били крыльями, но нас побаивались.

-А ведь сайгака убили не они, - сказал Он.

-Кто же?

-Горный охотник завалил его здесь, но не смог унести. Возможно, вернётся ещё.

-А может он сорвался в пропасть, оставляя кровавый след на острых камнях, что усыпали склон.

Птицы осмелели, были готовы к атаке. Совершили залёт, камнями и палками мы отбились, потом вошли в туннель, туда они не рискнули. Мы и не волновались, впрочем.

-Ты не захватил спичек? - спросил Он.

-Да, у меня есть коробок.

Он сделал факел. Палка была, конец обмотал носовым платком. Он горел недолго конечно, потухнул до выхода, проём мы увидели однако, знали куда двигаться. На стенах имелись рисунки, невзрачные, но один я запомнил. Там женщина смотрела вдаль и видела приближающееся Разочарование. Она кривилась в оскале презрения. Я так подумал, что женщина - там всё очень неясно было.

Буйство зелени ошарашило. Опрокинуло, убило. Мы шли по тропинкам, они ухожены были, деревья сплетались ветвями и благоухали. Цветы слепили красками, ключи били из-под земли.

-Здесь живут мои хорошие знакомые, - сказал Он. - Я познакомлю тебя с ними.

-Кто они?

-Муж, жена, двое детей. Они смотрители сада.

Мы приближались к дому. Он был небольшой, но красивый. Изящный. Нас приветствовали бурно - мужчина долго тряс руки, с женщиной мы обменялись поцелуями - она так мила была - а девочки прыгали вокруг нас и визжали от восторга. Он взял одну из них, ту, что поменьше, на руки.

-Молодцы, молодцы, что зашли! - говорил хозяин дома.

-И вправду молодцы! - улыбалась хозяйка. - Мы просто умираем здесь от скуки.

Мы уселись в беседке, нас угощали чаем. Душистым, с мёдом. Сами они тоже пили, но больше делали вид. Мы глупо улыбались, застенчиво переглядывались и потупляли отчего-то взоры.

-Как урожай в этом году? - спросил Он наконец. - Хорош ли?

-Отменный урожай! - говорил мужчина. - Собрали половину пока, не больше. Но даже эта половина перекрывает все предыдущие года полностью.

-Чудно, чудно.

-Что только не делаем с плодами, - вступила женщина. - И варенья варим, и соки выжимаем, и компоты делаем, и так едим - всё равно их меньше не становится.

Мы кивали ей.

Девочка, та, что постарше, взобралась ко мне на колени. Кормила меня из рук. Все смеялись, я тоже, но в смущении как-то.

Мы играли потом в бадминтон. Не знаю отчего, но каждый мой удар получался чересчур сильным - волан улетал в кусты. Девочки с криками бежали за ним, а Он посматривал на меня странновато - я хоть и не глядел на Него, но чувствовал.

Мы быстро устали. Мы вдвоём. Семейство же, казалось, готово было резвиться весь день. Они потащили нас показывать сад. Показывали, рассказывали о нём подробно. Дорожки в саду были выложены булыжником, мне непривычно по нему ходить - я то и дело спотыкался. Женщина хватала меня всякий раз за локоть и говорила: "Осторожней. Осторожней". "Ничего, ничего", - отвечал я. В конце концов она взяла меня под руку.

Мы отстали с ней постепенно. Какое-то время силуэты остальных ещё маячили впереди, потом мы слышали лишь голоса. Мы разговаривали.

-Вы такая красивая, - говорил я ей.

-Спасибо, - опустив глаза, отвечала она, - мне редко говорят комплименты.

-Вам нравится здесь жить?

-Да, я люблю это место.

-Бросьте всё. Пойдёмте со мной. Я буду любить вас.

Она смотрела в сторону.

-Я не могу.

-Почему?

-Здесь мой муж, дети. Я не могу оставить их.

-Чушь. Глупая привязанность. Отдайтесь чувствам, страстям.

-Я действительно хотела бы, правда. Но… я не в том возрасте сейчас, чтобы совершать безумства.

-Вы очень молоды, не наговаривайте на себя. Очень молоды и очень красивы.

-Я благодарна вам. Признательна за то, что вы так относитесь ко мне. Но то, что вы предлагаете, неприемлимо.

Пауза, она длилась долго.

-Тогда можно, я поцелую вас. Лишь раз, не отказывайте, ведь мы больше никогда не встретимся.

Она не ответила, но я понял - мне позволялось. Мы остановились, я приблизил к ней свои губы, они соприкоснулись. Женщина закрыла глаза и отдалась во власть момента. Я обнял её, мы всасывались друг в друга и она была искренна. Потом разнялись.

-Не надо больше, - сказала она. - Вы очень страстны, я могу не сдержаться.

Я молчал. Да и что я мог ответить?

Мы догнали остальных у ворот. Прощание было долгим. Нас звали ещё, мы отвечали, что обязательно, обязательно. Они плакали, провожая нас. Наконец мы расстались.

Был полдень.

-Развороты страниц. Похрустывание и запах. На планшетах стрелки.

-И разноцветные пятна. Безобразные, бесформенные. Они силятся слиться, но суровая отрешённость извилистых линий не позволяет им этого.

-Быть может для глаз. Сетчатка вибрирует, воспринимая оттенки, переключает направленность. По трубам несутся символы, сваливаются в кучи. Их не разгребают отчего-то.

-Эфир переполнен сигналами. Ни миллиметра тишины. Все жаждут спасения душ.

-Выбирать не приходилось обиталище. Припасено было заранее. Уготовано избранным - так внедрялось понимание. Огоньки пульсировали, зарубки удалялись. Открылась ниша.

-Гнусные экспериментаторы. Мы были отданы на поругание.

-Кто-то должен перелистывать страницы.

-Слишком много листающих. Облизывают, пуская слюни. Гадят.

-В одиноком, в единственном. В пустынном - этого ли не хотелось? Обманом совращённые, обманом вынуждены пользоваться.

-Перепады высот, теперь понимаешь - они влияют. Притяжение гнетёт, всё же хорошо, что оно есть.

-Стремительность между возвышений, сквозь тупики. Сгустком в рассеянности, лёгкостью в сжатости. И никаких остановок - той же скорости не набрать, или вовсе не сдвинуться.

-И всё же пренебрежение. Уверишь в обратном?

-Легко. Присутствие - это ли не аргумент!?

-Расколотые камни - летели, били в лицо. Выжженные снопы - мы же прятались в них; большой грозный, он приходил, мы таились не дыша.

-Ваятели древностей ушли, факельщики затушили сплетённые лучины. Лишь пыль, дымку с их поступи, давно отзвучавшей.

-Но эпизоды, циклы. Грани должны быть, разделы подвластны. Состояния меняются.

-Твоя злость напрасна, - сказал Он. - Пылать ненавистью к окружающему - преступление. Оглянись, окинь взором это великолепие - им невозможно не восхищаться. Каждая травинка, каждый лепесток, каждый листик - они живут, дышат, вздрагивают, они излучают покой. Умиротворение. Реки шумят, с небес низвергаются дожди, солнце мерцает в голубой вышине - ты ступаешь по земле, ты бодр и весел, лицо твоё озарено светом, улыбка блуждает на устах. Ты знаешь биение маятников, чувствуешь температуру сердцевины, ты осознал Идею. Ты даришь тепло. Тобой же воспринимаемое, но стихийно, дозы его малы - оно растворено в этой безграничности. Ты собираешь его, ты концентрируешься в нём, ты рождаешь огонь - жар, он пылает в тебе, вокруг тепло. Грейтесь, грейтесь возле, я добр, я ласков, я освобожу ото льда закостеневшие основы! Дети бегут за тобой, женщины склоняются в смиренных позах преданности, умирающие тянут руки. Лучистый эликсир, его можно выдавливать прямо из воздуха. Особым способом, изощрённой техникой. Капли набухают и срываются. Не вздумай убирать ладони! Держи их твёрдо и стойко. Влага налилась до краёв, готова выплеснуться, ты подносишь руки к груди и орошаешь ею тело. Ты втираешь её в алчные поры кожи, они расширяются и причмокивают. Ты втираешь её - хрупкое тело - оно чисто сейчас, благословенно, скверна стекла с него мутными потоками в землю. Дикие животные прерий прячутся за холмами и, дрожа, внимают последовательности ритуала. Они не страшны уже, ты их повелитель; шипя, они будут подползать к тебе, подползать, чтобы облизать ноги. В Цветущей Долине меж Призрачных Гор под сплетением тугих ветвей дожидается тебя твоё жилище - искрящийся сгусток пурпурных теней. Он делает невидимым, это необходимо - стать невидимым. Потеряться, забыться - людьми и птицами. Лишь в сладостной неге пребывая, всматриваться требовательным взором сквозь толщи пространств. И тучи скручиваются в свинцовые полотна тьмы, и ветер срывает соломенные крыши с ветхих жилищ рыбаков, и молнии, скапливая ярость, готовятся пронзить всю лучезарность вспышками огненного недовольства. Тщета, обречённость. Она бушует в безбрежности, губит слабых. Слабые чувствуют обиду, сберегают раздражение. Оно отлагается внутри, тяжёлыми слоями, давит к земле, не позволит встать однажды. А песок, пыль, они заметут, только ждут того, заботливые пальцы бросят по горсти и наедине со слабостью води хороводы, вычеркнутый из причинности. Благость, снисхождение, прочувствуй их, найди, кристаллизуй и осознай. Смирение и тихое подчинение. Идут ли грозы - благодарю тебя, Провидение! Разверзается ли земля - ценю благосклонность твою, Провидение! Гниёт ли плоть собственная - стоек и твёрд в восхищении своём пред тобой, о, Провидение! И природа оценит, поймёт. Я снизойду и буду являть лишь счастливое. Радужное. Ты шагаешь по траве, ветер тёплый и ласковый, любимая женщина склоняется к плечу, ты обнимаешь её за талию, дети визжат и смеются, бегут следом. Солнце заходит за горизонт, благодушное, говорит до завтра. Пчёлы жужжат и цветы колышутся. Ручей бьёт из-под земли, холодный, ломит зубы и воду не хочется смахивать с губ. Я же знаю, понимаю, я совсем не такой, каким ты склонен представлять меня. Я не наказываю, не мщу и даже не испытываю. Во мне нет злобы и скверных желаний. Я лишь прочерчиваю линию.

Снега, и самое неприятное - не узнаешь, где наст, а где рыхлый. Я проваливался уже несколько раз. К тому же блеск этот - слепил.

-Слишком много белого.

-Всё дело в привычке, - ответил Он. - Если не знать другие цвета, вполне будешь доволен и одним белым.

Он не проваливался. Я перестроился - пустил его вперёд и шёл след в след. Лучше, но снег всё равно норовил треснуть.

Слева, да, вроде слева, был голый лёд. Гладкий-гладкий. Это потом уже, позже, мы стали видеть альпинистов. Руки торчали сквозь ледяные торосы, фрагменты лиц мелькали порой, заледеневший глаз смотрел на меня пристально.

-Какие красивые трещины!

-Огромные - да, вряд ли красивые. Страшные.

-Нет, нет, красивые. Мы просто слишком близко к ним. Когда с вышины смотришь - они образуют чудные узоры. Лица в них угадываются, предметы разные.

Снежинки были крупные и не опускались долго - летели, летели, летели. Ветра не было потому что. Я высунул язык, потом одёрнул себя - что за глупость, ловить снежинки языком.

-Это уже вершина?

-Не знаю, вряд ли. Здесь нет вершин. Мы всё время идём по плоскости. К тому же лёд должен закончиться скоро.

Я понимал - он обнадёживает так. Лёд может и не закончиться.

-Нет, нет, он закончиться. Вглядись вдаль - видишь тёмное? Там его граница.

Я очень давно не переживал зиму - последние годы жил в тропиках. Было совсем не холодно, но я начинал замерзать. Он развлекался - отталкивался и скользил по льду. Я тоже так попробовал, но не получалось. К тому же лёд становился всё серей и морщинистей.

-Мне захотелось оглянуться, - сказал я, - но я подумал вдруг, что это нельзя.

-Действительно, это нельзя, - сказал Он, обернувшись. - Хорошо, что ты всё верно понял.

-Желание сильное было. Но я сдержался.

Он кивнул - молодец.

-Не знаю, с чего это вдруг нашло? - добавил я.

Мы ступили на грунт. Вначале шла голая почва, потом началась трава. Потянулись луга. Густые, полные зелени, по ним шагалось веселей. Местность была холмиста - мы то спускались в низины, то взбирались на возвышенности. В траве цокали кузнечики, неторопливо переползали с цветка на цветок жирные жуки, а ещё жужжали шмели - опыляя клевер, должно быть. Порхали бабочки. Но не яркие, одноцветные все - белые да жёлтые. Я принялся гоняться за ними - подкрадывался к лимоннице, складывал дугой ладони, бросался на землю. Раздвинув пальцы, удивлялся - бабочки там не было. Какая-то, чересчур зазевавшаяся, попалась всё же: я взял её за спинку, она била крыльями, яростно, сбивая пыльцу с них - пальцы пожелтели даже.

-Посмотри, - кивнул Он мне.

Седобородый пастух неторопливо гнал овечье стадо. Поступь его была размеренна и бестревожна, уверенным взглядом прищуренных глаз, едва видневшихся из-под массивных бровей, он осматривался по сторонам. Пара визгливых псов сбивала овец в кучу. Не доенные, они оставляли за собой белые дорожки. Я припал к траве, слизывал молоко. Оно жирное было, но безвкусное.

-Не пей много, - сказал Он. - Заснёшь.

Я послушался. Мы подошли к обрыву и взглянули вниз. Несколько десятков изб курились струйками дыма, небольшая река извилистой лентой протекала поблизости, женщины стирали в ней бельё.

-Это деревня, - сказал Он. - Жилище людей.

-Она очень уютная. Нам не слышно, но эти женщины смеются - они довольны жизнью.

-Да, возможно. По крайней мере, те дети, что копошатся в песке - они само воплощение радости.

-И те старики, что сидят на завалинках - как спокойны и мудры они.

-Почему-то не видно кладбища, - сказал Он.

-Должно быть, оно там, за деревней. А может его и вовсе нет.

-Нет, без кладбища нельзя.

-Возможно, они совсем не умирают. Рождаются и живут, живут.

Одинокий пахарь гнал лошадёнку. Беспощадный плуг переворачивал дёрн и полоса чернозёма росла, уменьшая безбрежность зелени.

-Я не могу без содрогания смотреть на это, - сказал я.

Он не возразил.

-Так жестоко и бессмысленно превращать естественное в мнимость надежд - я никогда не понимала этого.

-Он засеет своё поле рожью. Соберёт урожай, испечёт румяные буханки. Будет прикладывать их, дымящиеся, к щекам и втягивать ноздрями душистый аромат.

Я усмехнулся.

-Видишь ли ты тот камень посередине деревни?

-Да, - кивнул я.

-Ему несколько сотен лет. Ты знаешь, что камни растут?

-Да.

-Он был маленьким камешком, который чья-то детская рука сжимала в ладошке. Потом она разжалась, камень упал, его присыпало пылью и он стал расти. Вырос до такой громадности.

-Скоро люди захотят снести его - он загораживает дорогу.

-Да, это так. Но им не стоит делать этого им надо молиться у него. Древность всегда побуждает к этому.

Было четыре часа пополудни.

Склон был крут, не раз мы срывались, кубарем катились вниз - зацепившись за пучки травы, поднимались. Все в ссадинах потом были, кровоточили они.

Уже взбираясь на коня, подумал - а ведь вот-вот наступят сумерки.

-Секи жеребца плёткой! - крикнул Он.

Я ударил плетью по лошадиному крупу. Конь взвился на дыбы, заржал и, рванув с места, понёс меня. Мы неслись на разгорячённых скакунах по выжженной саванне - безжизненной, унылой - отчаянно стегали их, и дикий азарт наполнял меня буйством. Я кричал что-то, Он отвечал мне таким же криком, конь урчал, и пена, срываясь, струилась по загривку.

Пигмеев, бежавших за нами, я бил кнутом. Они были злобны, кривили морды в оскалах и пытались вскочить на коней. Я бил их от души. Красные полосы расчерчивали их лица и тела, они закрывались ладонями и отставали. Некоторые падали.

-Гнусные ублюдки! - вопил я. - Мерзейшие отродья, возжелавшие божьей милости! Века отчаяния и угнетения не пошли вам на пользу - вы всё ещё жаждете величия! Получите же моё благословение, разлагающиеся твари!

Он тоже хлестал их, направо и налево. Они отстали наконец. Мы гнали коней на пределе. Они были горячи и послушны: они перемахивали через овраги и валуны, перелетали через озёрца и ручьи - они быстры были.

-Мы можем загнать их! - кричал я Ему.

Он что-то отвечал мне - я видел шевеление губ, но что именно - не мог разобрать.

-Мы загоним их! - кричал я снова.

Он откинул голову назад и засмеялся - я так и понял, что засмеялся. Раскинул руки в стороны и отдался во власть бега. Я косился на Него и злился уже - Его восторг был непонятен мне.

Внизу, под копытами - я успевал замечать - провожали нас испуганными взглядами ящерицы. Их было необычайно много, так много этих глаз не видел я ещё. Они не двигались с места, лишь смотрели.

-Ящерицы! - завопил я. - Это ящерицы!

И тут услышал Его крик:

-Ящерицы! Те самые ящерицы!

Он всё ещё хохотал. Я лишь поморщился.

-Гадкие пресмыкающиеся!.. - это сказал почти шёпотом.

Из седла вылетел внезапно - упал в жижу, лицом, она вязкая, затягивала. Вскинул голову - конь был уже по круп в болоте. Уходил всё глубже. Ржал дико.

Ржал и другой - Его конь. Его самого я не видел.

Я погружался в жижу. Руки ушли по локоть, я рванулся, перекатился на бок, на спину потом, снова на живот - нигде не было твёрдой опоры.

-На помощь! - закричал я.

Призрачная ведьма, сотрясая седыми космами, парила надо мной. Смотрела пристально.

-Я была молодой и неопытной, - говорила она. - Я думала, в мире есть опора, есть занавесь начинаний. Когда потоки схлынули, пришли ведающие, я упустила момент решительности. Отречение даровали, жажду покоя.

Тяжёлая бляха ударилась мне в лоб. Я дёрнулся, вскинул голову и увидел Его. Он лежал на островке суши, вцепившись в ремень.

-Хватайся! - кричал Он. - Живее!

Я схватился за ремень. Он вытянул меня.

Какое-то время мы валялись без движений. Смотрели в небо - оно серое было, свинцовое. Восстанавливали дыхание. В грязи все.

-А кони утонули… - сказал я.

-Да, - отозвался Он.

Потихоньку стали подниматься.

-Я видел банши, - сказал я Ему. - Она говорила мне что-то.

-Да, их полно здесь. Ведь это их вотчина. Вон они кружатся.

Я поднял голову. Сонмы старух витали над лесом. Дошёл и звук - нашёптывания, стоны. Я поспешил отвести глаза.

-Правильно, - сказал Он. - Не смотри. Могут одурманить.

Мы шли.

-Мне кажется, у меня бред, - сказал я несколько минут спустя.

-Что ты видишь?

-Я вижу лишь белое. Тебя - нет. Белое и рельсы - они уходят ввысь, в небо. Я еду по ним на чём-то. Концы их теряются в дымке, оттого кажется - они коротки и вот-вот закончатся. Но они не кончаются, путешествие длится и длится. Я не могу отвести взор от этой отдалённости. Здесь нет ветра, и я не чувствую температур. И белизна эта - она тоже какая-то странная, по-моему она кажется белой лишь на расстоянии. А так - она прозрачна.

-Эгей! - кричал Он мне.

-Э-ге-гей! - откликался я.

Туман был густ и вязок. Я вытягивал руки и ладоней не было видно.

-Где ты?! - звал Он меня.

-Я здесь! Здесь я! - откликался я.

Потом думал: может быть стоило воспользоваться случаем и убежать. Бежать, бежать, бежать куда-нибудь, найти убежище и жить там. Но думал горестно конечно - потому что знал, что Он найдёт в любом случае.

Я почувствовал касание Его рук.

-Наконец-то! - молвил Он. - Я думал, ты потерялся.

-Нет, я всё время стоял на месте.

Мы двинулись. Он вёл меня.

-Слышишь? - спросил я.

-Что?

-Странный звук этот.

Он остановился, я за ним. Он прислушался.

-Где-то косят траву, - сказал потом.

Теперь я тоже распознал его - звук нескольких кос, стройно повизгивающих где-то поблизости. Показалось - он нарастал.

-В таком тумане мы можем попасть под косы, - сказал я, боязливо поёжившись.

-Нам надо двигаться быстрее - косари где-то в стороне, мы проскочим мимо.

Мы заторопились. Я спотыкался то и дело, едва не падал - Он притормаживал тогда, потом поспешал вновь.

Слышались голоса: женский смех и женские же причитания. Трубили в горн, но так далеко, что звук этот распознать можно было с трудом. Плескалась вода.

Детское дыхание, слабое, сбивающееся, раздавалось за моей спиной. Меня схватили за штанину - крохотная детская ручонка, я волок ребёнка по земле, не оглядывался, потому что боялся увидеть ужас. Боялся ничего не увидеть.

-Присядь, - услышал я Его голос. - Смелее.

Я сел. Было твёрдо.

Вокруг стояли деревья, большие, густые. Я сидел на поляне, в самом центре. Впереди, насколько хватало взгляда, тянулась аллея, ограждённая с обеих сторон стенами из крупного горного камня. Аллея была освещена - огни били с обочин.

-Совсем немного ещё, - сказал Он. - Мы почти пришли. Ты хочешь отдохнуть?

-Нет, я готов.

-Отдохни всё же. Мы успеем. Сейчас не больше десяти часов.

Мы посидели. Я отдирал с себя засыхающую грязь. Трогал лицо - оно тоже было покрыто ею. Кожа зудела, неприятно.

-Ну что, пойдём? - кивнул Он.

-Да, да, - я встал на ноги.

Мы тронулись.

Дорога очень ровной была сейчас, идти по ней - одно удовольствие. Здесь было свежо, я переводил взгляд справа налево, но сквозь стены никто не протискивался. Мы шли довольно долго - аллея длинна была.

Впереди показалось строение. Маленькая церковь, мрачная, ветхая. Стены её заросли вьюном, зарешеченные бойницы окон еле проглядывались на сером фоне здания, ворота были покрыты густым слоем ржавчины.

-Вот мы и дома! - сказал Он.

Мы вошли внутрь.

Внутри церковь казалась ещё меньше. Роскошью не потрясала, скорее наоборот. В центре стоял алтарь.

-Я положу тебя спать здесь, - кивнул Он мне.

-Сюда?

-Да, сюда. Это жертвенное ложе.

-Я должен спать на нём?

Он не ответил, лишь одарил меня долгим взглядом. Простым, открытым.

Ну да, разве я не понимал?

Я улёгся на каменный топчан. Он накрыл меня саваном, присел рядом. Был серьёзен с виду, но незримая улыбка - я чувствовал - блуждала где-то в морщинках.

-Приготовься, - шепнул ласково. - Следующая сказка будет такой…

Была полночь уже.



проголосовавшие

Для добавления камента зарегистрируйтесь!

всего выбрано: 46
вы видите 31 ...46 (4 страниц)
в прошлое


комментарии к тексту:

всего выбрано: 46
вы видите 31 ...46 (4 страниц)
в прошлое


Сейчас на сайте
Пользователи — 0

Имя — был минут назад

Бомжи — 0

Неделя автора - факир

Ж и Д
Ключик Жизни
Пишет слово. Пишет два.

День автора - Владд

Театр
Геррантокоб
Чойбалсан
Ваш сквот:

Последняя публикация: 16.12.16
Ваши галки:


Реклама:



Новости

Сайта

презентация "СО"

4 октября 19.30 в книжном магазине Все Свободны встреча с автором и презентация нового романа Упыря Лихого «Славянские отаку». Модератор встречи — издатель и писатель Вадим Левенталь. https://www.fa... читать далее
30.09.18

Posted by Упырь Лихой

17.03.16 Надо что-то делать с
16.10.12 Актуальное искусство
Литературы

Непопулярные животны

Скоро в продаже книга с рисунками нашего коллеги. Узнать, кто автор этих охуенных рисунков: https://gorodets.ru/knigi/khudozhestvennaya-literatura/nepopulyarnye-zhivotnye/#s_flip_book/... читать далее
19.06.21

Posted by Упырь Лихой

19.06.21 Непопулярные животны
19.06.21 "Непопулярные живот

От графомании не умирают! Больше мяса в новом году! Сочней пишите!

Фуко Мишель


Реклама:


Статистика сайта Страница сгенерирована
за 0.040007 секунд