Литература

Концептуальный трэш-триллер в стиле хардкористого психоделизма

Издание третье. Модернизированное и дополненное.

От Земли – мясо, кровь, нос и обоняние

От Воды – кровь, язык, ощущение вкуса, влаги

От Огня – тепло, цвет, глаза и зрение

От Воздуха – Дыхание, кожа и осязание

От Пространства – отверстия, уши и голос.

1

Банальщина. Ручка упала под стол. Полез, чтобы достать. Задел провод. Трахнуло током. Умер.

Когда очнулся, ударился лбом о деревянную крышку гроба. Душно. Ударился лбом еще раз. Прикусил язык. Заплакал от безысходности.

Заработало сверло. Тихо так, ненавязчиво. И вдарилось в правую стенку гроба. Испугался еще сильней.

Стенка отлетела. Открылся туманный выход. Других перспектив не было. Перевернулся на бок. И полетел вниз. Упал на рельсы. Наверно, что-то сломал. Тело – мешок с костями.

Внезапно, краем подбородка, который лежал на земле, почувствовал вибрацию.

Я попытался пошевельнуться, но не смог. В глазах стучало. Рябило. Белело. Светлело.

Нитки рельс стремительно сворачивались в угрожающую железную катушку, которая неслась прямо на меня.

Этой был поезд.

Глаз зафиксировал черно-белую фотокарточку приближающейся буквы «М», после чего барабанные перепонки мои лопнули от сильного взрыва, содрогнувшего с бешеной силой тоннель, посыпались камни, треск раскореженного железа, впивающийся в визг искрящих рельс.

Когда я снова попробовал открыть глаза, то не обнаружил существенной разницы между тем, что мне виделось в закрытом состоянии: а именно – была одна сплошная темнота.

Попытка пошевелиться привела к открытию того, что меня завалило металлическими остатками бывшего вагона и пеплом его пассажиров. Заметив небольшую щель среди всего этого беспросветного хаоса, я выполз на свет через нее, встав на задние лапки, оценил обстановку.

В воздухе пахло свинцом.

И паленой пластмассой.

Видно, опять-таки ничего не было.

Какой-то урод, сам того не ожидая, наступил мне на хвост.

- Что ж ты делаешь, сволочь?! – пропищал я.

Дегрод потерял равновесие и рухнул в кучу из черепов и раскореженных вагонов. Только сейчас я заметил тюбик с клеем в руках незнакомца.

Но вступить в контакт не успел, так как тот молниеносно вскочил и набросил свой пакет на меня.

Запах в пакете был более чем необычным. Я начал рвать его ногтями, кусать зубами, но стенки не поддавались мне. В отчаянии я панически бегал по желтой комнате, налетая на стены. Сперва это занятие казалось весьма продуктивным, но потом я начал уставать. Закончилось все тем, что, налетев с разбегу на одну из ярко-желтых стен комнаты, я отскочил и упал на пол. Тут сработал какой-то пресловутый механизм, который я раньше не замечал - одна из стен с душепродирающим скрипом повернулась на 360 градусов, и моему взору открылись бескрайние зеленые холмы и синие небо с молочными облаками.

Я потер пришибленное плечо, потом встал на ноги . Сам не зная почему, скинул обувь и босяком пошел по траве. Обернувшись, увидел свою бывшую камеру заточения: это был желтый куб, который также не по теме, как и я, стоял на травяном поле, нарушая всю гармоничную конструктивность панорамы.

Я шел прямо. Север, Запад, Юг, Восток. Мне было безразлично. Да и солнца я не видел. Просто шел. Зеленая трава приятно щекотала ступни, изредка тело обдувал ветер.

Не знаю даже, сколько я так двигался. Несколько часов, а может быть секунд. Ориентиром мог служить только желтый куб. А он к тому времени превратился в еле заметную желтую точку на одном из холмов.

Вдруг я заметил впереди силуэт человека. Он стоял, подняв руки к небу. Подойдя ближе, увидел, что вдобавок ко всему, он еще стоит только на одном большом пальце ноги. Одет он был в красную мантию и подстрижен под ноль.

- «И ни птица, ни ива

- Слезы не прольет…» - сказал Бритоголовый.

Глаза у него были закрыты, а веки слегка подрагивали.

Внезапно он их открыл. Из глазниц выползли два червяка и упали в траву.

- Кто ты? – спросил Бритоголовый.

Такого вопроса я не ожидал. И в самом деле, раньше я как-то не задумывался над этим. Я потупился вниз, холодок прошел по телу: там, где должны были бы быть ноги, ног как раз не было.

Получается, висел в воздухе. Я попытался найти взглядом свои руки. …Но… их тоже не было.

Напряженную минуту молчания освежил ветер.

Я не знал, что ответить и, уставившись в лицо Бритоголового, открыто сказал: «Не знаю».

Бритоголовый самозабвенно закрыл глаза, через некоторое время произнес:

- Имя твое – бестелесный.

Слова ударили меня обухом по голове, но я устоял.

- А чем вы здесь? – попробовал заговорить я.

- Я третий патриарх секты Сэн Цан, стою здесь более 300 лет, совершая паломничество в Храм Святой Елены. В пути распространяю нашу веру.

- Вы достигли совершенства? – спросил я.

- Нет, - ответил Бритоголовый, - мне еще далеко до совершенства. Смотри.

Он раскрыл свою красную мантию, я увидел позвоночник, по которому вилась змея.

- Когда змея доползет до головы, укусит твой мозг, вот тогда можно говорить о совершенстве. Этим я и занимаюсь тут вот уже более 300 лет, концентрируясь на самом себе. Но этого мало. Мне нужен внешний биоэнергетический источник.

- Что навроде зуба Будды…

- Не то что бы…высокая бетонная свая и снегири, в писании написано, что она находится в Храме святой Елены, куда я держу путь. Пойдешь со мной?

Смутился.

- Но у меня нет тела, значит у меня нет позвоночника и нет змеи, которая могла мы по нему доползти до мозга и укусить его. Как же тогда мне самосовершенствоваться?

2

Нынче, вчера, я опять гонял туман под органическим стеклом и, распадаясь в сетке золотистых отражений, пытался сформироваться в завершенную логическую спираль, а вместо этого получался клубок несвязанных мыслей.

Игорек пропал и давно не появлялся. Сейчас, вообще говорят, проводят дезинфекцию подвалов от крыс, так что подозреваю, что могли зацепить и его по ошибке.

Сижу в читальном зале и рассматриваю в альбоме репродукции Дали.

… Я ненавижу своего братца-мудака. Вместо того, чтобы сходить в кинотеатр мы поперлись в читальный зал (!) рассматривать какие-то бредовые картинки. Черт, жду не дождусь, когда врачи нас расцепят…

- Все, хватит! Пойдем!

Правая рука захлопнула книгу.

- Слушай, ну это же просто неуважение, приобщайся к искусству, брат!

Левая рука открыла альбом.

- Да ты заебал уже со своими картинками!

Правая рука захлопнула альбом, защемив левой несколько пальцев.

- А-ай! – взвыла левая голова и укусила правую за ухо.

Завязалась драка.

Немного позже.

- Это из-за тебя нас выгнали – сокрушалась левая голова.

- Ладно, заткнись – ответила правая.

Двухголовая тень заскользила в сторону подземного перехода.

В переходе на них напали хулиганы.

Они пырнули братьев ножом 35 раз и бросили лежать в пивной луже.

Кровь смешивалась с грязью и пивом, рождая странную картину.

- Хреновые наши дела, братец, - прохрипела правая голова.

Левая промолчала. Она была мертва.

Правая голова заплакала.

Она лишилась единственного брата, роднее которого у нее никого не было.

Да и еще роднее трудно представить: они росли из одного тела.

Вторая голова умерла, когда на скорой помощи их доставляли в больницу.

3

Мы шли долго. Несколько лет. А может, и целую вечность. Впрочем, это всего лишь капля в море пустоты.

Очень не легко (легко?) умирать молодым.

Хотя Бритоголовый говорит, что я на самом деле еще не родился.

Мы миновали ущелье 62-ого восхода солнца и теперь взбирались по горе Шумеру в сторону Храма Святой Елены, за внешним биоэнергетическим источником, который, как уверял Бритоголовый, открывает двери в вечность.

Понятие вечность я представлял себе довольно слепо. Текущая струя из крана…

Да! Мы нашли человека, у которого вместо головы водопроводный кран. Он сидел на большом камне, и из склоненной «головы» капала вода.

Я сначала подумал, что он плачет, потом понял (!) – так утекает жизнь.

- Здравствуй, незнакомец! – произнес Бритый.

- Основная команда пересылки данных mov. Операнды этой команды должны быть согласованы по разрядности. Несмотря на то, что в некоторых случаях действуют правила умолчания, в сомнительных ситуациях лучше явно указывать разрядность операндов с помощью оператора ptr, - незамедлительно последовал ответ. Голос был ломким. И звучал он откуда-то издалека, как будто поднимался со дна забытого гнилого болота.

- Мы держим путь в Храм Святой Елены, что на вершине Шумеру, предлагаем отправиться с нами, незнакомец.

- Обратите внимание, что совсем не обязательно, чтобы данные в сегментах common имели одинаковые имена. Главное, и за этим нужно следить с особой тщательностью - структура общих сегментов. Она должна быть абсолютно идентична во всех модулях данной программы, использующих обмен данными через общую память.

Сначала я подумал, что он псих. Мне тогда еще пришло на ум что-то из Ницше, но когда, так и не дождавшись сознательного ответа, мы с Бритоголовым пошли по каменной тропинке, то вдруг услышали за спиной отчаянный ржавый крик:

- Микросхема таймера имеет три канала с совершенно одинаковыми внутренней структурой и принципом работы. На каналы таймера подаются импульсы от микросхемы системных часов, которые по сути, представляют собой генератор импульсов, работающий с частотой 1,19Мгц.

Тогда, тогда я понял, что вся беда этого парня в том, что он не имеет возможности сказать то, что думает. То ли водопроводный кран мешал полноценному выходу смысла в словесную оболочку, но получались в итоге какие-то технологические обрывки, как старые, ненужные гаечные ключи с металлическим лязгом сыпались они из него при каждой попытке сказать что-либо.

Поэтому лучше было, когда он молчал.

Когда, поравнявшись с нами, мы спросили, как его имя, он выдал что-то про режим виртуального i80286.

С тех пор мы с Бритоголовым так и называли этого чудака: i80286.

4

В горах, гуляя по парку, Владимир Ильич часто подходил к одному и тому же месту. Высокая ель здесь росла, березка, у самой березки – кусты.

Придет Владимир Ильич, остановится, подымет голову вверх. Стоит долго-долго.

Все смотрит.

Что же там?

Распятые снегири, прибитые гвоздями к стволу березы, они висели с распростертыми крыльями, и запекшаяся кровь пестрела на белой коре. Один из троих распятых еще еле-еле подергивался, видимо, его прибили совсем недавно.

Смотрит Владимир Ильич на забавных птиц.

Мы втроем как раз сидели на скамейке, которая находилась напротив. Мы шли в парк немного передохнуть и наблюдали за Владимиром Ильичом с распятыми снегирями.

- Кто же это сделал? – спросил с дрожью в голосе Владимир Ильич.

А рядом стоял Егорка. Это он прибил снегирей. Похолодело в душе у Егорки, когда услышал он эти слова. Выдаст его снегирь, вот возьмет и все Владимиру Ильичу расскажет.

Однако снегирь смолчал. Он умер. Как и те два остальных.

Владимир Ильич раздосадовано покачал головой. Ему было жалко птиц.

Тут Егорка как подбежит сзади, да как ударит Владимира Ильича молотком по голове! Владимир Ильич упал в сугроб.

А Егорка побежал наутек из парка.

5

Он ждал. Колесо вращалось. А он все ждал неизвестно чего, напряженно уставившись себе в ноги, будто потерял что-то. Почтовый ящик сломали с утра. Колесо вращалось. Должно было придти письмо от нее, а ящик уже был вскрыт кем-то. Он. Она. Колесо вращалось. Как подвешенные в пустоте пустые алюминиевые банки.

- Я знаю! Я знаю, как это называется! – радостно завизжал Павлик.

- Ну и как? – спросила Татьяна Павловна, чуть спустив очки на нос.

- Графоманство!!! – закричал Павлик.

Куски мяса и жира разлетелись по классу.

Колесо вращалось.

«Может, уже поздно?» - думал он.

Стиль жизни. Смысл жизни.

Где-то далеко в небе отразились оборванные кадры прошлого.

Колесо вращалось.

Он увидел, как тогда первый раз встретил ее. Была весна. Не в самом своем лучшем виде. Грязный снег верещал под ногами. Он шел домой с тюбиком клея, и тут она. Внезапно. Колесо вращалось. Он поднял глаза, но было уже поздно.

Он очутился в металлическом бункере с небольшим окошком. Колесо было на высоте второго этажа и продолжало подниматься дальше. Он стер рукою кровь с поцарапанного окошка в бункере. И выглянул наружу. Тысячи глаз валялись как забытые бильярдные шарики. Зеленые, карие… Он попробовал отыскать среди них свои, но забыл какого они были цвета. Кажется, серого. Колесо вращалось. Но тем более уже было высоко.

Он видел, как внизу появилась банда хулиганов. С громкими криками они начали давить валяющиеся тут и там глазные яблоки. Глаза лопались как яйца. Он смотрел, крепко сжав зубы, а из черных глазниц стекала ртуть. Колесо вращалось.

Все проходит, и ничего уже не вернуть. Детство, школа, друзья, институт, работа. Обугленные кораблики в тазике с кровью. А еще его бесило это все. Раньше он жил в зеленой комнате. Не один, конечно, их было много. Жил года два и потом стал жить один в черной. Он хотел жить один. А люди из зеленой комнаты, стали стучаться к нему. Понятие дружбы ископаемое. У них. Человек становится ценным, когда уходит. Где, где они были, когда он жил в зеленой комнате? В черной комнате было несомненно лучше, но ему мешали. Мешали жить одному.

Колесо вращалось. Откуда-то сверху брызнул фонтан крови. Он прильнул лбом к стеклу. Она. А что она. Она тоже ушла из зеленой комнаты, а куда он не знал. Последнее что у него осталось – это ящик засохших кленовых листьев с прошлогодней осени. Он любил в нем рыться, сам не зная зачем. Просто он не догадывался, что на дне ящика жила змея. Однажды она откусила ему руку. Тогда он понял. И с тех пор только комкал в оставшейся руке последний листочек.

«Надежду?»

Колесо вращало.

«Вам Надежду?» - спросили по телефону, - «Она отошла, перезвоните позже»…

Он минул черные облака, в окошко бункера ударил ядовитый красно-зеленый свет.

Похоже, он был на самой вершине колеса. Отец. И он все понял.

Тебя изначально впрягли, не успел ты еще родиться. Потом они откармливали тебя, но ты не понимал, думал, что это называется родительской заботой. Они грезили тебе великое будущее, лишая тебя всего: и настоящего, и прошлого. Те крупинки из песочных часов, которые он носил за пазухой, ему чудом удалось сохранить.

И следят за тобой. Всю жизнь. Когда ты будешь о них заботиться. И они не отстанут от тебя. Они впрягли. Все изначально было задумано. А он не оправдал их надежд. И там, на вершине, они убили его. Чтобы никто не видел.

Сгусток крови полетел вниз, мимо других стальных бункеров, которые неумолимо поднимались на роковую вершину. Сгусток угодил прямо в его глаза и разлетелся в узорчатой кровяной луже. Глаза уже успели раздавить хулиганы. Они действительно были серые. Колесо вращалось. Чертово колесо кабалы посреди поля, усыпанного разноцветными детскими глазами. И застывшего в них ужаса. Несбывшихся надежд.

6

Бритоголовый и i80286 сразу кинулись на помощь Владимиру Ильичу, а я побежал догонять мальчишку. На выходе пацан неудачно поскользнулся и упал, распростершись на льду. Я подобрал вылетевший у него из рук молоток и несколько раз стукнул поганца по голове.

Скорее всего, он был уже мертв, а я продолжал бить. Пока наконец мне на плечо не легла чья-то рука.

Я обернулся.

Передо мной стояли крестьяне. В руках у них были топоры, ножи, факела, вилы, косы. Возглавлял всю свору тощий монах с деревянным крестом.

- Изыди, сатана! – воскликнул монах и ударил меня распятием в лицо.

- Изыди! Изыди! Злой дух! – подхватили крестьяне.

Промедление было опасным, я выбежал из парка и кубарем покатился вниз, парк стоял на возвышенности. Я несколько раз ударился головой о камни и, наверное, переломал все ребра, какие только можно было переломать.

Раздался хруст.

После этого все остановилось. Голова сильно кружилась. Я лежал в яме и откуда-то снизу наблюдал ели, серое небо, птиц, и все это кружилось, кружилось, кружилось.

Я почувствовал во рту привкус крови. Провел рукою по языку. Да, это действительно кровь. Как-то резко похолодало. Я сделал над собой усилие приподняться и только сейчас заметил ровный ряд осиновых кольев. Все они были окровавлены и торчали из меня. Издалека раздались топот и крики бегущих крестьян.

Они положили меня на стол, парализовав газом, начали заливать в горло раскаленное масло.

Монах стоял с толстой книгой и, не забывая креститься, что-то бубнил на латыни, когда мне выкалывали глаза и отрезали язык.

Потом какой-то юродивый горбун тянул за канат, вращалось деревянное колесо, и руки, ноги мои тянулись в разные стороны, разрываясь на части.

Они топили меня в ведре с помоями и били мешками с солью.

Наконец, они привязали меня к какой-то бешеной кобыле и отпустили.

Мне чудом удалось перегрызть веревку, я остался лежать без чувств в заснеженном лесу.

Я медленно ковылял в том направлении, где стучал дятел. Дятел стучал попеременно – то с севера, то с юга, потом опять с севера, затем внезапно с запада. Потом вдруг одновременно застучали два дятла с северной и южной стороны. Я набрал горсть снега и вытер себе лицо. Сплюнул. Пошел на Восток.

Тем временем в лесу уже начинало темнеть. Заугукал филин. На небе полоснули звезды, и даже успел порядочно надуться лунный пузырь.

Завыли волки.

Я ускорил шаг.

Пройдя еще метра три, черт дернул меня повернуть голову влево. Я встретился взглядом с блестящими зелеными глазами в темноте.

После чего побежал.

Пробежав минут с 15, я выбился из сил, остановился и прислушался.

Погони вроде не было.

По-прежнему угукал филин. И тут. Стоп! Я увидел человека в дредах, он сидел на корточках ко мне спиной и грыз кору. Под ногами у меня захрустел снег. Видимо, тот, в дредах, услышал это – он развернулся и посветил мне в глаза фонариком.

- Ты кто?

- Я бестелесный.

- Он окинул меня недоверчивым взглядом.

- Ни хуя себе, а я децл, - ответил тот, дожевывая кору. – А ты что тут делаешь-то?

Я рассказал ему про инцидент в парке, как потом я сбежал от инквизиторов, и заблудился в лесу.

- Инквизиторы – это все хуйня, - сказал децл, - вот волки, это реальный пиздец.

Говорил он быстро. И все озирался по сторонам. Мы проследовали к этому странному человеку в землянку.

Землянка, где он все это время жил, была до крайности убога и тесна. Это была врытая в землю кабина от КАМАЗа. Снаружи, припорошенная снежком, виднелась боковая дверь – ключи от нее хранились у самого децла, а попасть в «дом» можно было только через эту дверь.

- Заходи, не ссы, - посоветовал мне голос из землянки.

Я прыгнул. Сперва было такое впечатление, будто находишься в танке или какой-нибудь тесной космической станции. Кроме ноутбука и коврика для медитации здесь больше ничего не было. А, вернее было. У децла была замечательная трава. Она помогла мне на время забыться и хорошенько заснуть.

Мне снилась Лена. Обычная такая девушка, она работала психологом в одной из вечерних школ Москвы. И вот мне снится, будто я неожиданно пришел к ней на прием. У нее на столе горит лампа дневного света, наполняя кабинет желтым дымом, а все стены заклеены газетой «Московский демократ». Она сидит за столом и вырезает из какого-то глянцевого журнала глаза у людей, а потом вклеивает их в клетчатую 96-ти листовую тетрадь.

Она так была увлечена своим занятием, что даже не заметила моего прихода. Я сел на стул перед ней и из любопытства заглянул в тетрадь. Сколько же глаз там было! Голубые, карие, зеленые, красные, черные…

Взглянул на потолок. И там был наклеен «Московский демократ».

Наконец, я не выдержал и сказал:

- Лен!

Она подняла глаза и посмотрела на меня. На ней был белый свитер. И ее упругие груди отчетливо проглядывали под ним. Она застыла и в нерешимости глядела на меня. Потом посмотрела на свою тетрадку, схватила ножницы и вонзила их мне в левый глаз…

7

В землянку стучали. Громко и отчетливо барабанили в дверь КАМАЗа. Проснувшийся Децл в ужасе и страхе метался по полу, но стучать не прекращали.

- Да открой, что ты, в самом деле, - сказал я, зевая.

- Д-д-думаешь? – децл поколдовал с замком и открыл дверь.

Чья-то могучая рука схватила его за шкирку, вытащила наверх. Дверь захлопнулась. Дальше я слышал плач и какую-то ругань на немецком. Все закончилось короткой автоматной очередью. После этого дверь открылась, в землянку упало мертвое тело хозяина.

Я подождал, когда стихнут немецкие голоса снаружи. Вылез.

На снегу виднелись следы здоровых солдатских сапог, а еще лежали гильзы. Я поднял одну и, в задумчивости подержав в руке, продолжил двигаться на Восток.

8

Где-то после часа ходьбы между сосен у меня возникло неожиданное отчуждение, будто я на самом деле не иду, да и меня как такового в обычном понимании нет. Я был этими соснами, с обветшалой корой, белками, снующими с ветки на ветку, я был снегом, который окутывал землю. И я был землей. Я был птицами. И я был небом. Вернее, все это – было частью меня, большущей бесформенной амебы, и все что я видел – это был я изнутри, просто я как бы менял форму, углубляясь внутрь себя самого.

Неизвестно, к чему бы так привели подобные рассуждения, но в беспамятстве, я наскочил на сосну, это вернуло меня к жизни.

Лес расступился, и я увидел полянку.

Посреди полянки стоял шалаш, в котором определенно кто-то был. Из шалаша распространялся знакомый ржавый голос:

- Способ передачи аргументов по адресу предполагает, что вызываемая процедура получает не сами данные, а их адреса. В процедуре нужно извлечь эти адреса тем же методом, как это делалось для данных и загрузить их в соответствующие регистры.

Разумеется, это мог быть только i80286.

Но только я зашел в шалаш, как увидел Бритоголового и Владимира Ильича. Владимир Ильич сидел у костра в кресле качалке, накрытый пледом. При виде меня он достал ружье и выстрелил.

Белое. Растущий черный квадрат. Все шире и шире. Он заслоняет собой все белое. Теперь только черное. Черное. Черное.

На Лене тогда было черное платье. Мои руки были в крови, только что ее могли убить, а она кричала:

- Я ненавижу вас! Проклятых нацистов! Уходи из моей жизни, подонок! Уходи!

Черное…

Черт, только сейчас я понял, что это пустующие глазницы бритоголового, который склонился надо мной. Его лицо было по-прежнему таким же бесстрастным, как и при нашей первой встрече. Владимир Ильич в задумчивости курил трубку. i80286 подбрасывал ветки в костер.

Я приподнялся на своей лежанке.

- Мы думали, что больше не увидим тебя, бестелесный, - изрек Бритый.

- Да, - говорю, усмехнувшись, - я тоже думал, не свидимся.

- Эти директивы мы уже упоминали выше, когда рассматривали варианты взаимного расположения вызывающей программы и вызываемой процедуры, - подытожил i80286.

- Ну так мы идем куда? – спросил я.

- Да, - Бритоголовый кивнул головой, - тем более, что мы уже близко.

9

Работать психологом в вечерней школе крайне напряжно – это Лена поняла давно… Но тем не менее почему-то не уходила. То ли здесь был какой-то женский альтруизм, склонность к самопожертвованию, но все же какая-то сила заставляла ее продолжать работать в этой идиотской школе. Проводить «воспитательные работы», «тесты по выявлению профессиональной спецификации», выслушивать по телефону бред от придурков, которые представлялись всеми возможными именами, начиная от Вуди Вудпеккера и заканчивая Адольфом Гитлером…

Пятница. Завтра выходной. Настроение было приподнятое, а на душе легко. Лена уже собиралась погасить лампу и уйти домой на полчаса раньше обычного (заходили к ней не часто, да и то разве что девчонки – поплакаться о трагической доле неразделенной любви), как вдруг дверь скрипнула. Хромающей походкой в кабинет зашел Морозов.

Лена подняла глаза к потолку: «Ну за что так?».

Дегенератов как этот стоило поискать. Александр Морозов, 23 года, учится в восьмом классе. Синдром дауна, тотальное нарушение опорно-двигательного аппарата, расстройство схемы тела, да вдобавок ко всему, он еще был слепой. Полный комплект. Не человек, а ползущий по лицу жизни крестообразный прыщ.

Дегенерат.

- Э-э-э-э-э, – начал Морозов, и пена потекла у него изо рта.

- Садись, Морозов. Что случилось?

- Э-э-э, Е-е-е-ленА Ев-ге-ге-ге-ньевна, э-э-э-э, - продолжал Морозов, - здра-у-здра-у-здра-у-здра-уэыуа-э-здравствуйте.

Слова давались ему нелегко, но парень делал над собой усилия.

- Садись

Сослепу Морозов перепутал стул, сел как раз туда, где стула не было, и распластался на ковре. Его вырвало.

«Замечательно!…»-подумала Лена.

Она помогла ему подняться и усадила на место.

- Ну что случилось? Рассказывай, Морозов.

- Э-у-э-э-ы-г-ы-ы. В-ии-ии-ииде-те-тели, г-ы-ы, Е-елена Ев-ге-геньев-н-ы-а, я п-п-понял.

- Что ты понял, Морозов?

- Й-а-а-а, Я х-х-хочу стать, стать…

- Кем ты хочешь стать, Морозов?

- Псих-псих-психа-те-р-ра-пе-ф-ф-ф-ф-ф-том.

При произношении звука «ф» пена изо рта потекла у него особенно обильно, капая прямо на стол.

- Замечательно, Морозов! Отличный выбор! – похвалила Лена и кинулась было к вешалке, чтобы побыстрее уйти, но Морозов поднял левую руку в знак того, что он еще не закончил.

- Что еще?

- Е-е-елена Е-Е-в-ге-геньевна, й-а-а-а, еще п-п-п-онял, г-ы-ы-ы

«Какой день открытий…»,- мелькнуло у Лены.

- Что ты понял, Морозов?

- Й-а-а, г-ы-ы, э-э-э, вассс г-ы-ы лю-лю-гы-э-э-э-блю.

Его вырвало прямо на стол.

Все. Ее терпение лопнуло.

Лена вскочила, накинула плащ и направилась к двери, но цепкие пальцы впились в нее.

- Ну Е-е-лена Е-в-г-ге-еньевна, й-а-а, г-ы-ы, э-э-э, правда, ввас оччень,очееень сильно люблю, - заплакал Морозов.

Лена присела на корточки и прошептала:

- Я тоже, я тоже тебя очень сильно люблю, дурачок.

И, сплюнув в сторону, она поцеловала его.

Направилась к выходу.

- Е-е-лена Е-в-в-в-вгенье-в-в-в-в-на, а-а-а-а-а-а, г-ы-ы, а-адаваййййте встретимся-ся за-в-в-втра, э-э-э-э,гыыы.

«Да, определенно, завтра», - иронично улыбнулась про себя Лена.

- Хорошо завтра в фестивальном парке! – не задумываясь бросила она и вышла.

10

Голова моя кружилась, как сверло в дрели. Мы взбирались по горе наверх. Камни выпадали из под ног и летели вниз. А подниматься было все труднее и труднее. Бритоголовый лез выше всех. За ним был я, а снизу нас догонял i80286.

Было довольно забавно слышать, когда он ударялся своей водопроводно-крановой головой о камни. А происходило это довольно часто.

Я уцепился за очередной выступ и как ни в чем не бывало потянул его на себя.

В уши врезался неприятный треск рвущейся ткани. Тут я заметил, что вместе с выступом оторвал целый кусок пространства. Образовалась щель, за которой была беспросветная темнота.

Я всунул в щель обе руки, расширив ее прыгнул внутрь…

11

… Когти вцепились в заплывшее лицо токсикомана. Мне удалось разорвать пакет и теперь что есть сил я царапал лицо этого урода, который догадался запихнуть меня в пакет с клеем. Тип бешено орал, отбросив меня в сторону, сретировался прочь.

Я засеменил по рельсам в поисках пищи.

Когда я выполз на улицу, была глубокая ночь. Я стоял на задних лапках в завораживающем свете фонарного столба и полной грудью вбирал в себя свежий воздух. Голова еще немного кружилась после пребывания в этом поганом пакете. Но в целом мне было гораздо лучше.

- Ай! Мерзкая тварь!! – взвизгнул неприятный старушечий голос.

Я побежал, но тут сам неожиданно для себя угодил в теплые женские ладони.

- Фу! Городские службы совершенно не исполняют своих обязанностей! Крысы уже свободно разгуливают прямо по улицам! – просверливающим слух голосом буровила старуха.

- Они сейчас как раз проводят дезинфекцию подвалов, вот грызуны и хлынули на свет. Им же тоже хочется жить, - вступился приятный женский голос. Меня погладили по голове.

- Как вы только можете держать в руках эту гадость! Я их издалека не переношу…

- А мне они кажутся довольно симпатичными… - меня снова почесали.

Нет, эта девушка, определенно, нравилась мне все больше и больше.

12

«Осторожно, следующая остановка – Серпухов» - прошипели в динамиках.

Федос засмеялся, а мне почему-то стало страшно. Русле вообще бы все равно, уткнувшись головой в стену, он спал. Федос вставил в уши затычки и продолжил слушать неизвестно что, а я уставился на поцарапанное окно. Из окна дуло. Тихо так, ненавязчиво, но дуло. А за окном была метель. Обстановка неизбежно раскладывалась в ностальгическом направлении. И я даже попытался что-нибудь вспомнить. Но ничего конструктивного из-под мозговой корки не выскребалось. Какой-то мудак дернул стоп-кран, и собака резко затормозила.

Русла слетел со скамейки, застонал. Федос вынул затычки, засмеялся, и, вставив затычки обратно, продолжил слушать неизвестно что. Русла растянулся на захарканном полу и подниматься совсем не хотел. Я наклонился к нему спросить, все ли нормально.

Вместо ответа Русла широко открыл рот. Между зубами у него была вставлена ржавая решетка, за которой виднелся язык. Язык бился об решетку, видимо, Русла хотел что-то сказать, но вместо этого на свет рождался членобезраздельный хрип.

Я хотел толкнуть Федоса, но напоролся локтем на решетку, которая внезапно возникла между нами. Федос продолжал слушать неизвестно что, растамански закрыв глаза.

Я принялся стучать ладонями по решетке и попытался позвать его, но ничего не выходило, язык натыкался на решетку в горле. Захлебываясь слюной я бесился, ударяясь лбом о металлические прутья.

Душепродирающий хрип Руслы. Я обернулся и обомлел: располовиненный и пережатый решетками, скрюченный он «завис» в воздухе. Прохрипев что-то несуразное, Русла безжизненно опустил голову, и тут стали видны еще пять решеток, которые удлинялись и проходили через его спину. Они возникали неизвестно откуда.

В ужасе оглянувшись, я увидел сквозь тоненькие проволочные решетки, которые образовались у меня на глазах, что вся электричка заполнилась решетчатым лабиринтом, тут и там висели, лежали задавленные, располовиненные, продырявленные насквозь, в ужасных, невообразимых позах люди и дети.

Нам с Федосом повезло. У меня под ногами был примерно метр квадратный свободной площади, а в «клетке» Федоса, которая находилась буквально через одну решетку с моей места было даже немного больше.

Одно, что меня настораживало, так это то, что Федос по-прежнему сидел с закрытыми глазами и слушал неизвестно что. Я достал мобильник и позвонил ему. На весь вагон зазвучала примитивная мелодия похоронного марша, сопровождаемая детскими голосами (?!):

В детском саду

Скоро будет Новый Год.

Будем есть варенье.

Будем есть печенье.

Скоро будет Новый Год…

С опозданием сработал виброзвонок. Виброзвонком назвать это можно было с большой натяжкой. Скорее это был целый вибростанок. Неприятное жужжание бурмашины. Тело Федоса маниакально затряслось как в эпилептическом припадке.

- Любая пара лежащих в данной плоскости неколлинеарных векторов а и бэ образует базис на этой плоскости ,- объявила девушка в динамиках и залилась ненормальным смехом.

- Билетики приготовьте, - голосом какой-то мерзкой старухи сказал Федос.

Он встал со своего места, но продолжал трястись. Действия его принимали с каждой секундой маньячно угрожающий характер.

- Билетики, билетики, приготовьте, приготовьте, - бормотал Федос, уткнувшись лицом в решетку, глаза его были плотно закрыты.

Я отпрянул от решетки, уперся спиной в другую, которая была сзади.

- Ну что, приготовили? Приготовили билетики? Билетики? – ласково-садистским старушечьим голосочком повторил Федос. – Вот и молодцы… ТВАРИ!!!!!!!!!!!

Заорал Федос, но крик его кусками разлетелся по углам вагона. Разрывая плоть, Федос лез сквозь решетку прямо на меня, и надо отметить, действия его имели успех. Я обернулся, с силой оттолкнувшись, прыгнул в зарешеченное окно и прегорождпреогорождпреперегороперерожденное цецецецецелым рярярядом решшшеток (на части из них были нанизаны куски покойного Руслы).

Я упал в снег. В 50 сантиметрах от меня ушлепнулась разорванная и изломанная в кровь правая рука. Кисть левой не видел, но интуитивно чувствовал, что небольшой кусок ее, правда, порядочно раздробленный кусок, ее, тянется от моей израненной плоти.

Решетчатым взглядом я окинул электричку. Из окон торчали нанизанные на острую проволоку сердца и мозги.

Впереди, облаченный в решетчатый корсет стоял серповский вокзал. В решетчатом небе, как в клетках бились в судорогах мертвые птицы. Местами стекала кровь нескольких галок. А в зените, в небольшой цилиндрической фонарной оправе весело улыбалось солнце. Я тоже попробовал улыбнуться, но, боюсь, вместо этого получился обезьяний оскал, мешала застрявшая в глотке решетка, ныл язык.

С грохотом из окна вывалилось по кускам мое тело и, ударившись об голову, разлетелось на мелкие части рядом. Снег изрядно покраснел. Электричка тронулась. Лениво застучали колеса. Куски Федоса упали из окна буквально в двух метрах от меня. Еще через несколько секунд раздался звук покореженного металла.

«Электричка въехала на платформу», - мелькнуло у меня. Снопы искр.

Я вспомнил, что забыл поздравить Федоса с Новым Годом. Мобильник лежал передо мной и несколько пальцев от руки тоже.

Все завертелось.

Метель.

Одна из затычек Федоса больно ударила меня в глаз, слетела линза. Обидно, что я уже не мог услышать, музыку в них, так как неизвестно, где к тому времени находились…

13

Меня посадили в картонную коробку. При первой же необходимости я мог бы из нее без проблем убежать, но я тузом чувствовал, что пребывание в этой мазафакерской коробке сулит мне много чего хорошего.

Опа! Так и есть! Вот уже через десять минут моего здесь пребывания я получаю за свои смазливые щщи довольно нехилый кусок сыра.

Лена посмотрела на коробку и улыбнулась: крыса стояла на задних лапках.

- Да ты настоящий артист!

В мою злачную коробку летит уже второй кусок сыра.

- Ладно, давай спать.

Лена почесала крысу и погасила свет.

14

Мною на некоторое время овладело странное чувство. Просто уж больно это было похоже на какую-то подпольную лабораторию. Сначала тебя откармливают, откармливают, а потом вдруг…бац! Выясняется, что в этот чертов сыр был подмешан какой-нибудь психостимулятор, действие которого эти ублюдки изучали на тебе, и ты подыхаешь от передозировки.

Я пошевелил усами.

Не говори чепухи. Сейчас совсем иной случай, демонстрирующий проявление чувств любви и нежности к братьям нашим меньшим со стороны человеческого существа (!). Не каждый раз так повезет.

Успокоившись, я уснул.

Мне снился один из сюжетов писания. А именно: ядерный взрыв, который очистил Землю от людей, после него начался крысиный рай на Земле.

Было здорово.

15

Было холодно. Завтра. Вернее уже сегодня с утра. В фестивальном парке не было ни души. Шаркая ногами по асфальту, Морозов добрел до скамейки и сел. Путь дался ему нелегко. Он еще даже не был до конца уверен, что находится в парке. Слепота обрушилась на него с самого рождения. Поэтому он заранее вышел пораньше, чтобы в случае, если окажется, что он не туда пришел, успеть перейти на условленное место встречи до приходы Лены.

Лена… И сердце забилось учащенней. Морозов заволновался: а что, а что если она не заметит его? Пройдет мимо? Но он отбросил эти мысли в сторону.

Удивительно. Ведь он даже ни разу не видел ее. Только чувствовал. Аромат ее духов. И слово «Лена», с которым он играл на языке, от этого нежное тепло распространялось по всему искривленному телу, а пена изо рта начинала течь обильней.

16

День прошел незаметно.

Завтрак. Чтение. Интернет. Обед. Чтение. Телевизор. Ужин. Чтение. Интернет.

Про Морозова она вспомнила еще утром. Но, улыбнувшись, постаралась забыть идею о встрече.

Это получилось у нее с успехом.

Потерев уставшие глаза от компьютера, Лена посмотрела на часы: одиннадцать вечера, ужас.

Надо ложиться спать… Но тут у нее кольнуло в сердце: Морозов.

А что, если он ждет. Что, если он ждет в парке?

Не ждет, будь спокойна.

Нет ждет!

Не ждет.

Ждет.

Не ждет.

Ждет!

Лена вскочила и, наспех одевшись, выскочила из квартиры.

17

Меня разбудил запах дыма. Может хозяйка что-то готовит?

Но, высунувшись из коробки, я окончательно встрял в болт: квартира горела пионерским пламенем. Видимо, дурочка, забыла выключить компьютер, а сама куда-то ушла.

Как говорится, главное – вовремя свалить.

Я юркнул в чуть приоткрытую дверь (черт, куда же она все-таки так спешила?), оказался на лестничной площадке, ну а потом выбежал на улицу.

У-у-у, бррр. На улице шел дождь. Противный холодный дождь.

Только я хотел обчистить местную помойку, но тут передо мной нарисовалось массивное колесо машины пожарной бригады…

18

Лена вбежала в парк. Дура! Ну разумеется, он сюда даже не приходил. Зачем она побежала сюда…

Лена села на скамейку. И вдруг услышала сопение рядом с собой.

Она напрягла зрение, чтобы всмотреться в темноту, но так ничего и не увидела. Внезапно, Лена догадалась, что сопение самонепроизвольно издает она сама.

- Елена Евгеньевна! А я думал, вы уже не придете! – сказал приятный мужской голос.

Лена хотела спросить: «Когда это ты, Морозов, научился так хорошо говорить». Но сама испугалась своего голоса, и на свет вышло что-то вроде:

- Ы-ы-ы, г-ы-ы, у-э-э, м-м-Моро-з-з-о-ы, г-ы-ы..

Лену вырвало.

- Елена Евгеньевна, вам нехорошо? – продолжал парень.

Она отрицательно махнула головой, дескать все в порядке.

Она по-прежнему ничего не видела.

- Знаете, Елена Евгеньевна, я давно испытывал к вам неоднозначные чувства. И с каждым днем они становились все сильней…

«Да? Что же это за чувства такие?» - подумал Лена.

- Ы-ы-ы, у-ы-э, г-ы-ы, - сказала Лена.

Комок рвоты вновь подступал к горлу.

- Я лю…

В парке зажглись фонари. Лена этого уже не видела. Она только слышала быстро удаляющиеся от нее шаги.

Она хотела крикнуть:

- Морозов! Остановись! Я тоже люблю тебя!

Но ее вырвало. С такой силой, что она упала со скамейки на мокрый от дождя и блевоты асфальт.

Лена попробовала подняться и открыть глаза.

Она стояла на вершине высокой, очень высокой и узкой бетонной сваи, полтора квадратных метра в площади.

Внизу были люди в красных мантиях и забритые наголо.

Сотни. Тысячи. Миллионы. Миллиарды.

Неподдающееся человеческому существу неописуемое множество.

Люди сидели в позе лотоса, самозабвенно закрыв глаза. Они воссоединились в единое целое в священной нирване, мирские страсти больше не тревожили их.

19

Приступ рвоты накатывался волнообразно.

Подступал и отступал к горлу, но каждый раз все с большей силой.

Лену вырвало. Она пошатнулась. Оступилась, потеряла равновесие.

Горы, небо, люди, все неумолимо поворачивалось… вверх дном!

Лена полетела вниз!

Она хотела закричать, но….

Вместо этого брызнули яркие лучи света и во все стороны полетели снегири. Летела и Лена. Она явно чувствовала это. У нее были сотни глаз, сотни крыльев и сотни сердец стучали в ее груди. Каждая птица была частичкой ее, образуя в совокупности единое целое, то, что вы раньше называли Леной, впрочем, она была ей, и сейчас, когда парила в небе над головами сотней, тысячи, миллионов, миллиардов людей, ушедших безвозвратно в священную нирвану, в океан пустоты и вечности, наедине со своим Я.

20

- Смотри, - сказал я, толкнув Бритоголового, - снегири!

- Восхитительно! – впервые по теме произнес i80286.

Мы сидели скрестив ноги в позе лотоса. И со всех сторон люди сидели также как мы. Глаза некоторых были закрыты, других -устремлены на стаю снегирей, парящих вокруг каменной стелы.

- Это и есть Святая Елена, бестелесный, - прошептал Бритоголовый, - а стела – ее храм. Закрой глаза, и представь, что ты один из этих снегирей, летающий вокруг стелы.

Я закрыл глаза.

Но не услышал ничего кроме отборного мата пожарников. Зарычал двигатель. Пожарная машина уехала, оставив клубы пыли.

Меня чудом не задавили.

В жилом муравейнике чернело несколько окон.

«Голова подобна возвышающейся башне.

Пять органов чувств подобны окнам.

Кости черепа подобны крыше» - вспомнилось мне.

И я поспешил уползти в канализацию.

21

И был новый день. Солнце уныло поднималось над кладбищем, освещая сырые от прошедшего дождя могилы. Я забрался на один из деревянных крестов и принялся затачивать ириску, которую оставили усопшему. Солнце ярко светило в глаза. Но мне так нравилось. Я щурился, точил ириску и размышлял о своей прошлой жизни.

Внимание мое привлекла крупная фотография, прикрученная к ограде. Она была обернута в прозрачный целлофановый пакет, и как слезинки, на ней тут и там были капли не высохшего дождя, переливающиеся в солнечных лучах как изумруды.

1985 – 2005

«Отличный парень», - заметил про себя я, оценивая фотографию.

Мне даже в голову не могло придти, что я сижу на своей собственной могиле.