Сем -Наверное, это ужасно, с женщинами? -Да. -Ну, расскажи! Как это получилось? -Да, так, само собой. В этот момент я не контролировал себя. У нее был такой запах… -Какой? -Приятный. Очень приятный. -Похоже на запах опальной машинки в кабинете лысевания? -Нет, куда приятнее… -Что-то похоже на этот? - Никита нырнул носом в подмышку Сергея. -На что похоже? – не понял он. -На этот запах, что исходит из твоей подмышки! -Глупый! – Сергей обнял Никиту за шею и смачно поцеловал в лысое темя. Они засмеялись и занялись любовью. Комнату окружали пять голых стен, лишь к одной примыкало два ящика, в которых хранилась униформа и повседневная одежда. В дверные замки ящиков вставлялись ключи, на которых висел брелок с именем владельца. Из распахнутого ящика Никиты торчала синяя рубашка на молнии и длинная телескопическая трость с крючком на конце. В нижнем отсеке каждого ящика находились медикаменты для оказания первой до врачебной помощи: весь рабочий персонал Хранилища был обучен медицинской практике, несмотря на то, что планировка помещений исключала острых углов, режущих предметов и твердых поверхностей. Даже стены покрывались толстым слоем эластичной шпаклевки, напоминающей на ощупь резину… -Ох, внутри меня все горит! Ты еще не закончил? – шипел из-под низу Сергей. -Нет, - простонал Никита. Из резины делалась мебель, обувь и даже санузел, вдавленный в пол, имел резиновое основание. На скромной тумбочке возле каждой двуспальной кровати лежала пара резиновых ублажителей и тюбик гель-смазки. На стене у дверного проема крепилась брошюра с «Правилом», пустые последние страницы которой носили заглавие «Пожелания». Эти листы изымались обслуживающим персоналом в конце каждой пятницы. На противоположной от двери стене было вырезано крохотное окно с матовым стеклом толщиною с палец, через него невозможно было что-либо рассмотреть, но свет все же проникал в комнату, скупо освещая пространство… -Ну, как? – спрашивал Никита. -Нет, еще… минуту, - извивался под простыней Сергей. Пиктограмма являлась символом Хранилища. Еще не окружность, уже не квадрат. Пять стен и пять углов образовывали на потолке все тот же пятиугольник, встречающийся буквально на каждом шагу: на двери, в рисунке напольного покрытия, в предметах обихода, на униформе. Даже ублажитель имел подобную форму с отверстием из пяти увлажненных гелем стенок. У изголовья кровати располагался динамик Бюро Контроля, который мог в любой момент включить симплекс-связь и устранить хриплым голосом Контроллера беспорядок в жилом помещении. Поэтому разговоры на темы, не регламентирующиеся «Правилом», как правило, велись шепотом или на секретном языке жестов, который был введен в обиход уже около ста лет, но до сих пор совершенствовался: ни одно поколение жителей Хранилища не упускало возможности привнести новшества в этот язык. -Не знаю. Я не могу. - Сережа сполз с Никиты и тяжело вздохнул. -Но почему? Дело во мне? -Нет, совсем нет! – Сергей потрепал Никиту по щеке. – Дело только во мне. Мыслями я с ней, понимаешь? Никита сделал знак рукой, и Сергей утвердительно кивнул. -Я так и знал, - обиделся Никита. Они уперлись локтями на поролоновые подголовники и обнялись. -Я не могу ничего с собой поделать. Этот запах… - шептал Сергей. -Да, я понимаю, - отвечал Никита. – Если бы у меня был твой опыт, вряд ли я мог бы себя сдерживать. Но прозвенел звонок, и сонный голос Контроллера назвал имя Сергея. -Я побежал! Мне на дежурство. – Засобирался он. -Ты стоишь всю ночь и думаешь о… -Т-с-с! – перебил Сергей. – Потом. Пожалуйста, не надо. -Вот-вот! Дождешься, я напишу заявку на нового партнера! – сказал Никита и тут же смутился своей смелой мысли. Он постарался обернуть сказанное в неудачную шутку – Да! Дождешься! -Брось, ты этого не сделаешь! – Сергей застегнул на груди комбинезон и надел прорезиненные бутсы. – Я думаю о тебе. Будешь уходить, загляни в раздел «Пожелания», ты ведь помнишь про Андрея? Он хлопнул дверью, не дождавшись ответа. -Да-да, конечно. – Сказал Никита, но дверь отразила его слова, и они вернулись эхом печали и, еще не вполне осознанной, обиды. Никита лежал на спине и смотрел в потолок. Он вдруг подумал, сколько времени они вместе: год, два? Прошло уже столько месяцев, что он не мыслит себя без Сергея, но всегда между ними стояла она, разлучница из далекого и неосязаемого как сон, Отдела Компиляции. И никогда у него не возникало мысли подать заявление в бюро «Одиночек», как теперь, пусть его слова и прозвучали как ненамеренная шутка. Или, все же, горькая правда? Но, с Сергеем он всегда чувствовал себя одиноким, между ними бездна, между ними пространство размером в женщину. Хотя, все известное о женщинах мужчинам Хранилища и представляло собой бездну и тайну. Великую тайну, перед которой дрожало когда-то все дикое население планеты Земля, когда кто-то шепотом упоминал космос. Никита задумался о Древнем Мире, он знал о нем только из выбеленных цензурой учебников истории, которые в каждом переиздании становились все тоньше и тоньше своих предшественников, пока в конец не превратились в крохотные карманные брошюры. Теперь в них не встретишь и толики интересующих воображение деталей и подробностей. Повезло людям прошлого поколения, думал Никита, они знали значительно больше о Мире за стенами Хранилища, но встретится с ними, не представлялось возможным: Хранилище строго разделяло рабочий персонал по возрастной категории. Встретить их можно было только на медицинской проверке или в столовой, и то – мельком, на выходе. Но сопровождающие тебя охранники держали ухо востро, они грозили дубинкой и писали доносы в маленький блокнотик с красным пятиугольником на черной обложке. Никита провел рукою по груди. -Щетина! – улыбнулся он. Ему пришлось подняться с кровати и открыть именной шкафчик. Отыскав опальную машинку в груде сменного белья, он провел ею по груди, но механизм громко задребезжал и умолк. Он вытащил батарейку и взглянул на нее: степень зарядки «0». Никита не стал ждать, пока зарядится батарея, на это бы понадобилось слишком много времени, он полез в ящик Сергея. Пошарив на полках, он наткнулся на медицинскую фотокарточку… женщины! Никита мигом положил ее на место. Запер ящик на ключ и прижался спиною к стене. Внутри него все содрогалось, ребра тяжело давили на легкие, перекрывая дыхание. Возникло ощущение того, что в животе варилась резина, и огромные пузыри, надуваясь, тут же застывали и поднимались желчью к горлу. Желтые искорки сверкали в маслянистом блеске, глаза накрыло пеленою, к носовым пазухам подступила рвота. Голова закружилась, и Никита без сознания упал на пол. - -Никита! Никита! Никита! – ревел динамик контроллера. Никита открыл глаза и в лицо ударил свет, в глазах стояла фотокарточка женщины на белом фоне с длинными вьющимися волосами. Он отмахнулся от навязчивого образа, словно от мушки, и быстро встал. -Да, я! -Никита!.. Вы? Почему вы не отвечаете? Вы пропустили второй звонок! Вы уже должны быть на рабочем месте! – ревел голос из динамика. -Я имел неосторожность заснуть, - перебил Никита. -Вы знаете, что на это имеет «Правило»? -«Правило»? – Никита ужаснулся. -Да, «Правило»! Вы слышите это слово впервые? К вам будут применены штрафные санкции! – голос резко прервался. -Штрафные санкции, - повторял Никита, влезая в униформу. – Да, конечно. Штрафные санкции. Я не хотел, я очень извиняюсь. Я имел неосторожность… Никита вспомнил про фотографию: может все это сон? Да, эта женщина приснилась ему! По-другому и быть не могло! Всего лишь ужасный сон… но все же, столь яркий образ, черты лица, волосы, он помнил все! Какой поразительный сон, размышлял Никита, какое красивое лицо. Лицо женщины смотрело на него, а он испугался, он бросился бежать. Он провел рукою по груди и замер: гладкая полоска кожи пересекала щетину! На кровати лежала безжизненная опальная машинка, рядом батарея с мигающим красным индикатором. -Нет! Это всего лишь сон! Не хочу ничего знать! – он схватил телескопическую трость и выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. - После рабочей смены Никита шел по длинному коридору, спотыкаясь о складки линолеума, вспоминая какого цвета были глаза у девушки, уголком рта улыбающейся с фотокарточки. Как же хорошо, что Хранилище не способно контролировать мысли, думал он. Голова герметичнее всякой резины, она способна удержать в себе столько мыслей, рвущихся наружу. Мысли, подобно воде, стремятся вытечь, найти лазейку, но язык мой не подведет меня, я буду молчать, что бы дальше не последовало, убеждал себя Никита. Они ведь будут допытываться, почему я опоздал, они вызовут меня на собрание, лишат меня должности, и Сергея… но ведь он во всем виноват! он! Только он! Я сдам его Контроллерам! Никита дошел до знакомой двери и просунул идентификационную карточку в замочную щель. Раздался высокий звук, и дверь бесшумно открылась. Сергей лежал на кровати и держал в обеих руках ублажитель. -Извини, - Никита потупил взгляд, прошел к ящику и спрятался за дверцей. -Ты знаешь, с этой штукой у меня все получается! – Сергей поднял над головой ублажитель и широко улыбнулся: резиновый кармашек у основания был полон спермы. -Я же говорю, дело во мне, - вздохнул Никита. -Ты опять начинаешь! – Сергей отложил ублажитель и взял «Правило». – Однажды, на медосмотре мне удалось перекинуться парой слов с одним очень старым человеком. Знаешь, что он мне сказал? -Что? – безучастно спросил Никита. -Нужно читать между строк. Сергей перешел на язык жестов, его руки сказали: в «Правилах» много лазеек, пытливый мозг найдет и просочится сквозь них, как вода сквозь пальцы. -Так и сказал? – попытался удивиться Никита. -Слово в слово! – изрек Сергей. Никита был далек от «Правила», его мысли остервенело носились в голове, бились друг о дружку, выбивая искру. И искра, как прозрение, несла в себе все новые и новые решения возникшей проблемы, но, вспыхнув, она тут же угасала. Я сдам его, уверял себя Никита, сдам с потрохами! Это даже и к лучшему, я как раз собирался писать заявление… мысль о предательстве занимала его все больше и больше. Никита полагал, что, преследуя корыстные цели, он тем самым отвлечет от себя беду, но, согласившись принять решение, он тут же упирался в стену. Ведь он видел фотографию, он все знает. Теперь он не жертва обстоятельств, но соучастник, подельщик! И тогда его тоже ликвидируют. Пусть не сразу, выждут время, найдут иной способ, как с ним разделаться! За ними дело не встанет, соображал Никита. Те, кто знает больше, чем ему следует знать, рано или поздно исчезают. О нем не забывают, но не упоминают на словах из страха перед Бюро Контроля. Все боятся за свою собственную шкуру, куда там забота о человеке, с которым делишь любовное ложе… -Почему ты ничего не написал Андрею? – спросил Сергей. -Я забыл. Я имел неосторожность… -Ты чем-то озабочен? Я вижу. Неужели наш утренний разговор не выходит у тебя из головы? – Сергей сделал попытку обнять его, но Никита отстранился. -Не сейчас, я просто устал. Ах, если бы этот разговор, кричал в душе Никита, если бы только этот разговор, я был бы только счастлив! Сергей вновь зарылся в «Правило». Его сдвинутые козырьком брови выдавали напряженную работу мысли. Острые черты, очерченные скулы, тонкие губы придавали его лицу худощавость. Но ведь ему сейчас сложнее всего, продолжал размышлять Никита, он знал ее и был с нею близок. Он вынужден скрывать от всех и от меня эту порочную связь, он должен молчать, когда ему хочется кричать о несправедливости. Должно быть, это ужасно, бороться с самим собой. Но с каким мастерским притворством он вчитывается в этот бессмысленный текст, пытаясь узреть тайну между строк. И Сергей раскрыл эту тайну, загадка покоилась в его душе, смирение и упорство, с которыми он хранил ее, были достойны похвалы. -Я пожелал Андрею любви с его новым партнером. Он так долго был одинок… - елейный голос Сергея проник в самую гущу мыслей, и Никита испугался. -Полгода, - выдавил Никита. – Он жил один полгода. -Подумать только! Это же с ума можно сойти! Не с кем поговорить, не кому поведать свои… Никита насторожился. К чему бы это Сергей заговорил о секретах, которые необходимо поведать? Не уж то он догадался, что я залазил в его ящик, и… -Что ты искал в моем ящике? – эхом отозвались слова Сергея. Он заискивающе взглянул на Никиту. -Что? Чт-то искал? – Никита не был готов соврать, первое, что ему пришло на ум: сказать правду. – У меня села батарейка на опальной машинке, а подзаряжать совсем не оставалось времени. Я спешил на смену. -Неужели? -Да, я торопился. Боялся опоздать. – Никита почувствовал, как капелька холодного пота стекла со лба на ресницу. Он захлопал веком, смахивая ее. Но капля обожгла глазное яблоко, и ему стало невыносимо больно, но он не поднял руки утереть слезу. -Но ты все-таки опоздал. – Слова Сергея приобрели аморфную утердительно-вопросительную форму, его голос дрогнул. -Да, я имел неосторожность заснуть. -Имел неосторожность? Ты знаешь, что говориться в «Правиле»? -Слушай, ты меня в чем-то подозреваешь? – не выдержал Никита. -Нет-нет! Странно, что ты так говоришь. Я лишь хотел… -Чего ты хотел? – отрезал он, вспомнив, как диктор из динамика Контроллера угрожал ему штрафными санкциями. -Н-ничего… ты, видимо, не в духе. Я потушу свет, и мы ляжем спать. – Сергей поцеловал обнаженное плечо Никиты и потянулся рукой к выключателю. – Ты же знаешь, я люблю тебя. Ты мой партнер, и я горжусь этим. -Я знаю, кого ты любишь, - прохрипел Никита и сомкнул веки, силясь подавить жжение в глазу. - Никита работал на складе Стихий Хранилища. В его обязанности входило слежение за складируемыми компонентами, еженедельный отчет о проведении мер профилактики и сдача необходимых компонентов на анализ в лаборатории, для последующих научных экспериментов. На обширной площади склада рядами стояли шкафы. Ряды образовывали четыре секции, различающиеся между собой цветовой гаммой и нумерацией. В ящиках шкафов хранились важные компоненты, в прошлом составляющие планету Земля. Каждая секция представляла собой одну из четырех стихий, когда-то вышедших из ветхозаветного хаоса. Для каждой стихии свой характерный цвет окрашенных в секции шкафов. Водная стихия отличалась синим цветом, воздушная – голубым, огненная – красным и земная – коричневым. В Ящиках секции «Вода» складировались мировые пробы воды: колба с пробой из Каспийского моря, проба из реки Нил, проба дождей, выпадавших в лесах Южной Америки и прочее. В Миниатюрных морозильных контейнерах хранились куски льда из ледников Антарктиды, снегов с вершины Гималайских, Памирских, Альпийских и других гор, бороздивших в далеком прошлом рельеф планеты. Так же в отдельных камерах хранились живые организмы, их био активный уровень поддерживали всевозможные приборы искусственного питания, дыхания и температуры. В Секции «Огонь» хранились природные вещества, способствующие горению, а также вещества, полученные химическим путем в научных лабораториях Хранилища. Имелась и коллекция образцов лавы, как в окаменевшем, так и в раскаленном виде из различных земных источников. Образцы лавы пестрили названиями вулканов, в прошлом стреляющих в небо желчью ядовитых газов. Секция «Небо» содержала по большей части микроорганизмы, которые можно было рассмотреть только при помощи электронного микроскопа. Это объясняло ее небольшие размеры. Воздух Земли и различные газы разбивались на молекулярном уровне и складировались в толстых книгах научной тематики в качестве рисунков, формул и сложных текстовых пояснений. Специальная часть секции была отведена для птиц, различных перьев и чучел. Анатомические подробности брюшных полостей зияли на высоких полках. Каждая секция составляла отдельную нишу склада Стихий, и доступ другого персонала был строго запрещен. Никита работал в секции «Земля», самой интересной части склада по его собственному убеждению. Здесь хранились различные экземпляры земных пород, собранных со всего мира! Пустынный и морской песок гнездился рядом с плодородными почвами, красная и белая глина, чернозем и торф. Наряду с каменными породами, на полках можно было встретить куски сталактитов и цветных металлов. Голубые точеные камушки с речного дна и грубые неотесанные минералы. Но не только бездушные камни хранились в секции «Земля», здесь находились образцы растений и животного мира, преимущественно в эмбриональном состоянии. К ним тянулись живительные нити проводов или электродов, глядя через стекло ящиков, можно было наблюдать за трепетной жизнью организмов. Секция «Земля» была самой большой, в ней работало четверо служащих, каждый из которых, выполняя свои обязательства, был не в праве вторгнуться на чужую территорию. Никита заведовал земными породами. Не в пример Никите, Сергей работал охранником в коридоре, соединяющим Зону Промышленного Снабжения с Бюро Калькуляции. Но и ему, казалось бы, на скучной работе несказанно везло: через пропускной пост проходила масса народа, и пусть самое мимолетное общение каралось «Правилом», как и всякое правило, это, терпело незначительные нарушения. Сергей видел многих и общался со многими. Иногда он приходил в жилую комнату возбужденным, его переполняло желание высказаться об украдкой услышанном, но временами – грустным и утомительное дежурство быстро сваливало его в постель. Сергей и Никита дополняли друг друга и интересами и чувством, которое приобрело осязаемые черты за два года совместной жизни в одной комнате. - Сергей проснулся в холодном поту, ему приснился ужасный сон, в котором он петлял в лабиринте коридоров, то и дело, попадая в тупик. Он разворачивался и бежал дальше, пока перед ним вновь не вырастала стена. Но за спиной раздался женский крик и Сергей обернулся, набрав воздуха в легкие, он помчался, что было сил, проламывая тонкие стены. Оказавшись в комнате с односпальной кроватью, одиноким ящиком, вросшим в пол и динамиком Контроллера на стене, он остановился: крик, казалось, исходил отсюда. Из динамика донесся душераздирающий вопль. Сергей попятился назад, но дверь лязгнула замком, и стены медленно стали сдвигаться. -Я не виноват! Она не оставила мне выбора! – кричал Сергей, упираясь руками в надвигающиеся стены. И в мгновение, когда б его расплющило, словно в тисках, он нашел в себе силы выпорхнуть из навязчивого кошмара, как обезумевшая птица, узревшая свободу в окне. Никита лежал рядом, слегка вздрагивая от переживания эмоций во сне. На высоком лбу капельками пота проступила испарина. Сергей посмотрел на часы, тонкую стрелку отделяло сорок минут от обеденного звонка: они проспали так долго, что пропустили завтрак. Сергей встал и привел себя в порядок. Проведя рукой по подбородку, он обнаружил щетину. -И чем опальная машинка лучше лезвия? – выругался он. – Конечно! Ей нельзя перерезать горло! Он открыл ящик и принялся искать машинку. На ее месте лежала фотография. Вьющиеся волосы, прямой нос и маленькая родинка над правой бровью. Она сказала, что на этом фото ей восемнадцать лет. Кто бы мог поверить? С глянцевого листа бумаги на вас смотрело лицо без признаков возраста, со свежим румянцем на щеках. Сергей разорвал фотографию и бросил ее в унитаз. Он стоял и смотрел, как клочки бумаги намокают и медленно ложатся на дно, когда все они оказались под водой, смывной бачок игриво зажурчал, выбрасывая под напором струю воды. -Ты уже встал? – на шум поднялся Никита. -Поторапливайся, так мы и обед проспим! -Что? Уже половина первого? -Ты очень наблюдательный, - отозвался Сергей. – Дрянь всякая снится. -Не говори. Я ужасно проголодался, - отрезал Никита и бодро вскочил на ноги. -Можем прийти чуть раньше, сегодня Андрей обедает с новым партнером. Мы приглашены. Ты ведь хочешь посмотреть на них? Еще двадцать минут, и они были в сборе. Бегло миновав коридор, они оказались в лифте, который спустил их на самый нижний этаж – в столовую. В помещении было очень много рабочих в желтых комбинезонах, это завтракала утренняя смена. Никита встал у стены, закрыл глаза и принялся мысленно вести счет ящикам в секции «Земля» склада Стихий. Остановившись на сто сорок четвертом, он решил, что от этой затеи веет абсурдом, и открыл глаза: в столовой уже сидела ночная смена и звонко гремела посудой. Он различил в толпе Сергея, с ним рядом за столиком сидел Андрей и молодой парень с едва проглядывающимися усами. -Почему ты оставил меня там у стены? – Никита дотронулся плеча Сергея. -А, я совсем забыл! Ты представляешь себе, ему тридцать! Ты дашь ему тридцать? – ответил Сергей, слегка заикаясь, и указал на неизвестного мужчину. -На самом деле мне двадцать девять, - молодой человек улыбнулся и приветственно протянул руку. – Я Эдриан. -Он с австралийского материка, - подтвердил Андрей. -Очень приятно, - Никита пожал мягкую руку. – У вас очень похожие имена, - обратился он к Андрею. -Не только, - воскликнул Сергей. – Мы тут разоткровенничались, пока ты там стоял и считал, что тебе на ум взбрело, ты не поверишь, что мне удалось выяснить: у них размер одинаковый! Эдриан смущенно опустил глаза. -Родись я в Австралии, мы могли быть братьями! - Андрей обнял его за талию и широко улыбнулся. Все приняли шутку дружным смехом и принялись черпать ложками. В столовой поднялся невыносимый гомон радостных возгласов, охотных на рассказы, и маяк на потолке засветился красным светом. В одно мгновение в помещении воцарилась тишина. Но после сирены, вновь по нарастающей, со всех сторон поднялись смешки и крики: все испытывали острый недостаток в общении, и держались за возможность погалдеть в столовой, как за спасительную нить. -Мы получили ваше сообщение, - сказал Эдриан. – Нам с Эндрю очень приятно ваше внимание. -Да, вы были в числе первых, кто нас поздравил! – добавил Андрей и поцеловал Эдриана за ухом. – Я как раз обучал его пользоваться той штуковиной у нас на тумбочках. Он был здорово удивлен! Да, Эдриан? -Да… - Эдриан вновь залился краской. -Ничего, привыкнет, - подбодрил Сергей. – Я слышал, там у них с этим строго? Эдриан показал белые ладони и кивнул. -У нас большая часть рабочего персонала не спит ночью. По убеждению научных руководителей Хранилища, сексуальная энергия, будучи на пике своем в ночное время, способствует большей выработке. Понимаете? -Еще чего! Не хватало, чтоб у нас ввели такую практику!.. – сказал Никита и осторожно взглянул на красный маяк на потолке. Сергей одернул его и тот понял, что сказал лишнее. -А я слышал, - сказал Андрей, отодвинув тарелку от себя. – Что режим обещает смягчиться. -В каком смысле? – насторожился Никита. -Это, конечно, не достоверная информация, но все же она просочилась из надежных источников: через два месяца ожидается создание гостевых комнат при медицинских отделениях! -О! Это замечательная новость! -О, да! – подтвердил Сергей. – А ты как думаешь, Эдриан? -Это очень хорошо. Нам запрещали разговаривать, и я, признаться, совсем разучился вести себя на людях. -Эдриан, - поддержал Никита. – Теперь мы твои друзья. С нами ты можешь вести себя естественно! -Спасибо. Я… но как это – естественно? -Как сейчас, - ответил Никита. Заревела сирена. Рабочие поднялись со стульев и направились к выходу. -Я… я очень признателен. – Прошептал Эдриан, вцепившись в рубашку Никиты, пробираясь в толпе людей, заслонивших входную дверь. - Никита сидел на краю кровати, укутав вспотевшие ноги в простыню. В комнате становилось душно, и он не поленился включить настенный вентилятор. Прохладная струя воздуха рассыпалась мелкой дрожью во всем теле. Мотор вентилятора шумел ровно, но Никите показалось, что в мозгу эхом раздается непонятный гул, точно скрежет гвоздя о металлическую поверхность. Он потрогал ладонью лоб и, приноравливаясь к контрасту холодной руки и горячего лба, пришел к выводу, что у него температура. Внимание рассредоточивалось, все вдруг стало расплывчатым, его клонило в сон. По комнате блуждало негромкое эхо вечернего выпуска новостей, доносящееся из динамика Контроллера. Странно, но самое малое упоминание о действительно произошедших новостях за день в стенах Хранилища, всячески умалчивалось или перемешивалось с монотонной речью воспитательного характера. В конце передачи диктор подытожил неизменными пунктами образцового поведения на рабочем месте и исчез в шелесте бумаг. Никита ухмыльнулся, этот голос он слышит, сколько себя помнит, речь можно было выучить и не раз, зачем же ее зачитывать вновь? Но неужели это… запись? Обычная фонограмма, которая начинается и заканчивается щелчком кнопки? Никита тяжело опустился в кровать. Шорох бумаг стал походить на жужжание мухи, ему сдавливало горло, хотелось кричать, он и рот открывал, проговаривая каждую букву, но уши ровным счетом ничего не слышали. Прошло три часа, как Сергей вышел за дверь и направился в Бюро Компиляции по срочному вызову. Он мог бы, и задержаться, но, обычно, в таком случае следует предупреждение. Зачем его вызвали? С какой целью? Никита, и без того питавший особую страсть к подозрениям, не знал чем занять мысли. Он устал думать, от всего этого кругом шла голова. Мысли цеплялись одна за другую, в порыве вакханалии вели какой-то безумный хоровод. Он сполз с кровати, потому как встать на ноги не вышло, - покачнувшись, он вновь обрушился в постель, - простыни облепили тело, обвились вокруг шеи. Он потянулся рукою к ящику и пошарил на полках: пусто. Ее нет. Но, может быть, это правильно? Ее действительно нет, и не было! Все это ему приснилось, когда он упал в обморок. Наверное, он сильно ударился головой, хотя пол мягкий… Никита лег на полу и в упоре легонько стал биться головой. Голова отпрыгивала от пола как резиновый мяч. Вряд ли это послужило потери сознания, подумал Никита, удар получается не настолько сильным. -Хватит обманывать себя! – простонал Никита и ударил в дверцу ящика кулаком. – Она была! Она лежала здесь! И это была женщина! Мерзкая тварь! И теперь… теперь, он все знает! – Никита обхватил лицо руками, ему самому была противна его искривленная в гримасе ужаса физиономия. Но постепенно он находил в себе силы замолчать, не хныкать, как маленький мальчик. Никита обнаружил под собой уютный пол и бездна, образовавшаяся вокруг него, начала осторожно поглощать его, погружать в темень, где нет беспокойных мыслей, но есть равнодушие. И он упивался этим безразличием, облегчая свое сознание и тело от непримиримой борьбы предчувствий и подозрений. - -У тебя жар. – Сергей сидел, сгорбившись над Никитой, распластавшимся на полу. Простынь на его груди вздымалась, от чего казалось, что она ожила. Простынь, как бесформенная медуза облепила Никиту и колебалась мембраной своих невидимых легких. – С тобой творится что-то неладное! Ты, наверное, болен? – Сергей взял на руки больного и положил на кровать. -А ты? – Никита с влажными и опухшими от слез глазами, обхватил Сергея за шею обеими руками. – Ты? Ты мог бы мне все рассказать… -Что ты хочешь знать? – попытался избавиться от его навязчивых объятий Сергей. -Все! Я хочу знать, где ты был! Почему так долго? -Но ты ведь знаешь, меня вызвали и… -И ты был у нее? – не вытерпел Никита, дохнув в лицо Сергея ненавистью. -…Ты же знаешь. Я не могу иначе, у меня нет выбора. -А как же я? Посмотри на меня! – не унимался Никита, он взял Сергея за руку и провел ею по бедру, обхватил всей пядью себя за ягодицу. – Как же я? Ты подумал обо мне? -Я всегда думаю о тебе, - Сергей мстительно поцеловал напрягшиеся сосцы на груди Никиты, он ощутил страстное желание. -Поцелуй меня, - с дробью в голосе приказал Никита. – Ну же! Ее методы действеннее моих, и что же? Почему бы ни воспользоваться ими? Целуй! – сказал он уже более устойчивым басом. – Я тебе приказываю, целуй! Они слились в ядовитом поцелуе, будь у каждого из них желчь в зобу и острые клыки, они не преминули бы воспользоваться этим арсеналом. Их упругие тела, словно со настроенные камертоны выдавали один звук, одну ноту. Пусть, несколько, иной тональности, но от этого их близость только выигрывала в страсти. Никита лег на живот, он слегка вздрагивал, его так же лихорадило, но под ласками Сергея, его тело сделалось послушным и гибким, как пластилин. -Говори мне это! – стонал Никита. – Говори, что любишь! Что тебе плевать на нее! Ты любишь только меня, ты понял? Ее нет, она не существует! Она приснилась нам обоим! Не молчи, говори же! И Сергей говорил сквозь слезы, превозмогая немоту в теле и боль в пояснице. Он говорил, глотая слова, жадно пережевывая и выплевывая их в белую, как стена, спину Никиты. Он не молчал, он пытался кричать! Из глотки вырывалось смешное кудахтанье, и низкий голос Никиты звучал угрызением совести. И Сергей прогрызался сквозь тесную щелку, он протискивался во внутрь, пробивался все глубже и глубже, туда, где льется золотистый свет, и градом сыплются искры. И искры брызнули фейерверком в глазах Сергея, он обмяк и упал на Никиту под тяжестью сокрушительного удара по затылку. -Ты кончил? – удивился Никита. – Ну и здорово вымотала тебя эта сучка! Как же! – он обернулся, чтоб скинуть с себя тяжелое тело Сергея, но онемел от представившейся сцены. Двое людей в форме стаскивали Сергея за ноги, третий держал в руке дубинку и улыбался происходящему анатомической улыбкой. Когда те двое справились со своей работой, оттащив Сергея на пол, тот, что с дубинкой обратился к Никите. -Спрячься под простыню, пидорок! Жалкое зрелище! Никита натянул на себя простынь. Человек в форме замахнулся дубинкой и нанес удар. Никита сжался, грудь щемило и кололо от непонятных ощущений. Он выплюнул кровь из рассеченной щеки. Но и это не остановило представителя закона, он обрушил еще несколько увесистых ударов и оставил Никиту стонать в кровати, сам же отошел в угол и принялся рыскать в ящиках. Придя в себя, Никита сел в постели. Голова раскалывалась, на теле зияли ссадины, и кровь из разорванной щеки, тут же сворачиваясь, обвивала шею алым шарфом. В то же время человек с дубинкой закончил обыск и недовольный результатом вновь схватился за палку. -Как поебалось, пидорок? – замахнулся он, не дожидаясь ответа. Никита подставил дрожащие руки, ожидая удар по голове, но медленный приятный голос остановил дубинку. -Хватит, ты и так поработал на славу. Никите на мгновение показалось, что голос, спасший его от физической расправы, самый сладкий из слышанных им голосов. Ему захотелось услышать его еще раз, слышать его всегда! Этот голос был тем, что ему не хватало в жизни, но понять он этого ни как не мог, ведь он слышал его впервые. Чарующий и звонкий, одновременно манящий, пусть и слова были произнесены менторским тоном, но в голосе чувствовалась загадка, какая-то тайна, которую невозможно понять, но можно только почувствовать. И сердце Никиты живо забилось, позабыло боль и прониклось неземным голосом, ощущением внезапной радости и даже счастья. Никита поспешил открыть глаза, чтоб благодарственно обнять взглядом своего спасителя. Он ужаснулся, перед ним стояла ожившая фотография, которая ему приснилась, но после исчезла, как всякий сон. Перед ним стояла женщина! Вьющиеся волосы текли по плечам, выразительные глаза, производившие гипнотический эффект и едва заметная улыбка красных, как кровь губ. Бледный овал лица хранил румянец щек, гладкая кожа без единого изъяна. Никитой овладел ужас и восторг, и он ни как не мог решить, какому чувству довериться, которое из них обманывает, а которое действительно. -Ты? – выдавил он и тут же устыдился дрожи в голосе. – Но, разве… -Что? Ты удивлен? Конечно, удивлен! А ты представлял меня иначе? -Я… я, даже… и… но ты… -Оставьте нас, - сказала женщина людям в форме. Те, не в праве ослушаться приказа, торопливо вышли за порог. – Да, и не забудьте захватить нашего друга! – проговорила она им вослед и презрительно посмотрела на неподвижное тело Сергея. – Он нам больше не понадобится. Ведь так? Он мне порядком надоел! Когда дверь притворилась, женщина села на кровать и выразительно взглянула на Никиту. В ее глазах читались усталость и равнодушие, или та загадка, которая показалась Никите неразрешимой в прозвеневшем голосе. -Тайны, тайны! – женщина словно угадала его мысли. – Все так любят тайны, но ни кто не умеет держать язык за зубами! Всем только дай возможность, они расскажут! И приврут к тому же! Но ты ведь не из тех? – кивнула головой она. -Я.. я... я – да. – Нервно пролепетал Никита. -Ты не из тех, кто любит тайны? У Хранилища много тайн. Но ты дорожишь своим, - женщина одернула простынь. – Своим… ты боишься меня? Никита поспешил закрыться простыней и утвердительно кивнуть в ответ. -Зря. Я сама не люблю тайны. И если ты со мной, - то мы подружимся. – Она провела рукой по щеке Никиты, коснулась шеи, выпачканной кровью. Поднесла палец ко рту и слизнула с него кровь. – А ты любишь мужские ласки, а? – она завела руку под простыню и сжала в кулаке член Никиты. Никита взвизгнул от боли, но, глядя в глаза женщины, нашел какую-то невидимую опору. Он почувствовал себя раскованно, точно ничего не происходило до этого и женщина перед ним, - не новый образ, но обыденное явление, которое не может не вызывать доверие. За одним лишь исключением, этот будничный образ всегда интригует, всегда вызывает к себе интерес, заставляет сердце учащенно биться. -Ну, а как тебе такие ласки? – она откинула простынь и лизнула головку члена. Никиту пробрала дрожь волнения, но сопротивлению он предпочел закрыть глаза и предаться новому для него ощущению, пусть и решил это абсолютно спонтанно. Женщина нежно ласкала член, то, погружая его в рот целиком, то, слегка покусывая, играючи, точно знала наперед за какие нити тянуть. Находясь в полной прострации, Никита осмелел и закопал руку в роскошной пряди ее волос. Он почувствовал, как сердце на одном дыхании стекло вниз к члену, и забилось с новой силой. Она не торопясь стянула с себя одежду и он увидел большие груди – главное отличие от мужских форм, сразу же бросившееся ему в глаза. Потом она неспешно сняла трусики, и в нос ударил запах, который перевернул в нем все! От этого запаха нутро буквально вывернуло наружу. Никита ошалело вцепился в груди и его топорщившийся член нашел уютную нишу. Она стонала в его объятиях и необыкновенный голос, словно детонатор, взорвал в его организме мириады невидимых мин. Никита провалился в бездну, но затяжной полет застал его на самом дне. Звезды померкли и сквозь туман начал прорезаться образ. Она сидела на нем и, улыбаясь, гладила его грудь рукой. -Это потрясающе! – промолвил Никита. – Я не знаю с чем это сравнить, это… это как… -Это тайна? – подсказала она. -Да, тайна! И… и теперь я знаю тайну? – он приподнялся на локтях. – Что же теперь будет? -Ой! – женщина встала и зашагала по комнате, поднимая разбросанные вещи. -Что же будет? – не унимался Никита. -Спроси у Сергея! – усмехнулась она, влезая в трусы. – Если хочешь! Или, - если сможешь! Мне позвать ребят? -Нет-нет! -Значит, ты все понял? -Больше чем! Я буду молчать, как… как этот унитаз! -Нет, этот унитаз говорит о тебе больше, чем ты сам сможешь сказать! – парировала она, подойдя вплотную к кровати, и беря в руки ублажитель. -Но я умею держать секреты! – попытался оправдаться Никита. -Я тебе верю, но это все, что я могу для тебя сделать. В противном случае, тебя ожидает та же участь, что и твоего партнера. -Сергей! – Никита вдруг понял, что в действительности произошло с Сергеем, он заплакал, даже не силясь сдержать слезы перед женщиной. Она оделась и направилась к двери, но остановилась, обнаружив в руках ублажитель. -И не думай особо на этот счет. Ты ведь знаешь, в твоем положении думать вредно. А пока, - она бросила ему ублажитель, и Никита поймал его на лету. – Пока поиграй с этим. Для справки, я конструировала эту штуковину. – Женщина улыбнулась своей чарующей улыбкой и скрылась за дверью. Никита покрутил ублажитель в руках, будто видел его впервые. Он закрыл глаза, стараясь отвлечься от всего происходящего, просунул палец в отверстие и нервно засмеялся, отбросив ублажитель в угол комнаты. - Подавленный ночным кошмаром, он вступил на рабочую смену. Напарник сделал щегольский жест, чтобы подбодрить его, но все тщетно: ночью он то и дело просыпался, шаря рукой по подушкам, сбрасывая простыни, но Сергея не было рядом. К тому же удушливый запах женщины теснил все предметы, он висел над кроватью, ей пропахло абсолютно все! Чем чаще Никита морщился от запаха, тем больше он испытывал угрызения совести. Кто знает, произошло ли то, что произошло, если бы он не был так настойчив в своих подозрениях, если бы он не выпытывал каждую мелочь о сложных отношениях Сергея с этой женщиной. Сергей был бы рядом, привычно дышал ему в спину ночью, пусть не любящий, но любимый! А он бы толкал его в бок, когда тот начинал храпеть, засыпая посреди ночи. В одну ночь все перемешалось. Никита заметил, что мысли приобрели какую-то особую плотность, они елейно текли в его голове, затмевая просветы ясности. Утром Никита посетил медицинский корпус. Ему наложили швы на рассеченной щеке и перемотали бинтами руки. Он еще мог передвигаться, но чувства притупили боль. Впервые в своей жизни Никита не мог удержать слез: от них щипали царапины на лице, но ощущение полости внутри, было страшнее любой боли! Никита вспомнил, как, обедая в столовой, уронил на пол стакан. Из него вылилось все содержимое, но стенки стакана не разбились, их опутала мелкая паутина трещинок и сколов. Теперь он напоминал себе этот стакан, опустошенный и побитый. Может, по этому он и ронял слезы. Когда дежурные скрывались в коридорах, он прислонялся к шкафам и беззвучно рыдал. И лишь шаги посторонних могли привести его в чувство. Возвращаясь в комнату, он не мог поверить, что находится в ней совершенно один. Он безуспешно искал родной голос, но стены отзывались эхом его же отчаянных всхлипов. Заполночь пришел Эдриан, чтобы лично соболезновать потери своего друга. -Ты так мил, - Никита сжимал мягкую руку Эдриана. – Теперь, когда я остался совсем один… -Не говори так! Я с тобой! -Теперь мне не к кому обратиться… я стал жертвой. Ты даже не представляешь себе… - Никита усилием воли сдержал себя, чтоб не рассказать Эдриану о случившимся: он помнил данное женщине обещание хранить тайну. -Но все прошло, - утешал Эдриан. – Ты должен жить дальше. Мы должны преодолеть эту трудность вместе. -Мы? Ты сказал: мы? Ты, правда, не оставишь меня? -Конечно, нет! – Эдриан выпрямился во весь рост, он готов был высказать речь о грядущих переменах, о новой жизни, о победе воли над карающим оружием судьбы, но Никита тихо плакал, повизгивая в подушку, как щенок. И оборванная речь комом застряла в горле Эдриана, где найти столько слов утешений, сколько было сказано за сегодняшний вечер, спрашивал он себя. -Правда, ты очень милый, - прошептал Никита. – Но я хочу побыть один. Мне нужно многое переосмыслить. -Безусловно. Если я буду нужен тебе, дай знать. Я выпросил эту встречу и думаю, что мне не откажут в следующей. – Эдриан поцеловал Никиту в висок, и вышел из комнаты. Никита погасил свет. В антрацитной мгле еще витал образ Эдриана, еще слышался этот первый, но очень смелый поцелуй сочувствующего и уже тогда, – влюбленного. - Эдриан протянул Никите зажатый кулак и улыбнулся его недоумевающему виду. Никита долго рассматривал содержимое разжатого кулака, пока не решился прикоснуться к нему. -Что это? – спросил Никита. -Семя. – Ответил Эдриан, продолжал улыбаться. -Но зачем? Скажи мне, и я найду способ достать тебе горсть семян! -Ты не понимаешь, - негодующе принялся объяснять Эдриан. – У нас в Австралии принято дарить семя тому… - Он заколебался. -Кому же, говори! – не терпел Никита. -Тому, кого любишь! – Эдриан выдержал значительную паузу, и наступила тишина, которая бывает, когда входишь в храм. – Это обычай. Так делают и верят все, потому что этот обычай приносит счастье. -И что мне с ним делать? – Никита повертел семя перед глазами, внимательно рассмотрел и положил в карман рубашки. – Но, спасибо. Мне ни кто, ни когда, ни чего не дарил. Эдриан застенчиво опустил глаза. Ему стало обидно, что из всего им сказанного, Никита не обратил и толики внимания на самое главное, на то, что досталось ему с таким трудом выговорить, - его признание в любви. Он попытался вернуться к разговору, переждав, пока навязчивая скромность пройдет сама собой, и он снова сможет обнажить в улыбке белые крепкие зубы. -Понимаешь, из этого семени ты должен вырастить дерево. Наше дерево! – сам себя поправил Эдриан. -Но, оно же маленькое! Это семя легко помещается на ноготке мизинца! -Это не важно. В любви всегда так, малая симпатия перерождается в большую любовь. Из маленького семени вырастит большое дерево! Правда, есть одна загвоздка… -Какая? – Никита с интересом слушал Эдриана, пока тот не осекся в своем рассказе. -Семя необходимо посадить в землю, иначе дерево не вырастет. -Ну! Это не беда! – нашелся Никита. – Я раздобуду землю, и мы вырастим с тобой большое дерево, самое большое! Последние слова Никиты произвели на Эдриана должный эффект, он расплылся в улыбке и потянулся к нему, чтоб заточить в свои объятия. Но во время остановил себя, вспомнив, что находится в столовой, что вокруг сотни глаз. Эдриану не хотелось выставлять свои чувства напоказ, он дотронулся руки Никиты, и им обоим стало понятно то чувство, которое уже начало давать молодые побеги. В помещении столовой возникла суета у самого дальнего столика, прилегающего к замурованному окну. Трое охранников незамедлительно поспешили уладить конфликт, применив оружие правосудия, висящее на широких ремнях. Скандалистов вывели из помещения и красный маячок на потолке, возвещающий о конце обеденного часа, характерно засветился. Никите не хотелось прощаться с Эдрианом на столь грустной ноте и, отодвинув, пустую тарелку в сторону, он подмигнул своему собеседнику. -Как все-таки здорово, что Андрея поставили на обеденную смену. Теперь мы можем видеться чаще. -Да, это замечательно, - почему-то с грустью ответил Эдриан. -Что-то не так? -Он мне не нравится. Теперь я понимаю, почему он остался один. Знаешь, Андрей, порой, просто невыносим! – Эдриан нахмурил брови, словно хотел сказать что-то важное и значительное, в корни меняющее суть разговора. – Вчера у нас произошла ссора. Я ударил его. – Он оценивающим взглядом посмотрел на Никиту. Тот утвердительно кивнул, дав понять, что ждет продолжения. – Мы ни как не можем ужиться. – Лаконично закончил повествование Эдриан. -Возможно, это потому, что вы оба активы. – Сделал смелое предположение Никита, вступив с утешительной речью. – Между мужчинами активами часто случаются скандалы в постели. Прозвенел звонок и все рабочие, точно по команде, встали и направились к выходу. Кто-то дожевывал пищу, кто-то шумно высказывался по поводу не лучшей кормежки, а кто-то трепетно держался за рукав рубашки. Эдриан запустил руку под рубашку Никиты и прошептал ему на самое ухо: -По этому мне нужен ты. Я хочу тебя! И я люблю тебя! И наше дерево, которое мы обязательно вырастим! Никита быстро поцеловал Эдриана в губы, но, поймав на себе возмущенный взгляд охранника, повернулся к нему спиной и безучастно зашагал к выходу, на сколько позволяло теснящее пространство. - И действительно, Хранилище пошло на значительные уступки гражданам: воскресные обеды стали ежедневными. Для многих это было шоком, столь резкие изменения в столь короткий срок отражались на лицах недоумением. Поколение более взрослых рабочих недоверчиво шепталось между собой. И это понятно, в возрасте сорока-пятидесяти лет любое изменение, пусть даже к лучшему, било по стабильности. Уже устоявшиеся взгляды на жизнь перетерпливали перемены. И одно дело признать их, другое – сжиться с ними. Молодые рабочие вели себя смелее и наглее по отношению к грядущим переменам. Им представлялось это в том свете, что Хранилище предвидело все нарастающие революционные взгляды, и вынуждено было смягчить требования, а стало быть – режим. На этой почве и возник спор между «желтыми» и «синими», где желтый – характерный цвет рабочей одежды зрелого поколения, а синий – молодого. Желтые утверждали, что как всякий госаппарат, Хранилище действует по образу удавки, то, расслабляя, то, натягиваю веревку. Но в чем же радость, когда в обоих случаях удавка плотным кольцом замыкается на шеях граждан? -Это пытка, как не назови! – кричали «желтые». -Хорошо, но пока удавка расслаблена, у тебя есть возможность набрать побольше воздуха в легкие! – оптимистично отвечали «синие». Единственным местом, где решение проблем приобретало гласность, была столовая. Охранники даже перестали реагировать на мелкие конфликты, флегматично решая беречь силы для более крупных стычек. Но все же, удивителен не сам факт ослабления удавки, но то, как быстро произошли перемены. Постепенно взгляды сочувствия и понимания вопроса, стали носить политический характер. Язык жестов, столь популярный в среде бунтующих и в быту, стремительно пополнился новым перечнем слов. Имела место попытка издательства писаного от руки издания «Словаря жестов гражданина Хранилища», но оно потерпело крах. Редкие экземпляры остались на руках, остальные же, после несчетных рейдов блюстителей закона, были изъяты, а граждане, имеющие в собственности «Словарь» жестоко наказывались по статьям действующего «Правила». Если говорить о самом «Правиле», то брошюра стала тоньше на несколько страниц, что само по себе давало колоссальную почву для фантазии представителям закона, когда речь заходила о наказании по определенной «Правилом» статье. Политические взгляды негласно разделила двухцветная полоса, «желтые» и «синие» вели борьбу на уровне обвинений и защиты. И в зависимости от того, по какому флангу вело политику Хранилище, победа доставалась тем или иным. Но с той же легкостью она перекочевывала из одного штаба в другой. Хранилище затеяло игру, правила которой были известны лишь ему, а потому коалиции «желтых» и «синих» шли по выверенным свыше ходам, простирающимся на клетке шахматной доски государственного аппарата. -Представь себе умывальник, - говорил Андрей, обедая в столовой с друзьями единомышленниками. – Одной рукой ты держишь вентиль с горячей водой, другой – с холодной. Ты в праве создать необходимый тебе напор струи, а также волен, варьировать степенью ее нагревания. -Да, забавно выходит. – Невольно улыбался Никита, который был далек от политических интриг. -А зря ты смеешься, - восклицал Андрей, негодуя. – Не ты стоишь у умывальника! Если сказать иначе, ты умываешь рожу той водой, которую тебе подают! И ошпаришь ли ты руки кипятком или сунешь их в ледяную воду, одному Хранилищу известно! - Андрей тяжело вздохнул, поднимая вверх указательный палец. Тем не менее, на попытке возрождения «Словаря», попался именно он, Андрей. Как-то в разговоре, Никита заметил волнение в голосе Эдриана. -Ты как будто что-то скрываешь? -Ты прав, - Эдриан замешкался. Его отсутствующий взгляд выдавал в нем попытку прикоснуться к тщетности всего сущего, прошедшую с неожиданным для него успехом. – Сегодня утром я встал как обычно: умылся, оделся. И уж было, засобирался на пересменку, как заметил, что Андрей лежит и не шевельнется… -И? Не томи! – нервничал Никита. -Я потрогал пульс и вызывал врачей. – Эдриан отвлекся на муху, кружащую вокруг их стола и, наконец, севшую на край тарелки. -И что говорят врачи? Ну же! -А что им говорить? Ничего они не говорят. Умер, и все тут. – Эдриан торжественно опустил ложку в пустой стакан и погремел ею. -Что это значит? – спросил Никита. -Что именно? Это? – Эдриан кивком головы указал на стакан. – У нас на родине принято выпивать, когда близкий человек уходит… а выпить нечего. -Ты еще можешь шутить! – взволнованно заметил Никита. – Что с ним случилось? Меня это больше волнует, чем ваши глупые традиции! -Напротив! И не глупые это традиции, пусть даже потому, что они исходят от души. – Громко сказал он и добавил, переходя на шепот. – Мне кажется, его отравили. Да нет же, я уверен! Нельзя сказать, что Никита и Эдриан долго печалились смерти Андрея, наоборот, они нашли в этом выгоду для себя. И теперь, как одиночкам, им ни что не мешало встречаться, говорить и вести себя так, как им хотелось. - Жизнь текла размеренно и обстановка тому содействовала. Никита оправился от недавних побоев, но шрам на щеке вынудил его носить нервно улыбающуюся трагическую маску. По словам Эдриана этот шрам только украшал его, но только Никита и знал, что это беспрестанное напоминание о бесконечном горе. Напоминание о том, что судьба не держит ножей не точеными. И Никита знал, что ожидать от судьбы, когда в ее ножнах заблестит холодное лезвие, обессмысливающее понятие справедливость. Встречи Эдриана и Никиты происходили не чаще чем раз в день, а пока Никита работал в секции «Земля» на складе Хранилища, он нашел верный способ вырастить дерево из подаренного ему семени. Он тайком брал из ящика щепотку земли и прятал ее под губой. Земли набрался целый стакан, который Эдриану удалось выкрасть из столовой. Никита посадил семя и поставил стакан в личном шкафу, примерно поливая семя водой из под крана. А вечером, когда не ждешь обслуживающего персонала, Никита ставил стакан под лампу и наблюдал, как расправляются крохотные лепестки, как рождается новая жизнь, а вместе с ней чувство преданности и любви к Эдриану. Через некоторое время Никита уже мог отмерить появившийся росток расстоянием от большого и указательного пальца, чему был несказанно рад. Процесс роста дерева сопровождался увлеченной беседой в столовой. -У меня на родине принято считать, что дерево это ребенок. Понимаешь? – милостиво объяснил Эдриан. – Отец, тот, кто дает семя, а мать, та, кто вынашивает плод. -Как это интересно! Значит ты отец? – искренне обрадовался Никита. -Да, а ты мать! – шутливо ответил Эдриан. Эдриан постепенно научился справляться со своей скромностью, он мог сказать, что думает в лицо и без тени стыда, чего не скажешь о том, каким он был до этого. - В комнате царил полумрак. Из коридора сквозь прикрытую дверь доносились недовольные возгласы, которыми часто сопровождались разногласия в отношении партнеров. И вот голоса приутихли, Никита выждал еще секунду, прислушиваясь к двери, и продолжил онанировать. Член плавно скользил в отверстии ублажителя, доставляя массу приятных ощущений. От напряжения у него свело ногу, и он попробовал поменять позу, перевернувшись на бок. В таком положении было несколько удобнее справляться с этим незамысловатым изобретением, но боль в ноге унялась, и Никита ускоренно заработал рукой, предвкушая выброс семени. За стеной снова послышались шорохи: легкий стук каблуков и бряцание ключей. Никита резко отбросил ублажитель в сторону и попытался сделать дыхание более ровным. У нее был свой ключ, она не стала предупреждать его условным сигналом в дверь, но воспользовалась им. В ее легкой поступи угадывалась знакомая ему музыка, так может ходить только женщина. Приятный запах духов ударил в нос, от чего грудь в волнении сжало, словно невидимые руки надавили с обеих сторон на ребра. Под ее ногой противно взвизгнул ублажитель, и Никита сконфуженный, ощутил острую необходимость отвлечь ее внимание от этой игрушки для мужчин. -Почему ты не постучала? -Разве я должна была? – с некоторым удивлением ответила она. -Ты можешь себе представить, чем я занимаюсь в твое отсутствие, - Никита постарался тонко намекнуть ей на ублажитель у ее ног, обращая неловкую для него тему для разговора в шутку. -Хм, - ехидно улыбнулась она. – Ты весь нетерпение! Мы же договорились, что я приду сегодня. -Они там? – Никита кивнул в сторону двери. -Охранники? Куда я без них! Вас здесь целое полчище голодных волков… -Мне не нравятся твои слова, - возмутился он. Женщина молча разделась и подошла к динамику Контроллера. Она нажала кнопку и прошептала что-то едва слышное в отверстие для микрофона. -Теперь нас ни кто не слышит. Ты можешь зубоскалить, сколько влезет, но не забывайся, в конце концов! Здесь я отдаю приказы, а ты, да будет тебе известно, подчиняешься мне! – она не прокричала эти слова, но буквально прошептала. Ее голосу невозможно не повиноваться, подумал Никита, сполз с кровати и припал к ее ногам, целуя их, водя языком от стопы к голени, от колен к бедрам. – Вот так. Да, - приговаривала она. Никита целовал ее живот, и его вдавленные в резиновый пол колени дрожали. Он обхватил ее ягодицы и впился-таки в ее пупок, выходящий из живота маленькой шишечкой. Женщина гладила его волосы, ощущая приятный озноб оттого, что слюна щекотно стекала вниз по внутренней стороне бедра. И когда она больше не могла себя сдержать, она оттолкнула его от себя и легла на пол, сцепив ногами его голову, как в хомут. Никита утонул языком в ее промежности, колени продолжали трястись, то, впадая в истовую страсть, то, - в трепетное желание. Возбужденный, он воткнулся членом в ее влагалище, и его сковала судорога. -Если бы ты знал, какое это счастье! – чуть ли не воскликнула она, когда он вынул член и расположился рядом с ней на полу, играя пальцами в ее промежности. – Ох! Ты знаешь, что такое любовь? -Я слышал об этом, - удивился вопросу Никита и тут же вспомнил Эдриана. -Дурачок! Ты ни чего не знаешь о любви! Я сейчас скажу большую глупость… ох! Прекрати, я говорю серьезно! Никита вынул влажные пальцы и заглянул сквозь темноту в ее глаза. -Что ты хочешь мне сказать? -Ты лучший из всех, кто у меня был! – он ответил молчанием, предпочтя выслушать ее до конца. – И я ощущаю к тебе нечто другое, понимаешь? -Не совсем. Но говори, я слушаю. -Это чувство, мне кажется это любовь… Никита затаил дыхание, он не хотел услышать подобное от нее. Ему показалось, что эта игра, в которую он по воле случая был вовлечен, приняла совершенно неприемлемый ход. Он не мог ответить ей тем же, потому что любил Эдриана. Более того, он ненавидел ее, их сближала только страсть и, собственно, правила этой игры, которые она была вольна изменять на любой манер. -Но ты совсем не должен знать об этом! – поспешила она вернуть себе маску безразличия и гордыни, в которой ей было куда комфортнее, нежели теперь, когда ее чувства стали искренними. – Я не могу взять тебя с собой, понимаешь? Там царит матриархат, и лишь моя должность дает мне возможность устраивать подобного рода вылазки… -Что царит? Я не понимаю, - прервал ее Никита. -Ничего. Забудь. Это совсем не важно. Женщина задумалась, глядя в пустоту. Ее губы нашептывали какую-то несуразицу, звучавшую в ушах Никиты фантастическим бредом. Но он понимал, что долго она не задержится. Еще час, и она вынуждена будет уйти, а его желание высказать ей свое предложение, останется с ним и не даст спокойно заснуть. Тем более он обещал Эдриану решить эту проблему, не важно, каким путем, но решить! Это был его долг! Никита поцеловал мягкие сосцы на острой молодой груди, и те ответили мгновенным напряжением. Они слились в удушающем поцелуе, после которого наступили десять минут блаженства и полной эйфории. Так он платил за возможность разговора с ней, ему необходимо было сказать об их тайном любовном союзе с Эдрианом. - -Нет! – влезая в серую юбку, почти прокричала она. – Нет! Как ты смеешь просить меня об этом? – Она гневно смотрела на него, и ее сжатые губы выдавали злобу, ненависть и шок. -Ты говоришь, что любишь, но не можешь понять любящего! – не терял самообладания Никита. -Нет! Нет! Не проси меня об этом! Замолчи! -Я люблю его и это главное. -Ты не можешь любить его! Это просто немыслимо! Ведь я женщина, я рядом с тобой! Я дарю тебе себя! - свирепствовала она. -Но я несчастлив с тобой! Ты приходишь и мы вместе каких-то пару часов. За нашей близостью нет ничего, я же говорю тебе о настоящем чувстве! Попытайся рассудить трезво, - Никита схватил ее за плечи. – Ты! Ты это понимаешь? -Отпусти меня! Ты причиняешь мне боль! Никита вынужден был отступить, так как на шум в комнату ворвались охранники, и один из них не преминул достать устрашающих размеров дубинку. Он понимал, что подобным методом не добьешься ее благосклонности, что эта трата нервов способна лишь накликать беду. Она просила охранников выйти, и те повиновались приказу, недоверчиво глядя на нее. Он вышел из трудного положения смягчившись, перейдя на более спокойный тон. -Мы любим друг друга. И будем любить, даже если ты не сможешь нам помочь. Даже если ты разрушишь нашу любовь… -Ты пидор! – ее пробрал нервный смех. – Даже трахаясь с женщиной, ты не перестаешь быть пидором! -Я вынужден спать с тобой! -Замолчи! – взревела она. – Не хочу слышать тебя! Предатель! Ты предал меня! Ты не стоишь своего дружка, который давно истлел в печи крематория! Никита не выдержал таких слов, он резко поднял руку и нанес сокрушительную пощечину ей по лицу. -Ты пожалеешь об этом! – Она выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Ее уязвленное самолюбие отыгралось шумной руганью на зевающих охранниках. - Она не приходила ровно месяц, эта была цена ее терпению. Все это время Никита с Эдрианом продолжали встречаться на стороне, уже не мысля видеть себя в партнерах после того разговора, что произошел у нее с Никитой. Многочисленные заявки Эдриана в Бюро по созданию пар оставались без ответа. Ни кто даже не пытался рассматривать их кандидатур на союз, или не хотел, что хотя бы можно было объяснить тем, что в этот вопрос вмешалось Бюро Компиляции. Но дерево росло. Крохотное семя соединило два одиноких сердца, и именно оно придавало им силы к жизни, заставляло бороться за свое право быть вместе. Никите даже пришлось вынуть полки из пустующего ящика Сергея, чтобы те не препятствовали росту дерева. Глядя на эти сочные, но чуть бледные от недостатка света, листья, Никита плакал, не в силах вынести капризы судьбы. Но она явилась ночью, как страшный сон, как кошмар, который заставляет вскакивать с постели посреди ночи в холодном поту. Открыв дверь своим ключом, она, ни сказав, ни слова, прошла в комнату и, встав спиной к нему, стала раздеваться, как и прежде стягивая с себя одежду с некоторой ленцой. Никита наблюдал, как с гладких плеч сползает серая рубашка, обнажая белую кожу. Она расстегнула молнию на брюках и, не оборачиваясь, стянула их с себя с легкостью, которую можно было отнести к привычке, нежели желанию поскорее избавиться от одежды. Густые пряди волос легли на ее спину. Крутые бедра очертили красивый силуэт. Она подошла к кровати и вынудила его пойти к ней навстречу. Никита встал на колени в постели и безропотно усеял ее грудь поцелуями. Она знала, зачем пришла и была больше чем уверена в том, что получит это. И это случилось в безмолвной тишине и темноте, без объяснений и указаний с ее стороны. Заключив его в объятия, она прошептала. -Милый! Разлука показалась мне вечностью! Скажи мне, что все будет именно так, что все останется на своих местах! Я тебя люблю, - присовокупила она. Никита молчал. Даже теперь, когда она не могла требовать, он отказывался верить в возможность поставить свои условия. Может оттого, что он не был реваншистом, а может, испугался ее неожиданному визиту. -Я не могу не думать о тебе, - продолжала она, все крепче сжимая в удушливых объятиях его шею. – Я думаю о тебе каждый день. Глупая, я сменила за это время дюжину любовников, но не один из этих ополоумевших щенят не знал, что делать со мной! -И что же ты придумала? – был его ответ. -Что нам надо быть вместе! Никита в недовольстве расцепил ее руки и безразлично уткнулся в подушку, откровенно не разделяя ее чувств. Нависла угрожающая тишина. Но она боязливо дотронулась до его спины, ласково провела по ней ладонью и проговорила. -Я думала о том, как нам с тобой быть, - Никита заинтересовался и поднял голову, чтоб взглянуть в ее глаза и прочесть в них то, что сокрылось в ее словах. – У меня есть условие. -Какое же? -Вы с этим, - она угадала в его взгляде недовольство и осеклась. – Вы можете образовать с ним пару. Я не буду мешать вашему союзу. Никита обрадовался этим словам, он расцеловал ее руки, что обхватили колено, но, поняв, что такой восторг не к месту, решил проявить солидарность к ее чувствам и задал вопрос. -Но какое условие? Ты можешь мне сказать? Она отрешенно поднялась с постели и нерешительно принялась искать неряшливо разбросанные по комнате вещи, раздумывая, провозгласить ли условие, точно медлила с принятием ответственного для нее решения. Так же молча, одевшись, она проследовала к выходу. -В четверг каждой недели – ты мой! – утвердила она. – Я приду в четверг за твоим ответом. У тебя есть время все взвесить, обдумать. Но не спеши перекладывать ответственность за свой выбор на чужие плечи. Теперь все зависит от тебя. – Она вышла, но, опомнившись, добавила сквозь едва прикрытую дверь. – Включая эту неделю! - Никита поспешил известить Эдриана о радостной для них обоих новости на обеде в столовой. -Ну, гадай! Что у меня для тебя есть!? -Неужели еще один листочек на нашем дереве прорвался сквозь кокон почки? – бодро улыбнулся Эдриан. -Нет же! Новость куда приятнее! – упорствовал Никита. -Я не могу так, говори сразу. К чему гадать? -Ты совсем не хочешь продлить ощущение радости от услышанного? – взмолился Никита. -Ну, я пока ничего не слышал! – потерял терпение Эдриан. -Во вторник ты переезжаешь ко мне! – Восторженно воскликнул он. – Во вторник! -Я… я не могу поверить! Как я тебя люблю! Эта лучшая новость из всех! Я не нахожу слов! – Эдриан потянулся через весь стол, пачкая едой куртку, чтобы обнять Никиту и поцеловать тонкие губы, сделавшие его счастливым в этот миг. -Да, любимый! – отвечал короткими поцелуями Никита. – Это случится уже во вторник! -Я не могу поверить! -Уже скоро ты увидишь плод нашей любви: наше дерево! – Последние слова, сказанные Никитой, заставили добрую часть обедающих в столовой рабочих утренней и дневной смены обернуться на этот возглас счастья. -Да! Мы любим друг друга! – Прокричал Эдриан всем, кто теперь смотрел на них, расплываясь в улыбках. Охранники, до этого оживленно переговаривающиеся у стены, поспешили угомонить влюбленную парочку. -Тише! Тише! – пригрозил дубинкой один. -Иначе я огрею твою холеную попку этой вот штукой! – заявил второй. Эдриан сел на стул, но ликованию его не было предела, он словно светился от счастья. Все мужчины на мгновение смягчились к своим напарникам, и волна тепла и любви пробудила в посетителях столовой удвоенный аппетит, что подтвердил дружный перезвон посуды, словно оркестр вдохновился дирижерским жестом, и все инструменты разом вступили в игру. - На смуглой коже появились две мокрые дорожки, слезы как стразы сверкали в рассеянном свете лампы. Никита поцеловал каждую из щек и ощутил солоноватый привкус во рту. Глаза блестели счастьем, Эдриан до сих пор не верил, что теперь их связи ни что не может помешать. Они вместе и все остальное не важно, как безразлично то, что находится за этим тусклым окошком, мутным и непроглядным. Рядом с ними, находилось их дерево, и оно тянулось листьями к свету. Дерево, воспитанное на взаимной любви и преданности, на жажде к жизни, даже в стенах карцера-ящика для одежды, куда днем не проникал и лучик света. Она приходила по четвергам, когда Эдриан был на работе, а Никита со смены возвращался домой. Заполночь, он открывал дверь и видел, что она уже ждет его, лежит на скомканных простынях и приветственно протягивает руки ему навстречу. Они занимались любовью и разговаривали по большей части ни о чем, так, чтоб заполнить паузу между одним половым актом и другим. Никита чувствовал пустоту в их отношениях, но она требовала любви, а он не мог противится ее желанию, слишком дорожа их отношениями с Эдрианом. Эдриан же ничего не знал, но и нельзя сказать, что не догадывался. Трепетное счастье может разрушить даже самое незначительное проявление недоверия и ревности, думал Эдриан, и потому решил держать язык за зубами, каких бы усилий ему это не стоило. В четверг Эдриан не пошел на пересменку, а Никиту только что оповестили через динамик Контроллера, что на складе Хранилища проводятся профилактические работы. -У нас диагностика оборудования, поэтому все освобождены! – объяснился он. -Но… - Никита не нашелся, что ответить, он и не думал о таком повороте событий, и совершенно не представлял себе, что предпринять в таком случае. -У нас целый день! Мы проведем его вместе! – не унимался Эдриан. -Да, да. Это замечательно, - вздохнул Никита и перевел взгляд на дверь. Необходимо было как-то известить ее. Она могла бы увидеть их вместе и тогда невозможно вообразить, что бы пришлось от нее ожидать. -Ты как будто расстроен? -Да нет же, любимый! Я просто счастлив этому! Ведь днем мы практически не видимся, мы отлично скоротаем время, - постарался отвести от себя подозрения Никита. -Вот и отлично! – Эдриан подмигнул и улыбнулся анатомической улыбкой. -Я только схожу в операторскую, мне нужно узнать расписание на завтрашний день. -Да брось, я уверен никаких изменений не будет! – протестовал Эдриан. Но Никита быстро зашагал по коридору, обыгрывая в уме варианты, как он может предупредить ее. Что он скажет? Он даже не знает ее имени, как бы ни было это странно. И даст ли оператор связаться с Бюро Компиляций простому складскому рабочему, что само по себе не малый риск? Никита остановился перед массивной дверью и набрал код. Дверь медленно вошла в стену и со свистом закрылась. Он стоял на пороге, вокруг суетились люди с бумагами, с наушниками у микрофонов. Кто-то отчаянно жестикулировал и даже ругался с подчиненными. По всей видимости, начальник, подумал Никита, и, выждав пока тот успокоится, решил подойти к нему. -Данные о производственной мощности… - Начальник обратился к Никите с некоторым раздражением. – Что у вас? Кто вы? -Я работаю на складе Хранилища, - поспешно заверил Никита. -Какая секция? -«Земля»! -Тогда почему вы здесь? – не мог понять начальник. -Мне нужно к оператору, - замешкался Никита. – Передать срочное сообщение. -Это туда, - направил его начальник и подозрительно покачал головой. Никита прошел сквозь теснящую его толпу рабочих и постучался в операторскую рубку. -У нас прямой эфир! Что у вас? -Сообщение! Склад Хранилища секция «Земля» для Бюро компиляции! – протараторил Никита. -Сообщение? Какого характера? Персональное или общественного значения? Никита помедлил с ответом. Он не мог решить, по какому роду канала связи передать сообщение. Он не знал ни ее имени, и даже внешность в такой спешке он не мог описать разборчиво. Да и верно ли это, определять человека по внешности? Это лишь навлечет подозрения, решил Никита. -Общественного значения! – декламировал Никита. -Тогда в рубку Контроллера. Никита проследовал в указанное помещение и содрогнулся при мысли, что он откроет дверь в комнату, из которой выходит в эфир выпуск вечерних новостей. В комнате находился один человек, он сидел на стуле и держал в руке большую кружку. Никита обратил внимание, насколько безобразным было его тело: огромный живот, не позволяющий заправить рубашку в брюки, борода с проседью и длинные волосы, перетянутые резинкой. Он держал массивную кружку двумя пальцами и часто моргал, глядя на монитор компьютера. -Что тебе? – отвлекся от монитора мужчина и поставил кружку на стол. -Сообщение. -Диктуй, - он надел наушники и поправил микрофон, торчащий из-за стола на длинной металлической подставке. -Внимание! – воскликнул Никита. - Информация для служащих в ночную смену: в означенный четверг встреча сотрудников из склада Хранилища с сотрудниками Бюро компиляции для проведения инструктажа и технической инвентаризации отменяется по причине… - Никита запнулся, он не мог сформулировать. – По причине изменений, не рассмотренных в заранее оговоренном плане прохождения инструктажа. Приносим извинения за несоблюдение условий рабочего распорядка. – Добавил Никита, тешась мыслью, что она услышит его слова. - Дерево росло в черном пластиковом ящике из-под инструментов. Ствол уже вытянулся в высоту на полметра. Веер раскрытых лепестков цвета охры окружал прямой тонкий стебель. Плафон лампы на изогнутом торшере был накрыт рубашкой, свет падал только на растение, интимно освещая остальную часть комнаты. В углу белел своей резиновой кожей ублажитель, Никита искоса смотрел на него и думал, смог ли он предупредить ее, поняла ли она смысл продекламированных в динамик громкоговорителя слов? В ход его мыслей вмешалось тяжелое дыхание Эдриана, налегшего на него сверху. И Никита был вынужден размышлять о том, все ли он выполнил, чтоб предостеречь себя и Эдриана от опасности встречи с ней, и в то же время – симулировать удовольствие от близости с ним. Но Эдриан внезапно кончил и перевалился на спину. Он медленно проговорил: -Ты сегодня какой-то отрешенный… -У меня нет настроения, - оправдался Никита, не пытаясь быть убедительным. -Может, ты попробуешь? Эдриан нащупал под простыней возбужденный член Никиты и улыбнулся. – Давай! К чему портить такой замечательный вечер плохим настроением?!. -Нет же! – Никита в недовольстве повернулся к нему спиной. – Не настаивай! Эдриан выждал паузу и, набравшись решимости, положил руку на плечо своего напарника. -А я настаиваю! Неожиданно для них обоих за дверью раздался посторонний звук, и ключ-карта незамедлительно активировала замок. Никита в спешке потянулся рукой к выключателю, чтоб погасить свет, другой рукой он одернул простынь и натянул ее Эдриану на голову. Пока тот соображал, что происходит, Никита успел высвободиться из его объятий и, неловко свалившись с кровати, побежал в сторону двери. -Ты так радостно меня встречаешь! – она обняла Никиту и поцеловала в шею. – Соскучился? -Но… но… ты ничего не слышала? Я… Давай выйдем! -Зачем? Что с тобой? – она уперлась локтем в дверь, ожидая объяснений. – И включи свет, я ничего не вижу! -Нет! – отчаянно воскликнул Никита. -Нет? Я не понимаю! С тобой что-то случилось? – Женщина прошла в комнату по направлению к выключателю, ощупывая руками непроглядную темноту. Она задела локтем дерево, и то упало с тумбы прямо ей в ноги. Послышался звон стекла и глухой удар. -Что же это… - она включила свет и взглянула на неприбранную постель. – Это… Это – он? – ее лицо побледнело, а челюсть разомкнулась в мгновенной вспышке гнева. -Я пытался тебе сказать! По динамику громкоговорителя! Сообщение! В Бюро Компиляций! – звонко ответствовал Никита. – Изменения, не рассмотренные в заранее оговоренном… -Это – он??? – ревела женщина. – Ах, ты, пидор! В четверг ты мой! Забыл? – она подбежала к двери, созывая охранников, отстраняя Никиту, пытавшегося запереть замок. В комнату влетели два человека в форме с дубинками в руках. Эти люди уже знали свое дело. Женщина заметалась в истерике, она замахивалась на Никиту, но тут подоспел охранник и положил Никиту на пол, нанеся два сокрушительных удара. -Его! Его! Убейте его! – Женщина визжала, захлебываясь слезами, держа указательный палец в направлении Эдриана, трясущегося в кровати от страха и ужаса. - Никита прижался к шкафчику, тело предательски тряслось, губы беспомощно тянули фальшивую ноту грусти и безысходности. Но он был счастлив, пусть и счастье его было недолгим, оно расходовалось с частотой мигания век. Он мог бы забыть все это и зажить счастливой жизнью, или попытаться что-либо изменить, как скажут слепые оптимисты: жить сначала можно даже за день до смерти. Но после всего, произошедшего с ним, больше не живут, но медленно умирают. И жизнь в Хранилище, не жизнь вовсе, но смерть, зацепившаяся подолом платья о гвоздь на косяке, переступая через порог. И Никита прекрасно это понимал, пусть ему и хотелось съесть собственные руки за их танец страха перед смертью. Ведь мысленно он давно смерился с этой счастью, а тело, которое вовлекло его в эту игру соблазна и насилия, которое само было преисполнено отвагой, теперь в решающей схватке предало его. Это был акт отречения от самого себя, когда мир его окружающий, отрекся от него значительно раньше, чем он мог подумать об этом. Охранники выворачивали трупу руки, унося его за пределы комнаты. Она стояла в дверях. Она, которая построила этот мир, теперь с улыбкой на лице, его разрушала. Бесчинствуя, сметая чувства в дикое море эгоизма, которое способно поглотить в свою неизведанную, загадочную, так и оставшуюся тайной, синь все, что попадается ему на пути. На дно, на глубину, где любое проявление разума взрывается, обращается в ничто, растворясь в беспросветной мгле, покоряясь жестокому натиску, бездумной силе, имя которой – Женщина. |
проголосовавшие
комментарии к тексту:
