Когда Христос берёт свой автомат. Когда, избит судьбой, я шёл к своей берлоге, То, в тогу комплексов замотанный до пят, Глядел на христианские чертоги, Как нищие на богачей глядят. Соборность таинств, тёплый свет лампады, Покой, блаженство храма – как во сне, И небо, и предчувствие награды За путь нелёгкий к богу, а затем к себе. Осмысленность пути и близость светлой цели, И веры истинной непотопляемый ковчег, - Всё это ощутил я в полной мере, Поверил в справедливость я и бег Свой прекратив, я в храм зашёл как грешник, Застыл смиренно возле алтаря И тихо, неподвижно, как подсвечник, Застыл я, пред иконами горя. Не веря в бога, я поверил в душу (Волюнтаризм, конечно, – молод был!), И сердце пробурило страх и стужу, И колокол свободы зазвонил… Но поп пришёл, и стало всё, как было: Пробился к алтарю наживы хлам. Я помню похотливое свиное рыло И сытый бас: «Пожертвуйте на храм!» Я многое на свете им прощаю, Буржуям, прилипалам и ворам, Я словно мясо от себя им деньги отрываю, Но это… Суки, это ж божий храм! Я в ярости сжал кулаки до боли, Но чудо!... Вдруг сошёл Христос с креста. Сказал он мне: « Пошли, камрад на волю. Покинем эти мерзкие места». Его лицо знакомо мне до боли, В нём будто лица множества людей Воплощены; из них любой достоин И почитания, и славы, и церквей. Я за руку его схватил: «Скажи мне кто ты? Ты не Христос ведь!» - «Нет, брат, я Христос, А также легион мне имя, плюс ещё две роты, Героев всех времён и всех известных гроз. Да, я – Христос, за правду павший Ессей, ну а по-русски коммунист, Тот поп, распявший меня дважды, Лжёт обо мне красиво, только рот его нечист. Я – Че Гевара, славный команданте, Чей труп растащен на рекламные щиты, Я – Ленин, Маркс и Энгельс и все те атланты, Которые боролись, как и ты, Матросов, как и ты, Гастелло Как ты, безвестный павший часовой, В крови который, в гари по колено Разил врага под Минском и Москвой, Как тот ученый, столько жизней спасший, Но сам погибший в рокоте трудов, Я – ради Человека преждевременно упавший, Что оставляет в мире мир и сотни своих вдов. Я – первого восстанья предводитель, Впервые я повёл рабов на смертный бой, И я же до смерти вчера избитый Нацбол. Лежу в СИЗО с пробитой головой. Я тот, который правду-матку рубит смело Башки рубя кровавым палачам, Я тот герой, который ценит дело, Его предпочитая всяческим речам». «Бунтарь? Не может быть! Неправда это! Ты ж воплощение любви и милосердия, Христос, Смирения, исполненного света И злу непротивления до кончиков волос!» Он усмехнулся горько и взглянул сурово: «Любви? О да! Но не преступного, брат, сна! Непротивление предать людей всегда готово, Оно – непозволительная роскошь в наши времена! Что впереди? - Есть меч и бегство от свободы? Я так люблю людей, что сразу выбираю меч, мой брат! Что ж, вызов брошен – трепещите кровососы и уроды, Близка расплата, ведь Христос берёт свой автомат!» Февраль,2006. |
проголосовавшие
комментарии к тексту: