Rambler's Top100
fisting
упырь лихой, явас ебу, гальпер, а также прочие пидары и гомофобы.
... литература
Литературный портал создан с целью глумления над сетевыми графоманами. =)
Приют
мазохиста!


Убей в себе графомана



Паша Николсон

Когда кончается музыка (для печати )

Все они говорили, что таким я был с самого начала. Да, вероятнее всего так оно и было. Уже в раннем детстве я стал странным и диковатым. К тому моменту, как мне стукнуло десять, меня уже редко видели трезвым, да и, собственно говоря, старались вообще как можно реже попадаться мне на глаза. Соседские дети боялись меня как чумы, взрослые молчаливо опасались. Мои выходки были безумны и жестоки. Никто не мог даже предположить, что я замыслил и чего ожидать в следующую секунду. Не знал этого и я сам. Импульсы, которые влекли за собой все мои действия, были стремительны и непредсказуемы. Должно быть, всем им было со мной тяжело. Они всегда были в напряжении, постоянно ждали очередной эскапады и ни на миг не могли расслабиться. С небывалой изощрённостью издевался я над своим братом и, в конце концов, дошло до того, что он начал ссаться при одном моём виде. Вечерами мать на кухне швыряла в меня тарелки и сковородки, гремя на всю улицу: «ЖИВОТНОЕ. ГРЯЗНОЕ ПОГАНОЕ ЖИВОТНОЕ. ПРОВАЛИВАЙ В ХЛЕВ, СРАНАЯСКОТИНА. ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЖИТЬ СРЕДИ ЛЮДЕЙ. УБЛЮДОК!!!». Я ловил тарелки в воздухе, строил ей рожи, измывался и хохотал. Помню, как однажды в приступе ярости я бросился на неё с кулаками и повалил на пол. Случайно взглянул в её глаза и увидел там страх. Беспомощный, заискивающий страх свиньи, над которой занесли нож. И даже сейчас, здесь, вижу, до сих пор ещё вижу эти молочно-белые просительные глаза.

Бывали и другие случаи. Я дразнил попрошаек и увечных, ночами слонялся по мрачным неосвещённым улицам городских окраин, где немногие отважились бы появиться даже в полдень. В пятнадцать лет в одном пабе я избил до крови огромного волосатого детину с татуированными кулаками – портового грузчика. После этой истории горожане стали шарахаться от меня как от прокаженного. Несчастного брата я закидывал камнями, гонялся за ним с собачьим говном, завёрнутым в полотенце, заставлял ходить по узкой ограде над оживлённой автомобильной трассой. Несмотря на всё это он боготворил меня и готов был простить любое моё безумство. У остальных я вызывал только ужас и иногда отвращение.

Они боялись меня и ненавидели. Всех их пугали не только моя необузданность, но и странность интересов. Я шатался по дешёвым ночным кинотеатрам, нюхал клей в грязных подворотнях и отирался в сомнительных барах. Всё остальное время я посвящал чтению. Я читал чрезвычайно много странных книг, о существовании которых не подозревали даже университетские профессора. Меня влекло то, что остальным казалось тёмным, малопонятным и пугающим. Философия Ницше, раздолбайство битников, алкоголик Бодлер, педераст Рембо, психология толпы и диагностика её сексуальных неврозов, полотна Босха… Под воздействием всего этого во мне вызревал и креп столь чтимый мною образ «печального поэтичного ловкача с тёмным разумом», я становился неукротимым лохматым бродягой, словно сошедшим со страниц романов Керуака. Университет я бросил, в тот же день, когда вдруг понял, что он опротивел мне до предела. Я чувствовал, что вымотан и надоел сам себе, как на второй неделе запоя. В итоге, в тот день, когда мои однокурсники в отутюженных белых рубашках с хрустящими от крахмала воротниками по очереди сжимали потную ладонь ректора и получали дипломы об окончании университета, я болтался по раскалённому пыльному пляжу и курил траву. Все они укрепились в своём представлении обо мне, как об опасном неудачнике и, возможно, будущем маньяке. Надо сказать, я давал для этого немало поводов. Для меня было самым обычным делом, напившись, выскочить на улицу в нижнем белье, крича ошарашенным прохожим: «ЭЙ, СУКИ, ПОКАЖИТЕ МНЕ СВОЁ МЯСЦО!». Забавно было видеть, как их физиономии вытягивались и морщились, будто я плеснул в них крутого кипятку. Я мог горланить по ночам песни, которые они считали неприличными, бить стёкла притихших сонных окон, разрисовывать стены правительственных зданий порно-картинками. Наглотавшись колёс, я мочился между книжными полками в библиотеках, и благообразные библиотекарши с круглыми от ужаса глазами утыкались в свои формуляры, делая вид, что ничего не заметили. Побросав пожитки, в панике бежали прочь мои соседи по общаге. Говоря откровенно, мне редко доводилось встречать столь лицемерных и льстивых засранцев. Я наказывал их за это тем, что пил их пиво, жрал их еду, носил их вещи. Кроме того, они не терпели громкой музыки, а я не терпел тишины и в этой ситуации кто-то должен был уступить. Понятное дело, уступить пришлось им. Когда мне надоедало злить этих толстых недоумков, я обкуривался и шёл на пляж снимать девок. Это было самым милым и безобидным развлечением. Только в эти часы город облегчённо выдыхал и забывался неглубоким тревожным сном, зная, что ночь опять будет ознаменована кровью и осколками.

Они считали меня страшным, непредсказуемым, но, всё же, обычным психопатом, буйным и агрессивным хамом который выделывает все свои сумасбродства неосознанно, из чистой потребности ГАДИТЬ, БИТЬ, УНИЖАТЬ. В их глазах я, вероятно, был подобен лишённой разума обезьяне, которая, сидя на кокосовой пальме, бомбардирует туристов орехами, не имея понятия о мотивах собственных действий. Себя же эти очкастые туристы с зачёсанными на прямой пробор редкими промасленными волосами, конечно же, считали разумными.

И они, как всегда, ни хера ни во что не врубались. Само собой, они и помыслить не могли, что перед ними внимательный и вдумчивый антрополог, изучающий их, словно естествоиспытатель, который наблюдает в микроскоп за суетливой вознёй муравьёв. Очень скоро я почувствовал запах гнили и сырой знобливой плесени, что поднимался из их неглубоких душонок, как из погребов. Иногда их поступки, слова и мысли, казались высокими и благородными. Но, при ближайшем рассмотрении, становилось понятно, что и они продиктованы самыми примитивными животными потребностями. Именно тогда я окончательно отказался от попыток подняться по их мудацкой карьерной лестнице, и вообще как бы то ни было цепляться за то, что они называли жизнью. Общественный порядок, установленный сияющими плешивыми дядями, страдающими от простатита и несварения, мне также был неинтересен. ДА, МЕНЯ ИНТЕРЕСОВАЛ ХАОС, БУНТ, БЕСПОРЯДОК. Я РУШИЛ, ЛОМАЛ И НИЗВЕРГАЛ. ДЛЯ МЕНЯ НЕ БЫЛО НИЧЕГО УСТАНОВЛЕННОГО И ИНЕЗЫБЛЕМОГО. Я ОТМЕНИЛ ВСЕ ПРАВИЛА И ВСЕ ГРАНИЦЫ!! ГОВОРЯ ПО СУЩЕСТВУ, Я ДАЖЕ НЕ ОТМЕНИЛ ИХ, А ПРОСТО БЫЛ ПЕРВЫМ, КТО НЕ ПОБОЯЛСЯ ПОНЯТЬ, ЧТО ЭТИХ ПРАВИЛ И ГРАНИЦ НЕТ!!

Они не раз пытались препятствовать мне, хотели сделать меня тихим импотентом, овощем, который безропотно примет все их сраные законы, вместе с мещанской кастрированной моралью. Тянули ко мне белые стерильные руки, чтобы вживить в меня свои регуляторы. Часто я просыпался в вытрезвителях, фараоны вязали меня за хулиганство и нарушение общественного порядка, грозили расправой. Добропорядочные религиозные старухи с клочками растительности на землистых рожах шипели мне в след и называли исчадием ада. Все они мечтали увидеть меня наконец в очереди за кефиром, хотели сдуть с меня пыль и поставить на полку рядом с другими диковинными игрушками. ХУЙ! Я становился всё неистовее и бешенее, продолжая рушить, громить, выдёргивать коврики у всего и у всех из-под ног. Я мечтал стать дверью, отделяющей изведанное от неизведанного и, одновременно, КОНЧИТЬ В РОТ ЭТОМУ МИРУ, ТРАХНУТЬ ЕГО В ЗАД, ЗАСТАВИТЬ СТОНАТЬ И ВСКРИКИВАТЬ ОТ МУЧИТЕЛЬНОГО НЕПЕРЕНОСИМОГО БЛАЖЕНСТВА.

Мне удавалось всё. Я стал шаманом: безжалостным как скальпель хирурга, пронзительным, как зубная боль и слепящим, как свет ртутной лампы. Я облачился в чёрную кожу и начал устраивать дикие представления, балансируя на грани истерики, оргазма и сумасшествия. Каждый вечер толпы визжащих от восторга людей приходили смотреть на это. Они хотели меня. Они жаждали электрических разрядов, им казалось забавным заглянуть в недобрые ночные пространства, где оживали беспокойные колотящиеся ритмы и вызывающее оторопь лязганье железа. И я давал им всё! Я ИМЕЛ ЭТИХ ПРЕСНЫХ ОБЫВАТЕЛЕЙ ТАК, КАК МНЕ ТОГО ХОТЕЛОСЬ И ОНИ БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ. Я АГОНИЗИРОВАЛ, ПЛЕВАЛСЯ, ЗАСТЫВАЛ В ПОЗЕ ЭМБРИОНА, ШВЫРЯЛ В НИХ КУСКИ СЫРОГО МЯСА, РЕЗАЛ РУКИ РАЗБИТОЙ БУТЫЛКОЙ, СПУСКАЛ ШТАНЫ И ПОСЫЛАЛ ВСЕХ НА ХУЙ. Я МОГ НАДОЛГО ЗАМЕРЕТЬ И ПОГРУЗИТЬ ИХ В ТИШИНУ, наблюдая, как она сгущается над ними, окутывает и давит, вызывая беспричинный необъяснимый страх. И они прощали мне всё. Более того, им это нравилось. Думается, если бы я вдруг прекратил свои выходки, публика быстро потеряла бы ко мне всякий интерес. Они не желали видеть во мне ни музыканта, ни поэта: вслушиваться в слова никто и не думал, они хотели меня пьяного и обдолбанного, невменяемого, повернувшегося к ним голой задницей и поливающего всех их потоками отборного мата. Им это нравилось. Меня также вполне устраивало такое положение вещей. Лишь иногда, напившись, я впадал в блевотно-свинцовую меланхолию: я снова чувствовал себя бессмысленной потешной обезьянкой, которую за деньги показывают заезжим туристам. Впрочем, это состояние быстро проходило, и в целом, я был вполне доволен. Моё веселье делалось всё более оголтелым и неудержимым. Когда мне становилось скучно, я мог вылезти из окна номера, расположенного на девятом этаже и повиснуть, ухватившись нетвёрдыми пальцами за карниз. Все впадали в оцепенение, страшась того, что милая вечеринка будет омрачена трагедией. Мудакам так не хотелось, чтобы понаехавшие копы и врачи помешали им развлекаться…

Я задирал юбки стюардессам в самолетах и, не церемонясь, сдёргивал кольца с пальцев шлюх, которых выеб пятью минутами раньше. Пьянство и наркотики были моим способом справиться с жизнью. И здесь я тоже творил чудеса: необъяснимые с точки зрения медицины и непосильные для обычных людей. Я мог сожрать пять доз ЛСД, запивал кислоту водкой, выкуривал целые мешки травы, или, наглотавшись тринала, в дымчато-болезненном полусне метался осенней ночью по городскому кладбищу, вдыхая прелые запахи угасания, небытия и вечности, прислушиваясь к еле уловимым шорохам, вполголоса разговаривая с печальными чёрными деревьями. Я жил в удивительных сумрачных мирах, которые щедро создавало моё воображение. В медном шарике гостиничной кровати я видел Вселенную, которая лучилась нездешними пронзительными цветами, растворялась в стремительных горных ручьях, плыла по озарённому багровыми косами заката небу. К горлу подкатывал ком, и я до боли, до судорог ощущал, что, подобно реке впадаю в эту Вселенную, теряюсь, исчезаю, залитый её холодным безжизненным светом.

Всё казалось странным… Иногда я сам пугался своих странностей…

Обо мне говорили с трепетом и блеском вожделения в похотливых глазах. Я даровал им мгновенное Просветление через секс и музыку. За это они налепили на меня уйму ярлыков, называя ангелом, пророком, спасителем, или как-то ещё. Я, естественно, игнорировал это раболепие, и даже не обижался. Их общее стадное сознание было способно порождать только нелепые штампы, и глупо было требовать, или хотя бы ожидать чего-либо другого. Мне нравилось смотреть, как во время моих представлений они лезли друг другу на спины, толкались, неразборчиво что-то кричали, дрочили на меня и наезжали на фараонов, чувствуя, что находятся под покровительством кого-то космически огромного и сильного, перед кем даже власть съёживается, теряет свою мощь и величие.

Я искренне забавлялся, слушая, как переполненный зал повторяет за мной эхом страшные жестокие слова. «ТРАХНИ МАТЬ, УБЕЙ ОТЦА!!!» - брызжа слюной, выли тысячи глоток, а я парил и корчился над ними, бился в экстазе, обвисал тряпкой и снова начинал своё безудержное разрушительное движение. Не было большего удовольствия, чем опрокидывать застарелые, уже прогнившие, но, всё же, поразительно живучие мифы и догмы, топтать их, выставлять их на посмешище, тем самым раз и навсегда уничтожая.

А энтропия во внешнем мире неуклонно росла, и от этого плотное утреннее небо наваливалось всей тяжестью, становясь промозглым и тусклым. Время уходило, сгущалась смерть, развязывались войны, государства прожорливыми монстрами перемалывали судьбы. И ничего не менялось. Я же продолжал открывать новые двери, распахивая их размашистым ударом ноги и с интересом оглядывая открывшиеся пространства. Я подсматривал за жизнью цинично и тонко. Не было и, уверен, никогда уже не будет здесь вуайериста более талантливого и изобретательного. За своё редкостное умение я был вознаграждён тем, что видел. Да, я видел!! Я видел то, о чём остальные даже не догадывались. И после я кричал, кричал им об этом. Мне было, в сущности, безразлично – услышат меня, или нет. Но я знал, что должен это делать, и если хотя бы один из них понял мои слова и стал от этого чем-то хоть немного большим, чем просто никчёмное бессмысленное насекомое – значит, в любом случае, всё было не зря.

Я КРИЧАЛ ИМ, ЧТО ОНИ - СБОРИЩЕ ЕБАНЫХ ЗАСРАНЦЕВ, ЧТО ЭТОТ МИР НЕНАВИДИТ ИХ, ЧТО ЭТО КОНЕЦ... ПРОРВИТЕСЬ НА ДРУГУЮ СТОРОНУ, УБЛЮДКИ – хрипя, орал я этим слюнтяям, пытаясь убить в них рабов, заставить их хотя бы кончики пальцев вытащить из говна, в котором они по уши погрязли. Я ВКОЛАЧИВАЛ ИМ СЛОВА В ГОЛОВУ КАК ГВОЗДИ, Я ИСЦЕЛЯЛ И ВОСКРЕШАЛ, Я ЗАНИМАЛСЯ С НИМИ ЛЮБОВЬЮ И УЧИЛ НЕПОВИНОВЕНИЮ... И ОНИ ТОЖЕ ЧТО-ТО КРИЧАЛИ МНЕ И БЕСНОВАЛИСЬ. А МОЙ ГОЛОС ВСЁ ТИШЕ И ТИШЕ, тише…Я умолкаю, и они растерянно озираются. Когда кончается музыка, приходит тишина. Всеобъемлющая и безграничная, как Нирвана. И сквозь тишину я слышу, как что-то странное и пока непознанное зарождается в сизом прокуренном воздухе, что-то оглушительно свежее и настоящее – клубится прохладным дурманящим облаком над ними и надо мной….

К двадцати семи годам я был уже бесконечно старым и мудрым. Я отпустил бороду и располнел. Меня больше не называли Ангелом секса: отёчные мешки под глазами и свисающие жировые складки на дряблом животе помогли мне избавиться от порождённого ими клейма. С каждым днём я становился задумчивее и мрачнее, я чувствовал, что силы уходят, а вместе с ними уходит и дьявольский разнузданный кураж, оставляя внутри выжженную землю. Я был опустошён и раздавлен осознанием того, что я не нужен, что мне не сюда. Вместе с тем, становилось ясно, что пора уходить, рвать когти, сваливать туда, где таится непреходящее, туда где матовый закат всегда плывёт над холмами и бескрайней холодной рекой, туда где СВОБОДА. «К вечеру мы будем внутри, за воротами – попытался я объяснить им, но они не поняли ничего, что и неудивительно. И ладно. Достаточно того, что ожидание побега дарило надежду и наделяло трогательным детским воодушевлением, словно мне семь лет и я, ворочаясь под одеялом и до боли сомкнув веки, тщетно стараюсь заснуть, чтоб скорее наступило завтрашнее праздничное утро, когда я смогу найти под ёлкой то, что положат туда родители (в Санта-Клаусов и прочих красноносых добряков я не верил уже с младенчества, когда случайно увидел в ушах одного из них бабушкины серьги). Я ждал.

В том же мире, где я доживал последние дни, становилось непереносимо скучно. Всё замерло. Не происходило вообще ничего. Лишь иногда этот горячечный мутный сон нарушала очередная повестка в суд на слушание какого-нибудь моего дела по обвинению в хулиганстве или оскорблении действием. С криками метались по улицам оборванные пьяные дети, швырявшие в прохожих комьями грязи. Я изнемогал от неотвязной зевоты и пил, не просыхая ни на день.

И я прорвался. Я сделал это душной летней ночью, и сделал столь же красиво и естественно, как и всё, что творил в той своей жизни. Долгожданный побег я осуществил в городе, который достоин того, чтобы в нём умирали. Многие, очень многие страдальцы мечтают откинуться именно на этих ядовито-цветущих бульварах, а не среди тех помойных ящиков, где глупо и безвозвратно утекает их время.

Следов своего бегства я почти не оставил, даровав им возможность предаться столь любимому ими занятию – грызть ногти, сгорая от любопытства и конечно же, строить всевозможные беспочвенные догадки. Наверняка им было известно лишь то, что моё уже окоченевшее тело обнаружили под утро, лежащим в ванне. Туловище покоилось в остывшей воде; запрокинутая назад голова и мертвенная синь кожи не оставляли места для сомнений. Понятное дело, они тут же наплодили массу разнообразных версий, одна невероятнее другой. Одни говорили, что я скончался от сердечного приступа. Другие кричали, что виной всему – передозировка героина. Скрежеща зубами от яростной уверенности в своей правоте, их отталкивали третьи, которые были уверены в том, что меня убили, выколов ножом глаза, дабы, согласно древнему вудуистскому обычаю, освободить мою душу и предать её вечности. Были и иные, утверждавшие, будто меня умертвила длинная и властная рука того, кому я своей неуправляемостью мешал ворочать судьбами мира и спокойно спать по ночам. Кто-то настаивал на том, что я напился до смерти, а ещё кто-то, хитро посмеиваясь, убеждал остальных, что я, разумеется, жив, и просто скрываюсь от суеты опостылевшего мира.

Какая, на хуй, разница? Главное не в этом, а в том, что я наконец вырвался, перешагнул порог и закрыл за собой двери. Я здесь – снаружи всех измерений. И прислушиваясь, к доносящимся из-за дверей стонам, воплям, плачу и ржанию, я понимаю, что оно того стоило.

…Когда кончается музыка. Выключи свет. Больше нечего делать здесь. И я знаю, куда идти…



проголосовавшие

Для добавления камента зарегистрируйтесь!

всего выбрано: 27
вы видите 12 ...27 (2 страниц)
в прошлое


комментарии к тексту:

всего выбрано: 27
вы видите 12 ...27 (2 страниц)
в прошлое


Сейчас на сайте
Пользователи — 0

Имя — был минут назад

Бомжи — 0

Неделя автора - факир

Ж и Д
Ключик Жизни
Пишет слово. Пишет два.

День автора - Владд

Театр
Геррантокоб
Чойбалсан
Ваш сквот:

Последняя публикация: 16.12.16
Ваши галки:


Реклама:



Новости

Сайта

презентация "СО"

4 октября 19.30 в книжном магазине Все Свободны встреча с автором и презентация нового романа Упыря Лихого «Славянские отаку». Модератор встречи — издатель и писатель Вадим Левенталь. https://www.fa... читать далее
30.09.18

Posted by Упырь Лихой

17.03.16 Надо что-то делать с
16.10.12 Актуальное искусство
Литературы

Непопулярные животны

Скоро в продаже книга с рисунками нашего коллеги. Узнать, кто автор этих охуенных рисунков: https://gorodets.ru/knigi/khudozhestvennaya-literatura/nepopulyarnye-zhivotnye/#s_flip_book/... читать далее
19.06.21

Posted by Упырь Лихой

19.06.21 Непопулярные животны
19.06.21 "Непопулярные живот

От графомании не умирают! Больше мяса в новом году! Сочней пишите!

Фуко Мишель


Реклама:


Статистика сайта Страница сгенерирована
за 0.030658 секунд