Литература

ПЛАТО

Многие имеют слабость об этом помышлять,

Но мало кто имеет смелость в это верить.

Fabrice Kerherve.

* * *

- Птиц сгодня не будет, - произнесла с порога только что вошедшая Рыбья Кость, - зря сидишь, Шкварка.

Девушка произнесла это довольно уверенным тоном, будто наперед знала, что птиц действительно не будет. Но кроме уверенности в ее голосе чувствовалось просьба и какое-то жалостливое участие.

Видя, что ее слова не произвели на предполагаемого собеседника никакой реакции, девушка вошла в комнату и села на кровать, рядом с окном. В то время, когда она буквально за два шага пересекла небольшую комнатенку, ей пришлось слегка нагнуть голову, чтобы не стукнуться об люстру. Нет, люстра ни висела слижком низко. Да и потолок был стандартной высоты. Все дело было в девушке. Рыбья Кость примостила свое длинное тело на неряшливой и расправленной кровати и облокотилась о стенку. Как-то устало повела узкими плечами, пристраивая свою костлявую спину поудобней на плоской и ровной стене, лишенной даже обоев. Девушка сложила свой длинные и худые руки у себя на коления, поерзала еще немного, глянула на Шкварку и застыла. Она сидела практически неподвижно, и было непонятно, или она глубоко ушла в себя, пережевывая какие-то воспоминания, или, напротив, в ее голове не летает ни одной мыслишки. Казалось, что сидеть вот так, без всякой цели, было для нее делом привычным. Или все же с целью? Но как бы там ни было в данный момент с ее стороны отсутствавала всякая активность, и только зрачок ее единственного глаза плавал, лениво обозревая комнату.

Также неподвижно сидел и Шкварка. Сидел на тумбочке, возле кровати почти вплотную к девушке. Хотя, было бы справедливо сказать, что девушка сидела вплотную к нему. Сидел он на коленях, высунувшись наполовину из окна. Сидел, и напряженно вглядывался куда-то. С виду Шкварка был обычный парень, даже еще мальчик лет пятнадцати. От стандартных детей его разве что отличала какая-то неестественно дряблая кожа на теле, как у старика, да зажатая в руках снайперская винтовка.

Комнатенка, в котрой проходило данное действие (или, скорее, бездействие) была небольшая, стандартная, как у всех в Городке, только, почему-то, в этой предметов обихода было еще меньше, чем в других. Первое что бросалось в глаза, это то, что на стене не было обоев. Зато на противоположной от девушки стене висел прекрасный, толстый, роскошный зеленый ковер. Да, этот ковер по праву считался достоянием этой комнаты, а может и всего Городка. Но тем не мение полного отсутствия обоев и какого-либо полового покрытия этот ковер заменить не мог. Да и вообще, берлога какая-то. Видно, что тут никто давно не убирался. Можно даже сказать – келья. Кровать, тумбочка, стол, стул.

Прошло уже около пяти минут. Девушка тихонько вздохнула, поерзала немного. Рыбья Кость начала чувствовать, как от непривычной жесткости кровати начали ныть ягодицы, и тут же подумала, что если бы можно было спать на стене, то спать на ковре было бы гораздо мягче. Но девушка просто сидела и вроде бы чего-то ждала. Было видно, что разглядывание комнаты не приносит ей ни пользы ни новой информации. Сдесь она была уже раз пятьсот. Но, все равно, девушке нравилось бывать сдесь. А может быть ей нравился парень? Хоть она и была старше него лет на пять. Но, как бы там ни было, она стойко и терпеливо сидела на кровати. Можно было бы конечно встать, походить по комнате, посмотреть, что там твориться за окном. Но ей это было не интересно. Она прекрасно знала, что за пейзаж открывается там. Такой же как и за ее окном, и за окном любой комнаты в Городке, так как все окна выходили на одну сторону. А за окном начиналось бесжизненное пустынное плато, тянувшееся насколько хватало глаз. И даже там, где этих самых глаз не хватало, оно все равно тянется. Об этом знали все обитатели Городка. А за окном была вызженная солнцем пустыня, усаженная пиками сглаженных ветром и временем скал. И этот пейзаж она, как и все сдесь живущие, наблюдала каждый день. Поэтому Рыбья Кость быстро перестала об этом думать. Хотя, если бы она все же заглянула в окошко, то, кроме всего вышеперечислнного, увидела бы вдалеке крошечную фигурку человека. Но это тоже, не для кого не было новостью. Но об этом попозже. А пока девушка сидела, запрокинув голову и молчала.

Наконец, она протянула руку и легонько стукнула мальчика по бедру.

- Шкварка, ну не будет сегодня птиц. Погода нелетная, - было непонятно, пошутила она или нет. – Пойдем лучше погуляем по парку, а то мне одной скучно. А?

И опять, несмотря на ее чуть ли не умоляющий тон парень остался непоколибим. Не один мускул не дрогнул на его теле. Он сидел абсолютно неподвижно, уперев локти в подоконник и выставив в окно ствол винтовки. Двигались только зрачки его глаз. Они обшаривали бесжизненное плато снова и снова, цепляясь за каждый камушек и прощупывая каждый метр земли. Он настолько ушел в этот процесс, что, казалось из всех органов его тела продолжают функционаровать только глаза. А глаза – это был единственный совершенный орган в его теле. И об этом знали все. Шкварка мог заметить малейшее движение и икогда не промахивался.

Девушка снова облокотилась спиной о стенку и вздохнула. Она смотрела на это тело, раздетое до пояса и застывшее в упрямой решимости. Да, думала она, птицы были для него важнее, чем все вместе взятое. Птицы и винтовка – вот все, что его интересовало. С винтовкой он никогда не расставался, так же как и с мыслью увидить о подстрелить птицу. Но девушка знала, что птиц сегодня не будет. Как не будет их и завтра, и послезавтра, и через месяц, и через год, потому что их здесь никогда не было. Да и откуда им взяться в самом пустынном месте на земле. Там нет ни растений, ни животных. Это знали все обитатели Городка. И только Шкварка почти каждый день ждал их высунувшись из своего окна с винтовкой наготове или выходил на плато и долго бродил по ниму. И каждую ночь ему снился один и тотже сон: будто целые стаи птиц заполонили плато. Одни стаями летели во всех направлениях, другие скакали по земле и перелетали с места на место. И все они громко щебетали на разные голоса, превращая пустыню в шумный базар. Мальчик любил рассказывать Рыбьей Кости о своем сне, поэтому девушка знала его во всех подробностях. И каждый день Шкварка просыпался с одной, прочно засевшей в его голове мыслью «вот сегодня точно прилетят». Но они не прилетали, и этот день не стал исключением.

А девушка похоже никуда не торопилась. Она сидела и смотрела на парня. И, вроде бы, при взгляде на Шкварку ее единственный глаз теплел и черты лица немного смягчались.

Вдруг, по комнате пронесся легкий шорох, и одновременно с этим раздался сухой щелчок предохранителя. Тело мальчика как-то сразу обмякло и еще больше ссутулилось. Он положил винтовку на подоконник и обернулся.

- Ладно, Косточка, идем погуляем. Только сперва рубашку одену.

Девушка улыбнулась, и ее единственный глаз радостно заблестел. Ей нравилось, когда он называл ее Косточкой. От этого слова в ее худой и сухой груди что-то сладко сжималось и теплело. Она еще немного посидела на кровати, наблюдая как мальчик одевается и вешает винтовку на плечо.

- Как хорошо, - она наконец слезла с кровати. - А то я уже думала, что ты тут опять до вечера зависнишь, как памятник.

Парень засунул руки в карманы спортивных штанов и повернулся к девушке. Он улыбнулся ей в ответ.

- Да, Косточка, похоже птиц сегодня действительно не будет. Но, я думаю, рано или поздно они появятся. Ну, идем.

Они ушли. В комнате ничего не изменилось. И ничего не указывало на то, что сдесь только что кто-то был. Разве что кровать еше сохраняла тепло тела молодой девушки, но это ненадолго. Зеленый ковер все так же впитывал пыль безжизненного плато, влитающую из открытого окна в маленькую комнатенку, да фигурка человека все также неподвижно сидела вдалеке. Ее хорошо было видно из окна. Маленькое пятнышко, затерявшееся между скал.

А еще говорили, что ничего живого в пустыне нет…

* * *

С первого взгляда можно было подумать, что две жинщины просто прогуливаются по парку. Но при детальном изучении ситуации становилось ясно, что это не так. Во первых, женщины «гуляли» не по дорожке, как обычно, а углубились в самые дебри. Во вторых они шли, постоянно озираясь по сторонам, словно ища кого-то, но почему-то они никого не звали, а только негромко переговаривались друг с другом. И, в третьих, в руках одной из них была длинная сухая палка. Все ясно, они хотели выследить кого-то и хорошенько нахлобучить дрыном. Но вместе с этим было видно, что женщины абсолютно не скрываются, и заметить их приближение не составляло большого труда. Они совершенно не следили за бесшумностью своего передвижения. И, кроме того, когда они проходили мимо каких-нибудь зарослей, то женщина, что была с дрыном, начинала с силой тыкать им в самую гущу кустов. Неизвестно, какого результата они ожидали, но, разочаровавшись в который раз, они шли дальше. Станвилось ясно, что они искали скорее что-то, чем - кого-то. Но что? Чемодан? Мешок? Труп?

Надо сказать, что парочка подобралась довольно странная. Первая женщина, даже не женщина – девушка лет двадцати пяти, та, что была с дрыном, была совершенно лысая. Причем влос на ее теле не было вообще. Не было ни ресниц, ни бровей, и на оголенных руках также отсутствовали волосы. Добавьте еще к этому сильную бледность кожи. Но, если включить фантазию и прилепить ей волосы, то, получалась довольно симпатичная девушка. А так – привидение в желтом. Желтые брюки и желтая кофта, казалось, исдеваются над бледностью кожи. Уж очень она любила желтый цвет. Моет быть поэтому ее имя было Лимонный Сок? Но об этом, как говориться, история умалчивает. Это сочетание белой кожи с ярко-желтой одеждой давало ощущение чего-то божественного, неземного. Но, корявая, сучковатая, поросшая мхом палка портила все это ощущение и пресекало его на корню, и она снова преврашалась в лысую бледную девушку в нелепых, ярко-желтых одеждах с дрыном в руках. Ни больше и ни меньше.

Ее спутницу звали Скатерть. Это была женщина лет тридцати – тридцати пяти. В отличии от своей подруги у нее был самый обыкновенский цве кожи и шикарные длинные волосы, свободно разбросанные по плечам и спине. Одета она была в какой-то белый халат напоминающий смирительную рубашку. Но, на самом деле, это он и был. Все как положенно, длинными рукавами руки были прижаты к туловищу спереди и сзади рукава была завязанны. Но женщину похоже нисколько не смущал такой странный наряд. Из-под полы халата виднелись голубые джинсы и такие же белые кросовки, как у Лимонного Сока. Даже через просторные рукава смирительной рубашки было видно, что руки у женщины были необычайно тонкие и абсолютно лишенные подвижности. Дело в том, что у Скатерти они с самого рождения были парализованны и она не могла ими двигать. Это привело к тому, что ее конечности превратились в бесполезную болтающуюся вязанку костей, обтянутых кожей. Так она и жила, вечно обнимая сама себя этими безжизненными отростками. И смирительная рубашка оказалась в таком положении самой подходящей одеждой. Поэтому она всегда была со своей лучшей подружкой – Лимонным Соком, которая стала для нее ее руками. Но чем Скатерть могла по праву гордиться, так это своими роскошными волосами. Ее подруга каждый день тщательно ухаживала за ними, и, иногда, Лимонный Сок готова была отдать свои руки, чтобы у нее отрасли такие вот шикарные волосы. Но, каждому свое, и женщины очень сдружились, радуясь достоинствами и не замечая недостатков друг друга.

- Мы его так будем вечно искать, - в сердцах произнесла Лимонный Сок, очередной раз проткнув дрыном ближайшие дебри, и обнаружив, что там тоже пусто, - до скончания века. – Она еще раз, с утроенной силой вонзила свое орудие в несчастный куст.

- Эй, то это, потише махай, - засмеялась ее подруга. – Если бы в этом кусте действительно сидел Мина, ты бы из него уже дуршлак сделала.

- Да об этого твердолобого балбеса любая палка сломается, - улыбнулась девушка. – Кстати, чья была идея взять его в игру. – Она нарочито показно покосилась на Скатерть.

- Ну захотелось парню поиграть, - оправдываясь заговорила та, - ну что тут плохого? Ведь никто не знал, что так получится.

- А как еще могло получится с двухметровым глухонемым дауном? Ты хоть предупредила его, что во время игры нельзя перебегать с места на место?

- А как же.

- А как же, - передразнила она Скатерть. – Теперь остались сущие пустяки: прочесать весь этот чертов парк и найти где отсиживается этот кабан.

Скатерть засмеялась.

- А представь, если бы мы играли в прятки на плато?

Обе женщины начали безудержно хохотать. Все они хорошо знали чем это может закончится.

- Представь такую картину, - сквозь смех произнесла Скатерть, - через два часа после начала игры километрах в двадцати от Городка бедный Мина бежит из последних сил, пытаясь найти подходящее убежище.

Новый взрыв хохота.

- Ага, - ее подруга сразу стала серьезной, - а тут этих мест вон сколько. – Она снова вонзила палку в ближайший куст.

- Да ты не переживай, никуда он не денется. Мина хоть и даун, но простой, как две копейки. Уговор был играть только в парке, значит он точно здесь, и никуда не денется.

- И когда же до его тупой башки дойдет, что мы уже часа два как не играем, - взбеленилась Лимонный Сок.

- А ты покричи, может услышит. – Скатерть от души смеялась своей шутке.

- Да ну тебя, - махнула девушка свободной рукой, - тебе легко говорить, а я уже два часа машу этим дрыном как самурай.

- Мина! – Скатерть продолжала подкалывать подругу, - Ми-и-на-а-а! Услыш меня мой глухонемой брат.

Парочка снова расхохоталась.

- Ладно, - взяла себя в руки Скатерть, - смех смехом, да только он так и будет сидеть в своем укрытии до конца света, думая, что мы все еще играем.

- Ага, возможно даже сейчас он сидит где-нибудь рядом, наблюдает за нами и думает «как хорошо я спрятался».

- Ну да, это же Мина. Он как ребенок.

- Только тупее в десять раз, - дополнила Лимонный Сок.

- Тихо! – Резко прервала ее подруга, - Слышишь?

Справа, из самых дебрей, переплетенных стволов и кустарников доносился хруст ломающихся веток, треск и шелест. Эти звуки становились все громче и отчетливей.

Девушки остановились и перегленулись.

- Мина?

Но надеждам женщин не суждено было сбыться. Как в сказке, кусты раздвинулись и из них буквально выкатился человек, который по вышеперечисленным урывочным описаниям никак не мог быть Миной. Это был мальчик лет десяти – двенадцати. Из одежды на нем были только яркокрасные шорты и белые кроссовки, точно такие же как у женщин. Мальчик был толстым. Точнее, так могло показаться только с самого начала. На самом же деле толстым у него было только туловище с тугим выпирающим животом. А руки и ноги у него были как бы в противовес необычайно длинные и тонкие. Чистый орангутан, да и только. На голове у мальчика была кепка защитного зеленого цвета. Кожа его лоснилась от пота и была облеплена листьями и каким-то мусором. Выкатившись из зарослей он принял более-менее устойчивое положение и начал отплевываться и отфыркиваться. Он часто дышал. Было видно, что он долго носился по лесу и выбился из сил. Его толстый животик блестел от пота и по всему телу налипла куча листьев и мусора.

- Ну ты напугал нас, Плинтус, - выдохнула Скатерть, - а ма думаем, что там за боров ломится?

Мальчуган улыбнулся, вытянулся и козырнул рукой.

- Докладыфает серфант расфетки Плинтус. Рядофого Мины нигде не обнаруфено. Прикафете продолфать поиски? – Он страшно шепелявил, но от этого казался еще смешнее.

- Вольно, - шутя скомандовала Лимонный Сок, - а вы все прочесали?

- Помилуйте, говпофа, продолжал тот поясничать, - куда нам, сирым и убогим. Наф фсего одиннадфать челофек. Чтобы прочефать фесь парк на понадобится минимум дфа дня, а мы уфе из сил фыбились.

Лиминный Сок вопросительно посмотрела на Скатерть.

- Обед скоро, - видя, что женщины в нерешительности, мальчик решил проявить инициативу.

- Нехорошо это, - как бы вслух размышляла Скатерть, мы пойдем обедать, а Мина будет сидеть где-нибудь под кустом и ждать, когда же его найдут.

- Вот именно – ждать, - вмешалась ее спутница, - будет ждать и никуда не денится. А мы уже запарились. За обедом сообща и обсудим дальнейший план действий.

- Дейфтфительно, для поифка нуфны калории. – Плинтус погладил свой выпуклый живот.

Скатерть еще немного поразмышляла, уставившись в землю. Она ощущала на себе два выжидательных взгляда. Наконец решила.

- Иди, Плинтус, найди других и сообщи, что через полчаса сбор в столовой. Надо перекур сделать.

- Будет ифполнено, гофподин фтандартенфюрер! – Плинтус радостно козырнул, подпрыгнул и скрылся в неизвестном направлении. Точнее, направление было вполне известно, но так звучит гороздо тоинственнее.

Две женщины некоторое время стояли в раздумьи. Но лишь некоторое время, затем одна из них взорвалась.

- Долбанная тупоголовая горилла! – Женщина сазмаху зашвырнула свой дрын в самую чащу. – Чтобы когда-нибудь я с ним во что-нибудь играла! Да скорее у меня волосы вырастут, чем мы его найдем!

- Не переживай, - Улыбнулась Скатерть, - после обеда сообща мы его обязательно найдем. Из парка он никуда не денется. Он хоть и даун, но играет честно и хитрить не умеет. А пока направим свои стопы в столовую.

* * *

Медовый Пряник сидел в своей инвалидной коляске на довольно высоком каменном уступе. Сегодня он сидел один. После завтрака, как обычно, он выкатил через ворота из городка и поехал по плато к одному из своих излюбленных местечек. Это был уступ, полого и ровно поднимающийся со стороны городка, и резко обрывающийся ломанной отвесной стеной с противоположной стороны. Парень сидел у самого обрыва. Он вообще любил забираться повыше. Конечно, на плато были места и выше, но самое высокое место, на которое он мог забраться на своей инвалидной коляске, был именно этот уступ, который он про себя назвал «впередсмотрящий». У него было много любимых мест в пустыне недалеко от Городка, где он любил останавливаться на час, на пол дня, или на весь день, но это место было самым любимым, и сегодня он собирался зависнуть сдесь до вечера. Такие, чуть ли не ежедневные вылазки были, можно сказать, его хобби. Хотя, для него это давно уже стало необходимостью как еда, или сон. Вообще, почти каждый обитатель Городка имел свое хобби. Вот и Медовый Пряник частенько отправлялся в пустыню и подолгу оставался в полном одиночестве. Иногда его навещала Лимонный Сок, иногда в его вылазках участвовал Шкварка, который по обыкновению лазил в близлежащих скалах, ища там птиц. Но Медовый Пряник не обращал на него внимания, он просто слышал как Шкварка гремел своей винтовкой где-то рядом, пыхтел и ругался кокда камни улетали у него из под ног. Когда же его навещала Лимонный Сок, он, чтобы не мучить ее, отъезжал в тень ближайшей скалы. Сам то он уже более-менее привык к палящему солнцу, да и небольшой складной зонтик, по обыкновению укрепленный не его коляске довал хоть какую-то защиту.

Но сегодня парень был один. И это его вполне устраивало. На небе опять было чисто, раскаленный воздух дрожал между скругленных обрубков скал, потоком переливаясь через них, и посреди этого сонного марева лепилась одинокая фигурка.

Сзади от Медового Пряника как огромная гигантская ступенька высилась скала. Это была даже не скала. Необъятная отвесная каменная стена. Почти прямо, без каких-либо сильно заметных поворотов эта стена уходила за горизонт в обе сторны. Жители Городка так и называли ее – стена. Никто не знал, где она начинается и где заканчивается. Никто не знал, что находится за этой стеной. Ломанными линиями, то повышаясь, то понижаясь это необъятное скальное основание пролегло через все плато, как бы деля мир на две части. Возможно это была даже не стена, а начало ккой-либо возвышенности, ведь именно в этой стене и находился Городок. Да, все помещения и коридоры, жилые комнаты и даже большой парк, все было вырезанно в толще этой стены. И сейчас на солнце приветливо мигали ровно сто окон – эллюмиаторов. Ровно столько жилых комнат было в Городке и ровно столько жителей было в нем. Точнее сказать – обитателей. Ведь жизнь - значит развитие, а время сдесь как будто остановилось и все замерло. И в пустыне не было ничего живого. Единственные живые существа – это обитатели Городка, ютившиеся в толще стены. Окна были только в жилых конатах. По одному окну в каждой комнате. В других помещениях окон не было. Еще были большие и массивные ворота, деревянные, обитые железом. Они находились прямо под жилыми комнатами и выходили сразу на плато. Таким образом обитатели Городка могли беспрепятственно выходить в пустыню, но особого желания, бродить по ней, задыхаясь от пыли и жары, ни у кого не было. Но ворота стояли, и никогда не закрывались на замок, да и замка от них, похоже, не было. Когда они открывались, то издавали протяжный скрип, похожий на вой, который долго гулял эхом между обветренных скал, как бы возвещая пустыни, что на плато выходит живое существо. Ворота и окна - это, пожалуй, было единственное, что украшало эту каменную стену.

Сама пустыня была под стать ей. Такая же угрюмая и необъятная. Цепь скал, то гуще, тореже, врастала в потрескавшийся солончак и песчанные дюны. Скалы, похоже, были очень старые. Они обветрились со временем, и у подножъя каждой, как сумки перед усталым путником, лежали камни и каменная крошка. В целом плато было довольно ровным, но его покрывали песчанные дюны и различные уступы, на одном из которых и сидел Медовый Пряник.

Парень убрал руки с коленей и немного наклонил зонтик в сторону, так как за те два часа, что он здесь сидит, тень уже настолько сдвинулась, что перестала его укрывать. Затем он повернул голову и посмотрел через плечо назад. Он увидел, что местность вблизи ворот Городка уже пуста, хотя совсем недавно там возилось несколько человек. Это могло означать только одно – настало время обеда, и все обитатели, побрасав свои дела, собрались в столовой. Сейчас наверное смеются, шумят и стучат тарелками. Но Медовый Пряник не торопился. Он решил в очередной раз не ехать на обед, а остаться здесь, на плато, до вечера. Здесь ему было интересно, чем там, в многолюдной толпе.

Поэтому, он повернулся назад и отхлебнул из зараннее взятой бутылки с компотом и так и остался сидеть на самом гребне «впередсмотрящего», как будто капитан корабля вышел на капитанский мостик и разглядывал бескрайние морские просторы. Правда, о существовании моря Медовый Пряник, как и все здесь, знал только из книг. Поэтому, сейчас он ничего не воображал, а просто наблюдал, как ветер гоняет колючие пылевые облака между скал.

* * *

По коридору, выстланному паркетом, шла очень странная парочка. Просто парень и девушка.

Девушка была настолько высока, насколько и худа. Даже еще худее в два раза. Хотя это трудно вообразить. Можно сказать – это была ходячая связка костей, обтянутая кожей. Одета девушка была в футболку, шорты и обычные домашние тапочки. Причем футболка была настолько длинная и безразмерная, что, хоть шорты и доходили ей до колен, они лишь синели тонкой полоской из под нее. А плечи у девушки были настолько худы и малы, что швы на футболке, обозначавшие начало руковов, доходили чуть ли не до локтей, а рукава широким балахоном спадали до середины предплечья. Футболка была белой с какими-то непонятными иероглифами. Несмотря на свой рост девушка шла короткими шажками, постоянно шаркая. Ее волосы полностью соответствовали телу, такие же тонкие, хрупкие, прямые, длинные и безжизненные. Цвета они были даже не светлые а почти белые и тусклые. Эта белизна чем-то напоминала седину. Лицо этой девушки такое же длинное и вытянутое можно было бы даже назвать красивым, если бы не одно «но». Одного глаза у девушки не было. Точнее он был, но с первого взгляда становилось ясно, что это всего лишь муляж. Просто из полуоткрытого века матовой поверхностью белел шарик без каких-либо признаков зрачка. Зрелище было довольно жуткое, и, казалось, лучше бы там вообще ничего не было вместо этого грубого протеза. Еще лицо девушки было полностью лишено следов косметики и каких-либо украшений. Длинные тонкие губы при разговоре со спутником иногда расплывались в улыбке и становилось видно ослепительно белые зубы. Своим сиянием они узлучали здоровье и уверенность, что никак не гормонировало с общим состоянием тела. Зубы были ровные, один к одному, словно специально подогнанные и выточенные. Было такое несоотетствие между телом и зубами, что, казалось, все калории, которые поглощала эта девушка, достовались зубам. Похоже, это была единственная часть тела, которой девушка могла по праву гордиться. Можно сказать – ее визитная карточка.

При взгляде на ее спутника, первая мысль, которая приходит в голову, - они друг друга стоят. Он был млачше ее лет на пять. Этот парень, даже не парень – мальчик лет пятнадцати, роста был невысокого, чуть ниже среднего, и доходил девушке только до груди. Одет он был в темно – синие спортивные штаны и распахнутую рубашку в клетку. На ногах были точно такие же тапочки. Словом одета была пара по домашнему, я бы даже сказал по больничному. Можно было даже подумать, что они только что вышли из палаты, чтобы прогуляться за соком к бижайшему ларьку, если бы не одно «но». На спине у мальчика висела, блестя металлическими боками, самая настоящая винтовка с оптическим прицелом. Парень любовно придерживал ее левой рукой, чтобы не дай бог не сползла. В отличие от своей подруги он был толстоват. Не то что бы жирный, но довольно пухлый. Шел уверенно, слегка косолапя и раскачиваясь из стороны в сторону. Вся его походка выдавала полную расслабленность. Казалось, что парень хочет установить рекорд мира по самой экономичной походке. Выражение его лица распростроняло спокойствие и меланхолию. Лишь изредка его рот открывался, чтобы сказать что-нибудь веское и краткое, и тут же, ни секунды не медля, захлопывался снова на неопределенное время. Прическа как таковая отсутствовала. В отличие от волос своей подруги у мальчика волосы были чересчур живые и самостоятельные, а на голове царил полный беспорядок. Создавалось такое впечатление, что его волосы хотели разбрестись кто куда, но от осуществления этой затеи их удерживали только корни. Между краями распахнутой рубашки было видно грудь и живот мальчика. Кожа на теле полностью не соответствовала его молодому возрасту и была дряблой и обвисшей, как у старика. Но мальчика, похоже, это сильно не беспокоило, поэтому он продолжал уверенно вышагивать вперед, придерживая винтовку и ведя неторопливую беседу с девушкой.

Как уже говорилось выше, шли они по коридору, который устилал лакированный паркет. Коридор был просторный, с высоким потолком. Окон в коридоре не было. Вместо них через строго определенное расстояние распологались выемки в стене, в которых стояли горшки со всевозможными цветами и растениями. Так же от коридора отходили другие коридоры, поменьше, ведущие в другие жилые секции. Возле каждого такого ответвления вдоль стенки стояли скамейки, но на них было пусто. Нельзя сказать, что коридор был безлюдным, несколько раз парочке попадались люди, идущие по своим делам, но оживленным его тоже не назовешь.

Через две – три минуты кородор закончился и парочка вышла в парк – огроменный зал с высоченным потолком. Почти всю территорию парка занимал лес, испещренный широкими и узкими дорожкми с фонтанами, скамейками и прочей лабудой. Словом обычный, ухоженный парк, необычность заключалась только в том, что он бал крытый и с потолка плавно падал сильный, но мягкий свет.

Парень с девушкой направились по одной из центральных дорожек в глубь парка.

- Шкварка, пойдем сядем у северного фонтана? – Рыбья Кость вопросительно взглянула на мальчика своим единственным глазом, - там ребята сегодня должны в прятки играть.

- Надо думать, что ребята, это Скатерть и компания? – изрек он, слегка поморщившись.

- Ну да. А что?

- Да нет, ничего. – Было видно, что Шкварке абсолютно все равно у кагоко фонтана торчать в этот день. – У северного, так у северного.

Они шагали дальше. Слева от них на одной из скамеек сидели двое. Однорукий молодой человек приятной наружности кормил с ложечки девочку лет восьми, скрученную децким целебральным параличом. Хоть Шкварка и Рыбья Кость знали их, но здороваться не стали. В Городке вообще было всего сто обитателей, и все друг друга хорошо знали. Может быть поэтому в Городке было непринято здороваться друг с другом? А девушка лишь слегка улыбнулась сидящим на скамейке, в очередной раз обнажив свои белые зубы.

Ветви деревьев образовывали над дорожкой хороший навес. И хотя лампы над потолком давали тепла гораздо меньше, чем солнце над плато, в тени было все равно уютней. Но не успела парочка пройти и ста метров, как перед ними выросли три парня, изрядно запыхавшиеся. Вид они имели такой, словно перебрались жить в лес, и живут там уже довольно долго.

- Ба, дамы и господа! – воскликнул тот, что был повыше и постарше, - вы М-мину не видели? Этот аб-б-бапел пришкерился так, что м-мы его найти не м… можем. – Парень сильно заикался и шумно дышал, но, похоже, это ему не мешало разговаривать.

Шкварка на секунда задумался, затем его лицо расплылось в ехидной улыбке.

- Ну вы додумались, - продолжал он ухмыляться, - чья была идея взять его в игру?

- Так видел, или н… нет?

- Сам он ни за что не вылезет, - как бы продолжал рассуждать мальчик, смакуя ситуацию, - а вы кричать не пробовали? – Шкварка состроил такую серьезную мину, что Рыбья Кость не выдержала и откровенно заржала. Но парней эта шутка, похоже, не слишком забавила.

- Тоже мне остряк х-хренов. П-п… предсказатель блин. Чем кожевряжиться, лучше бы п… п-п п…

- Помог! – поддержал его товарищ.

- Вот-вот, - молодой человек явно обрадовался, что его избавили от необходимости говорить такое неудобное слово.

- Спасибо за предложение, но ковыряться в колючих зарослях в поисках различных тупоголовых громил, не входило в мои планы, - Шкварка картинно развел руками. – Саболезную, - продолжал тот лыбиться.

- Да ну тебя, хрен н-нечесанный. – махнул высокий рукой, затем повернулся к своим. – Господа, айда д-д-дальше!

Вся троица незамедлительно ломанулась в лес, а наши приятели зашагали дальше.

- Что, что, а затея взять Мину поиграть в прятки не самая лучшая. Он теперь будет сидеть, пока его не найдут, - сделала вывод девушка.

- Всенепременно будет, Косточка. Будет сидеть до конца света.

- Да он и конец света пересидит.

- Вот видишь. А еще говорят, что он тупой. Спрятался так, что его вся эта бригада умников найти не может.

* * *

Циферблат карабкался по стремянке все выше и выше. На третьей ступеньке сверху лестница стала угрожающе раскачиваться, но Циферблат был не из тех, кто легко отступает, и если что решил, то привык идти до конца, и неважно каким будет конец. Вот и сейчас он обернулся. Его со всех сторон окружали высоченные книжные шкафы, тянущиеся до самого потолка. Поплевав на ладони, он, как заправский альпинист полез дальше. Долез до последней верхней ступеньки и, вцепившись в край полки руками, начал рассматривать корешки книг, которые как раз стали находиться на уровне его глаз. Он явно что-то искал. Его уродливая, вся покрытая непонятными шишками, голова медленно поворачивалась слева направо, а зрачки глаз бегали сверху вниз, как эскалатор, рассматривая название на корешках. А стремянка в это время занималась тем, что дрожала и прогибалась под его тяжестью как живое существо. В таком положении Циферблат находился почти минуту, затем со вздохом опустился обратно, сполз на две ступеньки вниз и уселся, положив руки на колени. Он начинал злиться, так как никак не мог найти нужную книгу, но она должна быть в этом секторе, он был в этом почти уверен. Мужчина повернул голову назад и посмотрел вверх. Оставалась последняя неисследованная полка, самая верхняя, почти упирающаяся в потолок, куда со стремянки уже никак не достать. А пока он сидел на лестнице, дышал, отплевывался от старой книжной пыли и тупо пялился на противоположный шкаф. Под Циферблатом было до пола около четырех метров. Ему сразу свпомнилась песенки Виннипуха, прочитанная в этой же библиотеке много лет назад. Как там… «если б мишки были пчелами БУМ… то они бы нипочем БУМ… никогда бы не подумали БУМ… так высоко строить дом…». Да, вроде бы так. Если будет падать, то эту песенку точно не успеет пропеть. Ну а пока, ноздри по прежнему щекотала старая едкая пыль, и в правом глазу резала какая-то соринка. Ну ничего, последний заплыв остался… наверное.

- Ну что, нашли, дядя Циферблат? – Раздался тоненький девчачий голосок откуда-то из глубины библиотеки.

- Нет, - громко крикнул мужчина и покачал головой, - но, врагу не здается наш гордый Варяг! У противника осталась последняя линия обороны, и мы ее сейчас пощупаем, - улыбнулся он.

- Вы поосторожней там, а то будете лететь и щупать своим лбом все ступеньки по очереди. – Девочка засмеялась.

- Будь спокойна, Спица, дядя Циферблат мастер лазанья по книжным полкам.

- Ну, ну.

По голосу девочки было слышно, что она уже отвлеклась на какое-то другое занятие и сказала это чисто автоматически. А мужчина еще раз вздохнул и начал свое восхождение к самой верхней полке.

Главный зал библиотеки был круглой формы и довольно просторный. Со всех сторон его окружали книжные шкафы, уносящиеся к самому потолку. Шкафы были забиты всевозможными книгами. Из зала вели три выхода. Это были даже не выходы, а туннели, со всех сторон обставленные шкафами. Эти туннели уходили из зала и терялись в лабиринте шкафом и полок. Причем выходы эти распологались на динаковом расстоянии друг от друга и делили круг зала на три одинаковых части. И если из этих выходов провести прямые линии к центру зала, то получиться три одинаковых сектора. В одном из этих секторов распологались письменные столики со стульями, которые составляли что-то типа читального зала. Столы стояли рядами, но таким образом, чтобы занимать ровно тот треугольник, который им был отведен. Основание этого треугольника занималь четыре стола, затем, с каждым рядом их каличество уменьшалось на один. Таким образом в центре зала стоял уже один стол. Остальные две трети зала были абсолютно пусты и хорошо был виден выстланный плиткой блестящий пол.

За одним из столов, прямо в центре треугольника, сидела девочка лет девяти – одиннадцати. Сидела, поджав под себя ноги и вдумчиво читала раскрытую перед ней книгу. Рядом высилась еще одна стопка из четырех книг. Девочка беззвучно шевелила губами, водила пальцем по строкам и иногда, это было заметно, она перечитывала какую-то часть по нескольку раз и морщила лобик.

Все это время слева, из одного выхода, доносились какие-то скрипы, шорохи, звяканья и прочие непонятные звуки. Точнее, от части понятные. Можно было, например, понять, что там кто-то есть и с чем-то возиться, или что-то ищет. Вскоре, все стихло. Это продолжалось всего около мнуты, затем послышались приближающиеся шаги.

Из левого выхода вынырнул мужчина лет тридцати. Весь его череп украшали, блестя при свете ламп, большие шишки. Причем голова была тщательно выбрита, от чего эти уродливые костянные выросты визуально становились еще больше. Конечно, можно было бы отрастить волосы подлиннее и их было бы почти незаметно, но, похоже, мужчина гордился своими уродливыми выпуклостями, нарочно как можно больше обнажая их и выставляя их напоказ. Что же касается самого лица, то с ним было все в порядке. Щегольские усы и бородка отлично дополняли не менее пижонскую одежду: белые брюки, покрытые пятнами пыли и кремовую шелковую рубашку. Было видно, что одежда уже далеко не новая, однако тщательно выстиранная и выглаженная. На ногах красовались коричневые остроносые туфли. Словом, типичный щеголь, вот только из-за уродливых шишек красавцем его никак не назовешь. Подмышкой мужчина нес толстенную книгу, улыбался до ушей и шел, слегка пританцовывая.

Заслышав шаги девочка сразу отложила свое занятие и обернулась.

- Ну что, нашел?

- А то, Спица! Я же говорил, что есть еще порох в пороховницах и нормальные книги в этом мукулотуросборнике, правда для этого пришлось покорить не одну вершину.

- Вот! – Циферблат воздел руки к потолку, зажав в них книгу и с размаху шваркнул ее об письменный стол.

Судя по грохоту, книга весила прилично.

- Средневековые пытки и казни. – Прочла девочка вслух азвание. – И на кой она вам нужна, - вздохнула Спица, - ну прочетаете, а дальше то что?

- А тебе на кой надо, - ткнул мужчина в раскрытую перед ней книгу, - а?

- Как на кой? – искренне изумилась та, - здесь очень много всяких интересных вещей. – Лицо девочки сразу стало очень серьезным и сосредоточенным. – Например, сдесь сказанно, что все люди не являются абсолютно симметичными. Что у всех одна рука или нога чуть-чуть больше чем другая. Одна почка находиться немного выше другой и так далее. То есть люди только примерно симметричны. Понимаете?

- Да уж, открытие сделала. Это я и без книжек знал. – При этих словах он потрогал свои шишки, которые распологались у него отнюдь не симметрично.

- Да нет. Вы не поняли. Даже абсолютно здоровые и нормальные люди тоже не совсем симметричны. Врубаетесь?

- Ну не знаю, - пожал мужчина плечами, - я их не измерял. Да и не водится здесь как ты сказала абсолютно здоровых и нормальных. И вообще, что считать нормой?

- Но в книге же сказанно…

- В книге, в книге, - мужчина вздохнул. – Ну и пускай. Что тебе это дает? Помогла как-то самоутвердиться?

- Да вообще то не очень. У здоровых людей эта нессимитричность незаметна.

- Очень, не очень… Да ты, Спица, не расстраивайся, ведь в человеке главное что?

- Душевная красота, - как заученное стихотворение произнесла она, вяло и безинтересно. – Мне об этом здесь все твердят. Еще и вы.

- Так ведь верно твердят. Красота должна быть в голове, а не на голове. – При этих словах Циферблат еще раз погладил свои драгоценные шишки и улыбнулся.

Наступила пауза. Можно сказать неловкая.

- Ну ладно, не буду тебе больше мешать, пойду до себя. А еще лучше – в столовую. Уже время обеда. Ты идешь?

- Да нет, я здесь останусь почитать, - нехотя ответила девочка.

- Ну как хочешь, Циферблат подхватил книгу и пошел прочь. – А ты, если вычитаешь еще что-нибудь интересное, расскажешь мне потом. Ладушки? – сказал он уже на ходу не поворачивая головы.

- Угу.

Мужчина скрылся за поворотом, и девочка осталась одна. Она также сидела, склонившись над книгой, но было видно, что она уже не читала. Не бегали глазки по строчкам, не морщился лобик в поисках нужной ниточки текста. Да и, похоже, совсем другие мысли занимали занимали теперь юнную головку. Она просто уставилась в книгу и так и сидела несколько минут. Хорошо было в библиотеке, почти так же пустынно, как и на плато. Затем девочка встала и, слегка прихрамывая, подошла к болшому двухметровому зеркалу, что висело на одной из стен зала. Девочка остановиась в трех метров от него и принялась изучать себя. Вполне миловидное личико, волосы, уложенные в хвостик, простенькое белое платье в зеленый цветочек, которое достигало почти пола. Однако, платье, несмотря на свое длинну, не могло скрыть то, что на левой ноге у девочки был обыкновенный домашний тапочек, в каких тут многие ходят, а на правой был башмак с высоченной десятисантиметровой платформой. А ведь два года назад, чтобы выровнять длинну ног достаточно было шестисонтиметровой подошвы. А что будет дальше? Двеннадцать сантиметров? А дальше? А дельше девочка старалась не думать. Она взобралась на соседний стол. Просто сидела на нем, смотрела в зеркало, болтала ножками и тихо плакала.

* * *

В столовой было шумно. Вообще, во время завтраков, обедов и ужинов здесь было шумно, ведь в это время здесь собирается все население Городка. Но сегодня в столовой было особенно шумно. Все обсуждали главную новость – поиски Мины. Народ сидел за длинными столами небольшими групками. Пили, ели, кричали, шумели, махали руками и спорили. Некоторые прямо здесь стали состовлять карту парка и указывать место возможного расположение Мины, хотя схему парка все уже и так знали наизусть, а угадывание месторасположения Мины было делом заведомо безнадежным из-за особенностей его интелекта. Все это понимали, но сидеть сложа руки было неинтересно, поэтому в ход пошли карандаши, ручки и фломастеры. Не брезговали также рисовать прямо на обеденных столах. Поступали также различные предположения, что Мины закопал себя в землю, разложился на молекулы, самоликвидировался и так далее в том же духе. Никто конечно этим репликам значениям не придавал, однако было весело и каждый начал понимать, что искать Мину надо, искать и обязательно найти. В центре столовой сидела самая большая группа людей, состоявшая в основном из недавних игроков в прятки. Споры здесь были самыми ожесточенными. Председательствовала, точнее пыталась это делать, Скатерть. В своей смирительной рубашке она выглядела как всегда спокойно и невозмутимо, но было видно, что этот балаган ей надоел.

- Так, хватит! – Крикнула Скатерть. Она с радостью бы стукнула кулаком по столу, если это было бы возможно.

Сразу все в компании притихли. Скатерть все уважали за умение мыслить трезво и логично.

- Есть у кого-нибудь действительно дельные предложения, направленные на решения данной проблемы?

- П-п-предлагаю п-поджечь п… парк и выкурить его оттуда, - сказал высокий черноволосый парень, еле сдерживаясь от смеха.

Все вокруг откровенн заржали. Похоже, что к этой шутке никто не остался равнодушным.

- Ты, клоун длинный, хватит поясничать, - нахмурилсь женщина, в очередной раз пожалев, что у нее нет рук.

- А что, Ситец дело говорит. Мне этот парк уже давно надоел. Можно и библиотеку заодно спалить. Книги на растопку пустить.

Новый взрыв хохота.

- А если серьезно, - раздался тот же голос, - Мина никуда из парка уйти не мог, ему интеллект не позволяет. Поэтому, надо собрать всех от мала до велика и от начала до конца прочесать парк. И никуда он не денется.

- Сетью его надо!

- Ага, , поставить флажки, взять гончих собак и устроить охоту.

- Ату его, ату!

- Циферблат, хватит выпендриваться, подключилась девушка в инвалидной коляске из другого стола.

- А что, устроим облаву. Вышлем вперед Бивня, пускай разнюхает обстановку.

Некоторые от смеха начали кашлять и давиться.

- А где Медовый Пряник?

- Генерал песчанных карьеров скорее всего опять оседлал очередной бархан и следит за дислокацией неприятеля.

- А может Мина вражеский лазутчик?

- Так оно и есть. Косит под глухонемого дурачка, а сам сведения собирает.

- Линчевать его!

- Ага, только сначала найти надо.

- А нашедшему вознаграждение будет?

- Конечно. Сыграть с ним в прятки еще раз, только тет-а-тет.

Кто-то уже от смеха начал сползать под стол.

- Только не в парке, а в пустыне!

Это стало апофеозом. Смеялись все, кто еще мог соображать и адекватно воспринимать речь. Весь Городок дружно катался по полу, хрюкал, плевался непрожеванной пищей в тарелки, валился со стульев и бился в каких-то чуть ли не предсмертных судорогах. Затем, когда шум понемногу стих и обессилившие люди начали взбераться на свои места, Скатерть вышла на середину столовой.

Все стихло, и все ждали ее решающего слова.

- Внимание всем, - она сделала паузу. – После обеда все собираемся в парке. Я повторяю – все! Будем дружно прочесывать парк. Мину надо найти. Доедайте и все в парк.

С этими словами она развернулась и пошла на свое место. Кто-то уже срывался и шел в парк, кто-то в спешке доедал. Всюду слышались тихие голоса и сдавленный смех – пережиток недавних шуток.

* * *

Казалось, что время здесь остановилось, и особенно остро это чувствовалось здесь, на пустынном плато, глядя на фигурку человека, который уже около четырех часов сидел в своей коляске почти не двигаясь. Он как-будто хотел слиться с пустыней, подражая ей в спокойствии и невозмутимости и ощущая, как она обволакивает его со всех сторон.

Медовый Пряник сидел все в такой же позе, наблюдал и думал. Прошло уже минут пятнадцать, как люди, игравшие возле ворот городка ушли, значит обед был в самом разгаре, но парень похоже на него не собирался. Медленно теребя пальцами худых рук складки на штанах он впивался взглядом, как прожекторами, в горизонт. Но глаза тщетно пытались заглянуть за него. Горизонт сплошным кольцом ограничивал доступный мир, сжимая это кольцо тем сильнее, чем сильнее парень в него вглядывался. Медовый Пряник так отдал всего себя этому занятию, что не сразу заметил, как со спины, со стороны Городка к нему приближался человек.

Наконец парень услышал сзади себя едва различимые шорохи. Со спины кто-то явно приближался к нему. Кто-то шел неторопясь, размашисто шагая. Но кто? Медовому Прянику захотелось угадать человека по походке, не оборачивясь. Уж что что, а слух у него был просто отличный. Поэтому парень просто сидел спиной к источнику звука и продолжал гадать. Логичнее всего предложить, что к нему приближается либо Лимонный Сок, либо Шкварка, но походка и характер шагов принадлежали явно не им. Но кто же тогда? И наконец его осенило. Да! Эти тяжелые, неуклюжие и размашистые шаги могут принадлежать только одому человеку во всем Городке. Это точно. Но зачем?

Медовый Пряник медленно развернул свою коляску…

Прямо вего сторону, широко шагая, шел огромный человек. Ростом он был около двух метров, широченные плечи, здоровенные ручищи, ножищи и т. д. Словом, типичный амбал. Он шел пружинящей походкой, широко размахивая руками и улыбаясь. Из одежны на нем были только желтые шорты. Даже обуви на ногах не было. И хоть видно было, что силища в нем неимоверная, шел он как-то расхлябанно, и физиономия у него была такая же расхлябаная и неухоженая: небритое лицо, нечесанные волосы и тупая улыбка на лице. Похоже было, что интеллект этого парня находился в обратной зависимости с его физической силой.

Наконец он подошел к нему вплотную, сел прямо на землю и, не переставая улыбаться, положил свою огромную руку на плечо парню. Медовый Пряник почувствовал, как коляску перекосило.

- С чем пришел, Мина? – Сказал он жестами на языке глухонемых.

Когда-то давно от нечего делать он учил эти жесты, и сейчас они ему пригодились, так как Мина был один и Ситца, его переводчика, с ним не было. Хотя и Ситцу из-за его заикания тоже надо ставить переводчика. Все эти мысли мгновенно пронеслись в голове у парня. Он улыбался, глядя в добродушные глаза верзилы, и пытался понять, зачем он пришел. Но тот молчал.

- Опять не пустили играть в прятки? – прожестикулировал парень.

Наконец Мина убрал свою руку с его плеча и поднялся. Он стоял, слегка наклонясь вперед, нависая над Медовым Пряником как гора.

- Вы все хорошие… Прощай, - пропели его огромные толстые пальцы.

И в это мгновение Медовому Прянику показалось, что глаза Мины налились таким пониманием и грустью, каких он не встречал еще ни у кого в Городке. Где-то в глубине этих глаз скрывалась истина, доступная только для него самого. Истина, способная объять и поглотить и Городок, и Плато, и всех обитателей Городка.

И потом он ушел. Медовый Пряник не отрывая взора следил за тем, как он уходит. В начале еще слышались его шаги. Еще слышался хруст песка и пыли под его босыми ступнями. Затем все звуки стихли, и только одинокая фигурка вдалеке медленно растворялась в плато. Мина шел прямо, никуда не сворачивая. Шел прямо к горизонту. И горизонт был вынужден расширять свое кольцо все дальше и дальше в глубь, подчиняясь напору этого огромного человека. Горизонт, бессильный что-либо сделать, отступал. Мина шел так свободно и легко, как будто вышел в парк на небольшую прогулку, а не навсегда уходил в беспощадную пустыню. Но плато казалось было радо этому. И в этой радости не было и капли злорадства. Эта была радость встречи двух старинных друзей, давно потерявших друг друга, и наконец вновь обретших. И парень на вершине уступа был единственным провожающим и свидетелем этой встречи. А Мина все шел и так не разу и не обернулся.

* * *

Как и следовало ожидать ужин в столовой проходил еще более оживленно, чем обед. Еще бы, ведь, несмотря на совместные усилия всех обитательй Городка, и то, что в парке не осталось ни одного непроверенного клочка земли, Мину так и не нашли. Всем стало ясно одно – в парке его нет. Люди так же сидели, спорили и ели, только выглядели немного уставшими от долгого лазанья по дебрям. Теперь можно было с уверенностью говорить о таинственном исчезновении Мины, и это было главной темой дня. Более того, подобное событие считалось из ряда вон выходящим, так как ничего подобного в Городке до сих пор не происходило. Никто себе такого даже представить не мог. Да еще с Миной – глухонемым тормозом от рождения. Поэтому люди готовы были уже поверить в самые невероятные фантазии, вплоть до того, что он чудесным образом превратился в дерево. Всем хотелось одновременно и поесть и выговориться, поэтому пища из набитых ртов летела как комки жидкой грязи из горячих гейзеров. Люди махали руками, часто задевая подносы, стаканы и столовые приборы. Все это продолжалось до тех пор, пока женщина в смирительной рубышке медленно не поднялась и не вышла на середину зала. Все сразу это заметили и стали потихоньку затыкаться. Ей даже не пришлось кричать. Через несколько секунд в столовой воцарилась тишина, и уставшие от шума и собственных криков обитатели Городка стали с интересом ждать.

- Я думаю, все догадываются о чем я сейча буду говорить, - начала Скатерть, - криком делу не поможешь. Надо рассуждать логически. – Последовала пауза. – Итак, нам известно одно – Мины в парке нет. Это мы можем сказать с уверенностью. Так?

- Да!

- Все прочесали.

- Правильно говоришь, Скатерть.

Женщина подождала, пока выкрики стихнут, затем продолжила снова.

- Так, - подтвердила она сама себе, - значит, можно сделать вывод, что он из парка ушел. – Пауза. – Раз он ушел из парка, значит он сейчас может находиться либо в Городке, либо вне Городка. – Пауза. – Оба эти варианта одинаково возможны. Если он в Городке, то мы продолжим его искать и рано или поздно найдем. – Снова пауза. Женщина внимательно осмотрела лица людей. – Но есть и другой вариант – Мина находиться вне Городка. А отсюда есть только один выход – через ворота по плато. И среди нас есть один человек, для которого плато – дом родной, и который поможет нам пролить свет на этот вопрос…

И тут зал взорвался.

- Медовый Пряник!

- Генерал песчанных карьеров!

- Эй, а где он сам?

- Да его и на обеде не было.

- Как так? Сбегайте в его комнату!

- Айда его искать!

- Только еще и его искать не хвтало.

- А может они двоем свалили?

- Или Мина его это… того?

- Эй, кто нибудь видел сегодня Медового Пряника?

- Да он на завтраке был.

- Да Мина тоже был на завтраке, так что с того.

- Ребята, пойдем искать инвалидную коляску!

В зале довольно быстро начал подниматься шум и гомон. Снова крики эхом отражались от высокого потолка, усиливая коковонию.

- Дезертиры трудового фронта!

- А когда Мина успел удрать?

- Да когда мы обедали, точно! Все же здесь сидели.

- Ага, пока мы здесь собрались они вдвоем и дали деру.

- Может догоним?

- Делать больше нечего.

- Да ведь действительно нечего.

- Да здесь я, - раздался спокойный и уставший голос.

Все были так увлечены спорами, что никто не обратил внимание, как в дверном проеме повился парень в инвалидной коляске. Черт его знает, сколько он там уже находился. Может только подкатил, а может уже несколько минут сидел себе тихо и наблюдал за страстями в столовой. Но только этот голос спокойный и тихий прорезал насквозь всю эту шумиху, пронесся над столовой на какой-то совершенно другой волне, хотя, казалось, он должен был утонуть в общем море криков, смеха и просто непонятного шума. Но он пролетел как выпущенная стрела. И этот голос услышали все, и все его узнали, и все разом замолчали и обернулись к входу. Там, в дверном проеме, одиноко сидел на своем средстве передвижения безногий Медовый Пряник, положа руки себе на колени, как он это любил делать. И, казалось, там стало светлее, от почти сотни пар глаз, устремленных на него.

- Мина ушел, - сказал он спокойно, будто размышляя сам с собой, - сказал, что мы все хорошие и… ушел.

С этими словами парень развернулся и как-то нервно, резко крутя колеса, покатил прочь из столовой по коридору и скрылся за поворотом, словно торопясь поскорее оторваться от этих липкив взглядов, сврляших его спину.

Никто не бросился его догонять и распрашивать о каких-нибудь подробностях. Всем все было до невозможности ясно и просто. Люди молча стояли, и каждый сейчас наверное вспоминал этого добродушного верзилу, а, может, думал о чем-то своем, или вообще не о чем не думал, отказываясь воспринимать эту нелепую новость. Казалось, что в людях появилась маленькая незаметная трещинка, которая никогда не сможет зарасти, которая способна только расширяться и углубляться. Но они этого не осознавали. И только чей-то голос произнес приглушенно из глубины столовой:

- Вот вам и весь Мина…

* * *

Как и все Циферблат завтракал молча. Люди сосредоточенно жевали или тихо переговаривались о всяких глупых ненужностях. После вчрашнего более чем оживленного дня было более чем странно видеть их такими поникшими и отрешенными. Все торопились побыстрее покончить с едой и уйти. Циферблат тоже решил не задерживаться. Да и к чему? После столовой он направился к себе чтобы почитать вновь преобретенную книгу, но после получасового безцельного лежания, решил, что лучше это будет сделать в библиотеке. Там, как он считал, царит особенный дух, позволяющий хорошо вникнуться в книгу. Поэтому, взяв тяжелый том подмышку, он направился прямиком туда. Его не сильно удивило, что Спица с Плинтусом там уже околачивались. Эта парочка любила проводить вместе много времени, но оно и понятно. Ровестники. Но их присутствию мужчина даже обрадовался. Он любил разговаривать с детьми, они еще лишены той гордости и надменности, которую люди преобритают с годами. Кроме того эти двое всегда с удовольствием слушают его, и он любил с ними болтать. Поэтому Циферблат приветливо улыбнулся им и еще с порога крикнул:

- Ну что, ботаники, опять за старое, да?

Услышав его дети тоже обрадовались. Девочка сидела за столом и листала книгу, а мальчик стоял прямо над ней, тыкал пальцем в другую кигу, махал рукой, свободной от непрерывного тыканья, и что-то горячо объяснял.

- Дядя Циферблат, идите фюда, помогите нам, - замахала руками Спица.

- Ну, ребята, - направился он к ним, - снова конструируете синхрофазотронный ускоритель времени? – Циферблат дружелюбно усмехнулся.

- Вот, фмотрите. - Как только мужчина подошел, Плинтус сунул ему под нос книгу.

- Вот, читайте. вдесь фкаванно про типы телофлофения. Долихоморфный, мевоморфный и брахиоморфный.

Мужчина принялся автоматически читать, а мальчик махал руками, что-то тараторил унего под ухом и скакал от нетерпения. Быстро пробежав глазами и не совсем уяснив смысл написанного, мужчина произнес:

- Ну-с, коллега, что вас беспокоит? – Он обнял мальчика за плечи. – Последние тенденции телосложения в мировой общественности?

При этих словах мужчина напустил на себя такую шутливую серьезность, как будто выступал на международном конгрессе врачей-физиологов.

- Не. Мы фо Фпицей пытаемфя определить мой тип фтроения тела. У меня вот животик принадлевит к мевоморфному типу. Видете, какой он выпуклый? А руки и ноги принадлеват к долихоморфному типу. Они длинные и худые. И мы никак не мовем рефить, к какому типу отнефти фсего меня. Я фчитаю, что главное – это живот, и поэтому меня надо отнефти к мевоморфному типу. А Фпица говрит, что ноги, и поэтому фчитает, что я долихоморфный, - без устали тараторил мальчик. – Так кто ве я? Помогите нам. – Плинтус смотрел на мужчину стакой надеждой, как будто тот был как минимум доктором биологических и медицинских наук. Циферблат даже немного растерялся.

- Нуу-у, - выдохнул он и почесал свои шишки, - как я понял, оба эти типа являются крайними, но есть ведь еще и средний тип. Верно? – мальчик закивал. – Ну вот. Раз одна часть тела относиться к одному краю, а другая – к другому, то нужно просто выбрать средний тип и не промахнешься. Понял?

- Точно, как мы сразу не догадались, - чуть ли не хором закричали дети, а мы тут чуть волосы друг другу не повыдирали. Точно!

- Ну вот, видите, как все просто, - с облегчением выдохнул мужчина.

Но этот недолгий разговор оставил в мужчине неприятный осадок. Он уже пожалел, что пришел сюда. «Глупые дети, думают к кому себя отнести и еще на что-то надеются» от этих мыслей ему стало еще тоскливее.

- Ну ладно, я заглянул на минутку посмотреть, все ли в порядке.

Ему вдруг смертельно захотелось побыть одному. Мужчина поднялся, кивнул детям и пошел к выходу. Дети словно застыли в нерешитльности и все смотрели на него. Наконец, у самого выхода, его настиг голос сзади.

- Дядя Циферблат, - мужчина остановился, - а Мина вернется к нам обратно?

Этого вопроса мужчина больше всего боялся, ведь его могли задать только дети. Прямой и простой вопрос. И теперь они с надеждой ждут такой же ответ. Ему захотелось рыдать, ведь дети были ни в чем не виноваты. И Мина был ни в чем не виноват. И ни кто не был виноват. Но расплачиваться приходится всем. И детям… А мужчина все думал. Стоял к ним спиной и думал. И было так тихо, что он даже слышал их сопение.

- Нет ребята. Он ушел… навсегда.

- А давайте тоже уйдем! Может быть он нас там ждет? – с робкой надеждой спросила Спица.

Этот вопрос еще одним непосильным грузом лег ему на плечи и сжал сердце. И он больше не хотел сдерживаться. Не мог и не хотел. Хватит. Он повернулся к ним и медленно, глядя в глаза произнес:

- Нет, дети, никто и нигде нас не ждет. Никто и нигде.

Он не помнил, как очутился у себя в комнате. Нет, он не рыдал. Он распахнул окно настеж и горячий воздух раскаленного плато ворвался в комнату. Циферблат сел на падоконник.

Эти дети были счастливы в своем непонимании. И от этого действительно хотелось рыдать. Да что толку? Мина тоже был как большой ребенок. Может быть поэтому у него хватило несмышленности уйти отсюда. Хватило непонимания. Хватило всего того, что мы растеряли, живя здесь, поменяли на покой. Все это мы теряли, каждый раз смотрясь в зеркало. Каждый раз, когда мы в него смотрелись, мы теряли ту глупость, которой нам сейчас так не хватает. Думая, что с годами мы становимся мудрее, мы становимся трусливее. А дети? Что из них вырастит? Новые Шкварки, Скатерти и Лимонные Соки? А Мина всех их обвел вокруг пальца и дал хорошую аплеуху.

Так расуждал циферблат, смотря из окна. Его взгляд наткнулся на далекую одинокую фигурку человека, сиротливо ютившуюся к такой же одиноко стоящей скале.

Генерал песчанных карьеров был как всегда на своем посту – думал Циферблат. Пожалуй единственный, кто хочет, но не может. И ему остается только сидеть на уступе и мечтать. Один бог знает, что творится у него в душе. О чем он сейчас думает? О Мине? Быть может он уже умер. Сдох где-нибудь в пустыне от жажды. Но сдох на пути к цели. Он даже этого не понял. Тупая глухонемая детина, - Циферблат улыбнулся. Он оказался самым счастливым из нас. А мы?

А мы слишком умные, чтобы быть счастливыми.

* * *

Вечернее солнце грело гораздо ласковее, не то, что полуденное, испепеляющее светило. Медовый Пряник был на своем «посту».. Он все так же сидел, сложа руки на коленях, которыми заканчмвались его ноги, только зонтика над головой уже не было. Он был аккуратно сложен и засунут в кармашек на задней стороне спинки инвалидной коляски на пример самурайского меча.

К вечеру на горизонте появилась полоска жиденьких облаков и солнце мягко утопало в них, как в перине. Еще чуть-чуть и солнечный диск скроется от него за «трезубцем». Так медовый пряник называл самую высокую скалу недалеко от Городка. Так что тень от этого самого «Трезубца» потихоньку подкрадывалась к нему сбоку.

Парню было легко и спокойно на душе. Он бы с радостью остался остался здесь, на этом плато до ночи, да только есть уж чень хотелось. Поэтому скоро надо было возвращаться, а пока мысли парня текли плавно и неторопливо.

Он смотрел за горизонт, и ему оставалось только догадываться, что же там за горизонтом. Где заканчивается пустыня? И что начинается, когда она заканчивается? Где сейчас Мина? Живой ли еще? Много еще вопросов задавал себе парень. И искал ответы. Да только сидя в Городке он не за что не сможет их найти. Поэтому ему осталось только смотреть на горизонт и гадать. Возможно, там, за горизонтом, за бескрайней пустыней, начинается новый мир. Мир, в котором живут другие люди. А может только с наружи другие, а внутри все те же? Может и не люди вовсе? Но стоит ли пересекать пустыню в поисках этих людей? Нужны ли мы им? Вот главные вопросы, которые терзали юношу. Об этом можно было думать вечно, но сидя на одном и том же месте он никогда не сможет найти ответа. Он это знал. Но что он мог сделать? Малейшая кочка на пути, которая может перевернуть его коляску и он беспомощен. Нет, об этом даже и не стоит думать. И дальше своих пятисот – шестисот метров он не осмеливается забираться. И вновь его мысли возвращались к Мине, который уже наверно еле плетется, обессиливший от голода и жажды. А может он уже достиг своей цели? Но пустыня хранила молчание, хранила его так же, как всю жизнь молчал сам Мина. Незаметно его мысли перекинулись на городок. Сегодня после обеда так никто и не выше подышать свежим воздухом на плато. Сидят наверное по своим норам, - думал он, - глушат тревогу в сердцах.

И много еще о чем думал Медовый Пряник. Думал он, что Лимонный Сок – очень даже милая девушка, что Циферблат - болтун и пустобрех, что Шкварка – трус. И долго бы еще он так думал, но от мыслей отвлек его непонятный шорох – шелест справа от него. Парень повернул головы но ничего и никого подозрителоного не нашел. Он продолжал изучать плато, как вдруг шорох раздался уже слева, и к нему прибавилась еще какая-то неясная тень. Парень рефлекторно резко обернулся, стремясь не упустить из виду силуэт.

Он сразу же почувствовал, как волосы на всем его теле встали дыбом. Его тело затрясла холодная мелкая дрожь, а пальцы рук впились в подлокотники. Как рыба он жадно хватал ртом воздух, будто бы силясь что-то сказать, как будто обруч здавил его грудь и не давал глотнуть воздуха. Страх, ужас, смятение и радость догадки – все затопило его глаза.

В трех метрах от него на небольшом валуне сидела птица.

* * *

- О господи, черт бы тебя побрал! Зачем?… Ты… зачем?

Лимонный Сок всхлипывала при каждом слове, ее тело трясло от рыданий. Ее и без того худое и бледное лицо побледнело еще больше, так, что казалось, будто ее кожа стала прозрачной. Девушка рыдала, бормоча что-то себе под нос. Она сидела на коленях и трясущимися руками пыталась снять веревку. Медовый Пряник лежал на полу. Хрипел и тер руками шею. Зрачки глаз бессмысленно уставились в пустату. Перевернутая коляска лежала в другом конце комнаты.

Это произошло этой же ночью. Лимонный Сок никак не могла заснуть. Какие-то мысли у нее в глове, как простейшие комочки биомассы в первичном бульене, так же вяло и без всякой цели перемещались по сознанию. Она решила отправиться к Медовому Прянику и поболтать с ним, скоротав тем самым время. Она поднялась, оделась и вышла в коридор. Когда же она зашла к парню в комнату, то застыла от ужаса. Медовый Пряник болтался на веревке посреди комнаты как сосиска, дергая обрубками ног.

Наконец ей удалось кое-как снять с него веревку, подтащить из угла комнаты коляску и взгромоздить юношу на нее. Тот же не проявляя никаких признаков активности только хрипел, кишлял и отплевывался. Она села рядом с ним на кровать и начала рыдать с новой силой, уткнувшись лицом в его плечо. Иногда она поднимала голову вверх, она открывала рот, что бы что-то сказать, но тут же ее лицо обезображивала гримасса страданий и спазмы душили ее слезами с новой силой. Она гладила его по голове своими тонкими бледными пальцами, зарывалась лицом в его волосы. Она с силой сдавливала их, как будто хотела вырвать с корнем. Она обнимала его, что-то бормотала и рыдала… рыдала.

Он сидел в своей коляске и смотрел в пустоту, словно не замечал ее. А может действительно, не замечал? У него не было даже сил поднять руки, чтобы обнять ее. Он все еще тяжело дышал. Абсолютно обмякшее тело слвно расплосталсь по седению и спинке. Руки стикали с подлокотников безжизненными сосульками пальцев. Он просто сидел, как будто это оставалось единственным делом его жизни.

И тогда он начал говорить. Он рассказал, как видел Мину, как тот прощался с ним, как положил свою руку ему на плечо, как Мина уходил, уходил все дальше, теряясь в бесчисленных песчинках и сам постепенно становясь песчинкой. Он расскаал как сегодня на плато прилетела птица. Настоящая, живая птица. Как она села ему на плечо, как она что-то щебетала ему по-птичьи. А девушки слушала и иногда всхлипывала. Он рассказал ей все, и она осталась с ним до утра, потому что поняла, потому что верила. Потому что боялась за него, боялась за себя, боялась за всех обитателей городка.

* * *

Медовый Пряник снова был на плато, он вспоминал события прошлой ночи.

К утру он незаметно сам для себя заснул прямо в своем средстве передвижения, а когда проснулся, был уже день. Он оглядел комнату и воспоминания минувшей ночи ворвались в его мозг, когда он увидел на полу кусок веревки. Парень нагнулся и рукой зашвырнул веревку под кровать, на которой спала Лимонный Сок. Девушка лежала, поджав под себя оги, и только две блестящие дорожки от слез на ее щеках продолжали ему подмигивть, словно говоря: «а мы помним, мы видели». Медовый Пряник потер лоб, дотронулся до шеи, на которой виднелись краснеющие рубцы, развернулся и медленно покатил к выходу.

- Тыкуда? – раздавшийся сзади голос остановил его.

- Хочу прогуляться по плато – ответил он не оборачиваясь.

- Я с тобой, - послышался скрип кровати, девушка села.

- Не надо, я хочу побыть один, - юноша развернулся назад и посмотрел ей прямо в глаза, - я вернусь. Вернусь вечером. Обещаю.

Девушка смотрела на него не моргая.

- Не бойся. Я вернусь, только зря ты все это.

И вот он здесь опять, один, и как будто чего-то ждет. И смотрит все туда же. И думает все о том же. Но что-то в его душе лопнуло, треснуло, надломилось, расшаталось. И никогда он уже не будет таким как прежде. Только пустыня вечна, все так же огромна, все так же нависает над ним, стремясь смешать его с мириадами своих песчинок и превратить его в такую же безликую песчинку. И горизонт, он как будто бы изменился, еще плотнее сжал свое кольцо, царапал грудь своими когтями. И стена городка как будто стала выше и неприступнее. И только одинокий инвалид все так же возвращался на свой пост и наблюдал, смотрел, ждал. Возможно другие тоже ждали, но ждали сидя в своих комнатах, ждали в столовой, в парке, в библиотеке и возможно ждали совсем другого. А может и не ждали вовсе ничего, а робко помышляли? Но это было дело каждого.

А пока горячий воздух плато дрожал между скалами и это зрелище как водопад, или пламя костра могло надолго привлечь людской взор, и оторваться от него было сложно. Но Медовый Пряник никуда не торопился, как наблюдатель, живая дань пустыне, крошечная песчинка, застыл он на уступе.

И вот он дождался. Откуда-то сбоку донесся легкий, еле слышимый шелест крыльев. Птица села на спинку коляски, но парень даже не обернулся.

- Зачем ты прилетел, Мина?

Но птица молчала и сосредоточенно чистила клювом свои перышки.

- Знаешь такую поговорку, - парень сделал паузу, уходя – уходи? – Его голос звучал спокойно, и в нем отсутствовала всякая интонация. – Ты сумел вырваться, зачем мы теперь тебе? Улетай лучше отсюда. Ты же видишь, к чему это может привести.

- Ты думаешь, что кто-нибудь пойдет за тобой? Последует твоему примеру? Ты только подкинул им проблем. Эти люди теперь потеряют покой до конца своих дней, но так и останутся в своих норах. Ты отнял у них иллюзию счастья, и эта заноза навсегда останется в их сердцах, с каждым днем причиняя боль все сильнее.

Все это время парень говорил куда-то в пустоту, словно обращаясь к горизонту.

- Улетай, Мина.

Юноша по прежнему сидел неподвижно. По шелесту крыльев и волнам теплого воздуха, обдавшим его затылок, он почувствовал, как птица сорвалась с его плеча, отлетела куда-то в сторону и села на землю. Парень повернулся, поправил зонтик, чтобы лучше было видно птицу и, подперев голову рукой, начал ее рассматривать.

А она, усевшись на краю камня, с невозмутимым видом принялась за старое. Она тщательно вычищала перья, засунув клюв себе под крыло, и не обращала на парня никакого внимания.

В следующее вгновение ее как будто бы сдуло с камня мощным потоком. За долю секунды какая-то непреодолимая сила отбросила ее от камня метра на два. И в следующую секунду со стороны городка раздался сильный хлопок. Птица лежала, расплоставшись на земле, а ее грудь была полностью развороченна и пробита насквозь. Эхо выстрела еще долго плутало между скал, удаляясь все дальше и унося с собой весть о смерти…

Сверху было хорошо видно одинокую фигурку, склонившуюся над чем-то. Человек явно что-то держал в своих руках и, казалось, колдовал над этим. Было видно, как вздрагивали его плечи. Может он рыдал? А может это дрожал раскаленный над плато воздух? Как бы то ни было, фигурка человека словно замерла в коляске.

Сверху также было хорошо видно, как с протяжным скрипом распахнулись ворота городка и оттуда посыпались люди. Они выскакивали с радостными и возбужденными лицами. Мальчики и девочки, мужчины и женщины, кто без рук, кто без ног, кривые, косые, хромые, они выскакивали на жаркое раскаленное плато и бежали в сторону одинокой фигурки. На бегу они что-то кричали друг другу, махали руками, спорили, то догоняли, то отставали. Бежали, прыгали, ковыляли. Высыпал весь городок. Можно было подумать, что люди решили устроить массовый забег, марофон по пустыне. Весь этот гудящий пчелинный рой растягивался все больше, а люди все сыпали и сыпали из ворот. Как амеба, выбрасывая свои ложноножки, толпа неуклонно продвигалась вперед. А впереди всех бежал подросток лет пятнадцати, придерживая одной рукой болтающуюся сзади винтовку. Глаза его горели возбуждением. Из всей этой шевелящейся толпы постоянно доносились радостные возгласы и крики. А люди бежали, скакали по камням, пока наконец передние не достигли одинокой фигурки.

Медовый пряник сидел, сгорбившись в инвалидном кресле, держа в ладонях все еще теплый труп изувеченной птицы. Шум и топот со стороны Городка все нарастали, но он, казалось, этого не замечал и бесцельно уставился в клачок земли под своими ногами. По мере приближения было слышно, как люди переходили на шаг, затем начали обступать его со всех сторон. Люди все пербывали и пребывали. Живое кольцо все ширилось и становилось толще. Каждый человек подбегал, затем останавливался, вытягивал шею, силясь увидеть парня, или проталкивался вперед. Но никто не понимал, что же происходит. Затем все смолкло. Они стояли кольцом вокруг Медового Пряника. Собрался весь Городок. Люди тяжело дышали, вытирал пот со лба и морщились от солнца и от жары. Они стояли, с шумом вгоняя воздух в легкие. Их одежда промокла и прилипла к телу. Никто не решался нарушить молчание. Да и никто не знал, что сказать. Все переводили взгляд то на парня, то на труп птицы у него в руках, то на Шкварку, который стоял и как-то неуверенно переминался с ноги на ногу. Радостное возбуждение людей куда-то улетучилось. Кто-то смотрел с интересом, кто-то с негодованием, кто-то хмурился. Но всем было ясно одно, судя по состоянию Медового Пряника, произошло что-то страшное.

Наконец парень поднял голову и сразу его глаза поймали взгляд шкварки. Гнев, ярость и обида встретились с нерешительностью и растерянностью. Дальше все происходило мгновенно. Парень сжался как пружина, резко оттолкнулся всем телом от коляски и прыгнул, давясь собственным криком. Людское море сразу заволновалось, кольцо сомкнулось и в его центре, как в эпицентре землетрясения происходила какая-то возня, заглушаемая криками с перефирии.

- Чего это он?

- Да разнемите же их!

- Винтовку заберите, винтовку!

Людское мессиво заколыхалось, зашумело. Из центра доносились крики, ругань, шлепки, топот и прочие наразборчивые звуки. Но через минуту все стихло. И стало сразу видно, как трое человек прижимают Медового Пряника к земле, буквально сидя на нем. Его коляска, вся в пыли, валялась рядом перевернутая. Еще двое держали Шкварку за руки, у которого винтовку уже предусмотртельно отобрали. Но его вскоре отпустили, так как Шкварка вовсе не сопротивлялся и не брыкался, чего нельзя было сказать о Медовом Прянике. Тот хрипел, пытаясь скинуть с себя седоков. На него было жалко смотреть. Весь в пыли он беспомощно хватал ртом воздух, из глаз его текли слезы, оставляя полосы на пыльном лице. Он сквозь отдышку и всхлипы силился что-то сказать.

- Пустите, вы не понимаете, - хрипел он задыхаясь, - сволоч, убийца… Он убил… Я… За что?… Зачем? Да посмотрите…

Оглушенный и обескураженный Шкварка стоял рядом. Он стоял неподвижно. Лицо и живот у него бли исцарапанны, то ли от ногтей, то ли от камней. Рукав клетчатой рубашки был почти оторван. Он сопел и бессмысленно вращал глазами. Его взгляд как бы говорил – «Видите? Посмотрите какой псих!»

Толпа опять заволновалась.

- Да он чекнутый!

- Псих безногий!

- Ты че, Пряник, на солнце перегрелся?

- Ну и дела.

- А где птица?

- Эй, найдите птицу!

- Да она наверное уже в пыль втоптана.

- Вот она!

- Нашли.

Наконец бригада усмирения, которой командовал Циферблат, удалось успокоить парня, хотя, скорее всего, тот сам просто выбился из сил. Общими усииями его вновь водрузили на его коляску. Тот уже не брыкался, а сидел и задыхался от обиды и чувства собственного бессилия. Циферблат с другими ребятами стоял рядом и молчал, готовый в любую минуту опять скрутить его.

Видно было, что Медовый Пряник хотел что-то сказать, но его душили слезы и потребность в кислороде. Сердце бешенно стучало. Все замерли в жидании. Наконец он немного успокоился.

- Да вы что,не понимаете? Вы… думаете он птицу убил? Он Мину убил. Понимаете? Мину!… Говорил же я ему, чтобы он не прилетал. – Он снова начал задыхаться. – А вы? Что смотрите? Вот он ваш Мина! Нашли его наконец-то? Да? Довольны? Теперь он от вас никуда не денется. Никуда не спрячется. Нашли. Но он умер свободным. Счастливым. А вы… возвращайтесь в свои норы.

Люди стояли и слушали его. Много чувств и переживаний отражалось в их глазах. Было там и жалость, и недоумение, и злоба, и презрение. Не было только одного – понимания. Но оно появиться… потом. И только одна девушка плакала вместе синм. Ее абсолютно лысая голова вздрагивала от беззвучных слез.

А солнце все так же жгло и никак не могло выжечь всю ровнину дотла и высушить слезы на щеках.

* * *

В тот же вечер, после ужина Рыбья Кость зашла к Шкварке. Тот сидел возле открытого окна и разбирал свою виновку. Проверял, все ли цело после недавней драке. Он любовно чистил и полировал каждую детать и каждый механизм. На лбу и щеках виднелись свежие царапины. Мальчик сидел на своей, как всегда незаправленной кровати скрестив ноги по-турецки. Рядом лежали детали винтовки. Он с головой ушел в это занятие и не замечал Рыбью Кость. А девушка стояла в дверном проеме и смотрела на мальчика. Она то внимательно изучала каждое его дижение, то окидывала его комнату таким медленным и плавным взглядом, словно хотела крепко запечатлеть ее в своей памяти навсегда. Она стояла, прислонивись к дверному косяку, обняв сама себя руками.

- Шкварка, - парень вздрогнул, однако продолжал чистить винтовку, - а в твоем сне было много птиц?

Он отвлекся от своего занятия. Точнее остался сидеть в той же позе, даже головы не повернул. Он просто устало и сосредоточенно думал. Это продолжалось всего несколько секунд.

- Много, Косточка, очень много.

- Ты пощитай в следующий раз. Может их теперь стало на одну меньше?

Парень ничего не ответил. Он посмотрел в открытое окно.

Когда он бросил взгляд в сорону двери девушки уже там не было.

* * *

Женщина сидела на коленях и обнимала сзади за шею молодого человека, сидящего в инвалидной коляске. Солнце над горизонтом наливалось алыми красками и уже начало тонуть в далеких низких облаках, как покрывалом окутавших край земли. Солнце швыряло свои последние лучи в полумрак комнаты, но парочка и не думала включать свет. Перед Медовым Пряником на столе лежала нетронутая тарелка с едой. А он сам сидел и нешевелящимися глазами смотрел в окно. Лимонный Сок опустила свою глову ему на плечо и скрестила руки у него на груди. Она обнимала его, как будто боялась, что он вот-вот вырвется и улетит в окно. Она что-то бормотала, то совсем тихое и неразборчивое, то чуть ли не кричала, и тогда ее голос начинал дрожать и срываться.

- Не бойся… я не оставлю тебя. Я буду с тобой! Ты только не уходи. Я буду с тобой, - шептала она, - слышиш? Все будет хорошо. Хорошо… Я не оставлю тебя.

Девушка гладила его сухую грудь и целовала его шею, мокрую от слез.

- Ты только не уходи. Ладно?… Ну вот и хорош. Мы будем вместе. Нам будет хорошо вместе. Ты, да я… И все. Ведь правда? Только не уходи. Я тебя не брошу. Не брошу. Все будет хорошо… Не уходи.

Наконец девушка не выдержала, всхлипнула и разразилась рыданиями.

А солнечный диск неумолимо погружался за горизонт, бросая свои прощальные лучи, и даруя своим уходом еще одну беспокойную ночь.

* * *

Циферблат стоял у окна в своей комнате и глядел на сгущающиеся сумерки. Солнце уже село и на небе по одной начали проступать звезды, возвещая о начале ночи. Мужчина сложи руки за спиной. Он смотрел надвигающуюся ночь, он слушал сгущающуюся тишину в Городке и за окном. Было необыкновенно тихо, будто бы вымер весь Городок. А мужчина все стоял неподвижно. Мрак потихоньку наполнял комнату, выползая из самых темных углов. Но мужчина смотрел вдаль и света звезд для него было достаточно. Остывающее плато теперь выглядело еще более безжизненно. И только скалы – немые свидетели человеческого бессилия, казалось, повернулись к Городку своими гладкими каменными спинами и стояли так же, заложив руки за спину и так же смотрели в даль, на горизонт. Словно прощаясь с кем-то, или кого-то приветствуя.

Все стихло. В коридрах Городка стояла тишина. Она гуляла где ей вздумается и заглядывала в каждую комнату и каждую щель. И только близко к библиотеке боялась она подойти. Там оживленно переговаривались, все время смеялись и о чем-то спорили мальчик и девочка. Они лазили по шкафам, выискивая очередную книгу, и, когда они находили ее, спор разгорался с новой силой.

* * *

На западе у самого горизонта начало светлеть небо, но ночь еще властвовала над плато, и многочисленные звезды еще освещали своим липким сиянием все вокруг. Городок спал. Спало и плато. Полоска света на западе начала разрастаться, поглощая все те же звезды и растворяя их в себе.

Вдруг раздался протяжный, гулкий и вязкий скрип. Как будто рычал потревоженный зверь, недовольный тем, что его разбудили. И рассветный ветер тут же подхватил этот звук и понес его над плато, возвещая всей равнине, что ворота Городка отворились. Ветер нес этот скрип, врезаясь в скалы, отскакивая от них, пока наконец не стих вдали. Ворота Городка медленно, словно нехотя отворились и из них вылился поток яркого электрического света, прочертя дорожку впереди себя. И этим потоком вынесло одинокую девушку. Коридор как бы выплюнул ее на плато как несъедобный, недожеванный кусок.

Девушка была очень высокая и худая. Умирающие звезды приветствовали ее, отражаясь всеми своими миллиардами в ее единственном глазе. Девушка зябко куталась в спортивную куртку. Было холодно. Она уходила. Уходила по дорожке прочерченной светом, и каждый ее шаг отдалял ее от Городка, который прощально смотрел ее вслед своими распахнутыми воротами, своими глазами – окнами. На стеклах блестела роса, выпавшая за ночь. Только одно окно было открыто, и к блеску росы здесь примешивался блеск оптического прицела.

А девушка уходила, чувствуя как плато принимает ее в себя. Оно словно говорило ей – «Не бойся. Посмотри как я огромно и безгранично. Стань частью меня». Девушка чувствовала спиной, как ворота выталкивали ей вслед порции воздуха и как стекла смотрят на нее холодным скрежетущим взглядом. И холод предрассветной пустыни казался ей материнским теплом, добрыми объятиями. Безмятежными, дающими покой и уверенность. Дающими счастье. И этот единственный путь через плато был для каждого своим, неповторимым путем.

А девушка уходила. Умирающие звезды весело мигали ей, и ее глаз грустно мигал в ответ. И своей смертью каждая звезда салютовала ей, благословляя ее путь. И скалы, казавшиеся в предрассветной мгле еще более непреступными, молчаливыми и угрюмыми, уступали ей дорогу. И порой, казалось, что вой открывающихся ворот еще блуждал где-то вдалеке, прячась за скалами, как загнанный зверь не в силах высунуться.

Все дальше, ступая по хрустящему от пыли грунту, по шелестящим камням, она уходила за горизонт, прочь от стены.

Раздавшийся сильный и мощный хлопок выстрела возвестил о начале нового радостного дня.

Пусть же случится с вами то, во что верите

Иисус Христос