Литература

разгон

Вот и еще один обычный бессмысленный день. Я как всегда сижу на кассе за окошком и принимаю платежи. Очередь тянется своим бесконечным однообразием, нетерпеливо ожидая, того блаженного мига, когда можно будет созерцать в окошке мое небритое лицо.

Ну да – я неопрятный служащий. Эдакий упитанный молодой человек. Белая рубашка, галстучек, очки и щетина. В общем-то, очереди плевать, как я выгляжу, хоть рога у меня расти, лишь бы работал побыстрее. Однако по причине того, что работа не доставляет мне ни малейшего удовольствия, я выполняю ее по мере своих сил. То есть делаю вид, что тружусь как пчелка, произвожу много движений руками, мотаю головой, переводя взгляд то на монитор компьютера, то на стол с бумагами. Выполняю работу автоматически. Время от времени бросаю взгляд на часы – скоро ли обед?

На работе я жду всего несколько вещей: обеда, конца рабочего дня, отпуска и зарплаты. Небольшой список. Не так уж мне много и надо от работы. Собственно каждый день я работаю, ожидая две первые вещи. Вот и сейчас мое сердечко легонько вздрагивает оттого, что до обеденного перерыва остаются считанные минуты.

Очередь вздыхает, переминается с ноги на ногу, шелестит своими бумагами, треплется о нелегкой жизни. И тоже посматривает на часы. Она прекрасно осведомлена о приближающемся обеденном перерыве. Очереди как никому другому ведомо, что означает выражение: «кто не успел- тот опоздал». И никто не хочет лишний раз убеждаться в правоте этой истины.

Тают последние минутки. Большинство очереди уже смирилось, приняло неизбежное – ждать конца обеда. Но только не та ее часть, что продвинулась ближе всех ко мне. Здесь чувствуется напряжение, затаенное кипение злости, раздражения и обиды. Я их понимаю – кому охота простоять долгое время, почти прийти к финишу и уткнуться носом в табличку на моем окошке: «Обеденный перерыв с 12-00 до 13-00». А что я могу сделать? Трудовой кодекс и мое наплевательское отношение к выполняемой работе – данность этого мира.

В такие моменты может случиться все что угодно. Под этим «все что угодно» понимается одна вещь –скандал. В этот раз он будет. Я чувствую его, у меня уже профессиональное чутье. Я даже знаю, кто это будет. Вон она – третья от окна. Глаза ее бешено шныряют туда-сюда. С ее лицом творится нечто похожее: оно все шевелится, будто под кожей бегают тараканы. Бешеная, так я ее прозвал. Остается совсем чуть-чуть. Вот обслужил, одного, второго. Пред моим окном вне очереди возникает молодая женщина с грудным ребенком на руках. В глазах мольба, в руках – деньги. Не то чтобы я рыцарь или джентльмен, у меня вся очередь на одно лицо, но все же я решаю помочь ей.

Где-то за спиной молодой мамочки раздается нечто вроде лая, прерываемого крысиным визгом. Мамаша исчезает из поля моего зрения, и я вижу это шевелящееся подкожными тараканами лицо. Возмущение, негодование, ругань. Ну конечно источник всего этого – бешеная. Она кричит обычные в таких случаях слова, которые можно включить в определения справедливости и равноправия. Потом как всегда что-то о трех часах стояния в гадюшнике. И естественно во всех грехах мира и ее неудавшейся жизни виноват я.

Потом бешеная говорит что она – больной человек. А я ей спокойным утвердительным тоном отвечаю: «По вам видно, что больны. И явно не физически». Она считает себя пупом земли, ее гордость и самолюбие оскорблено каким-то заштатным клерком. Взрыв эмоций. Но его напор разбивается об опущенные жалюзи. Бешеная идет жаловаться. Я иду обедать.

Говорят дуракам везет. Этой тоже повезло. Она добралась до Самого Главного и загрузила его неприятно пахнущей кучей черного пиара по поводу моей личности и всей организации в целом. Хм, даже моему начальнику не всегда удается добраться до самого верха. А он у меня ярко выраженный дебил, причем по собственному бессознательному желанию. Что говорить – моя бешеная- профессионал своего дела: у нее действительно есть справка из психбольницы. Люди не любят слушать правду о себе.

Самый Главный позвонил мне лично и предупредил, что если еще раз такое повторится, то я могу считать себя безработным. Не всякий голос сверху –голос Бога. Поэтому голос Самого Главного, как он ни старался напустить на себя строгий начальствующий тон, проскрипел в трубке телефона пучком помех. Самому Главному невдомек, что все его угрозы - пустой звук. Чаще голос Бога можно услышать с самого низу. Бог часто говорит не через тех, кто сидит на верхних этажах в больших кабинетах….

Каждому времени своя музыка. Каждому времени свои слова. Каждому времени свои пророки. Сегодня мои пророки –Коупленд и Паланик. И мою безмозглую голову наполняют бьющие из наушников плеера звуки Мерлина Мэнсона и Роба Зомби, через которые бессильны пробиться «громы и молнии» Самого Главного….

гон

Послеобедье прошмыгнуло незаметно, не оставив после себя никакой памяти. Я вышел на ночную улицу, с радостью покинув рабочее место. Еще один день моего планомерного отупения упал в копилку жизни. Сколько их было? И сколько еще будет подобных дней? Поистине глупость неисчерпаема.

Вдохнув сырой осенний воздух, я вынул сигарету и закурил. Пустота в голове заполняется жизнеутверждающими ритмами немецкой команды «Rammstain». «Виа ливин америкааа …америка…америка….»- подпеваю про себя. Хорошо, что поют немцы. Их акцент позволяет мне разобрать английские слова песни и это радует. Вот так, тотальной безнадеге этого мира я противопоставляю мелкие радости души.

Хотя время позднее: вечер, не успев начаться, быстренько перескакивает в ночь, а усталость повисла на моих ногах, я не спешу идти домой. Стою, курю неторопливо, делая большие паузы между затяжками. Приятно осознавать, что за твоей спиной дверь офиса, но ты ничем уже с ним не связан. Пусть офис созерцает мой зад. А завтра выходные…Постепенно мной овладевает безразличие ко всему окружающему. Я впадаю в некое медитативное состояние. Виа ливин америкааа….Завтра выходной. Сказка.

Так проходит минут пять и сигарета умирает, испустив последний пых дыма. Я делаю шаг по направлению к остановке. Сказка лопается. На меня рушится окружающая действительность: уличная темень, в которой шныряют своры гопников, гул машин, доносящийся из-за домов, оседающий на земле дым горящих за городом мусорных свалок - все, что есть, и все о чьем существовании не подозреваешь и сам я во всем этом. Срезаю путь через дворы. Заворачиваю за угол хрущевской пятиэтажки.

Темный двор, но света светящихся окон хватает, чтобы увидеть, как пять-шесть гопников налетели на жертву и выбивают кулаками из нее волю к сопротивлению, человеческое достоинство и понимание о чести. Они превращают своих жертв в таких же, как они, заставляют жить по своим правилам. Кто не как они - должен быть задавлен. «Не мое дело. Я ничего не вижу. Иду мимо своей дорогой» - шепчет кто-то трепыхающийся у меня внутри. Но обыкновенная повседневная сцена насилия магически приковывает к себе. Я стою, спрятавшись в тени деревьев, и пялюсь на драку, а вернее избиение, попутно сопровождающееся ограблением.

Что-то внутри меня называвшееся некогда совестью, хочет закричать, в надежде остановить преступление, но тут же во мне находится кто-то другой, предусмотрительно названый инстинктом самосохранения, который затыкает мне рот и тянет подальше от этого места. Я не ухожу и я молчу. Советь ругается и орет во всю свою немую глотку: «Сволочи! Уроды! Выродки!» Инстинкт, задыхаясь, шепчет: «Делай ноги, беги». Все длится не более пары минут. Свора, сделав дело, поспешно растворяется в темноте переулков. А он - избитый, встает, шатаясь, пытается догнать их, кричит им в след бессильные проклятья и, сделав пяток слабых шагов, падает.

Что-то происходит с моим телом. Оно срывается с места, и я бегу, не разбирая дороги. Перед глазами мелькают картинки только что увиденного. Мне противно, мне страшно, мне больно. И я ненавижу. Свою ненависть я вкладываю в бег.

Ненавижу этих уродов - гопников. Ненавижу себя. Ненавижу взрослых, которые воспитали таких уродов, как эти гопники и таких неудачников, как я. Ненавижу этот мир. Эй, Самый Главный, где твой строгий голос, заставляющий цепенеть и подчиняться? Может там сейчас лежит и подыхает от унижения твой сын? А может, твой сын был в той своре? Хотя нет. Я знаю точно - твой сын где-то в Лондоне или Бостоне. Он учится за границей, изображая из себя интеллектуала и лицо будущей российской элиты, хотя в Россию он не собирается возвращаться.

Ноги сами выводят меня на остановку. Я сажусь в маршрутку, достаю мобильный и набираю смс: «Илюха, мне хреново!» Через минуту приходит ответ: «Иди ты в задницу. Все обезьяны уже там». Я смотрю в окно, там мелькает тьма. И снова набираю смс: «Я и так в жопе». Удаляю запись.

Сейчас эта свора разойдется по домам и превратится в послушных, любимых мамой и папой сынов. Папы и мамы создали очень удобный для себя мир. Мир, где их дети могут лгать им. Дети городских окраин из неблагополучных семей. Из благополучных тоже. Выросшие в типовых бетонных коробках, они ничего не видели другого. Они живут чтобы жить и только изредка, когда напьются, задумываются - зачем? И все что они знают о своей жизни – это то, что она - дерьмо. И делают все, что бы она стала еще хуже. Хуже для всех, но не для себя. И провинившись в чем-то, не понимают, за что их наказывают, не видят и не признают своей вины и потому винят всех, кто их окружает: родителей, ментов, учителей, случайных прохожих. Только не себя. Признать свою вину – значит быть лохом. Быть лохом – значит навлечь на себя все грехи мира, быть виноватым во всем. Христос –лох….

А я? Что мне сделала эта бешеная? Я считаю, что я прав. Ведь это она накинулась на меня. Что ей сделал я, чтобы кричать на меня, обвинять и оскорблять? И все же я мог бы промолчать и тогда бы может она не пошла бы к Самому Главному. Ведь так мне велит инструкция: вежливо и корректно разговаривать с клиентами. Я –никто, клиент –все. Ведь он несет деньги. Но я плевал на инструкцию. Плевал на банк, на клиентов и деньги.

Нет. Так нельзя. Больше ни слова, ни мысли о работе и дебилах-гопниках. Надо расслабиться. Растворится в музыке. Засыпаю, несмотря на то, что в мои уши бьет речитатив:

Ну а мы? А мы – пидарсы,

Наркоманы, нацисты, шпана.

Как один социально опасны.

И по каждому плачет тюрьма.

Мы где-то в мутном потоке

Пресловутой новой волны.

Так об этом пишут газеты,

А газеты всегда правы….

Кто эти «мы»? Где эти «мы»? Растворились в мутном потоке. Сгинули. Нет больше этих «мы», о которых пишут в газетах. Нет больше этих всегда «правдивых» газет. Нет правды. Волна разбилась о берег, откатилась, оставив после себя лишь пену. А отечественный звонарь Костя Кинчев все бьет в колокол, призывая кого-то к чему-то.

Я чуть было не просыпаю свою остановку. Продираясь сквозь хрип шансона, стукающего из колонок магнитолы, кричу водителю, чтоб остановил. Вылезаю и направляюсь в «пятерочку», а может «семерочку», а может «десяточку» или «пятнашку», или «двенашку»- без разницы. Все эти модернизированные армией маркетологов, магазины: сетевые продуктовые пастбища для социализированных животных, называемые супермаркетами – все, будучи типовым продуктом технологии продаж, ничем не отличаются друг от друга. Обилие света, разноцветье упаковок, назойливая вежливость девушек и парней в униформе корпоративного цвета и кепкой на голове с логотипом сети, и обязательным бейджем на груди, нарекающим их непонятной профессией - «менеджер по продажам», рождает во мне раздражение и глумливое отношение к обществу потребителей.

Я покупаю баночку абсентера. Настоящего, как гласит надпись на баночке. Но цена сильнее всякой рекламы. Напиток разлит в Подмосковье - по технологии. Это дешевое пойло нужно мне не для ублажения плоти. Оно для повышения моего душевного состояния. «Я пью абсент…» - и мне становится хорошо, чувствую себя причастным к некой богеме. Сейчас доберусь домой, и буду попивать, лежа на диване. А пока, по пути для успокоения нервов, по привычке, закуриваю.

загон

Дом- старая четырехэтажная кирпичная постройка сталинских времен, созданная трудом пленных немцев, а может венгров. Лестничная площадка, четыре квартиры на этаж. Мой – третий. Как и мечтал - заваливаюсь на диван, пред этим предварительно включив компьютер и запустив на нем мой любимый альбом Оззи Озборна -«Ozzmosis», открываю заветную баночку. Все. Кто сказал, что жизнь это плохо?

О нет, жизнь это хорошо! Но вот жить – невыносимо. И все из-за моего соседа – Толяна. Он живет этажом ниже. Пару месяцев назад вернулся с зоны. И если до зоны он являл собой типичного гопника, то оттуда пришел перевоспитанным матерым зеком. Вернулся, чтобы портить мне жизнь. Как только наступает ночь, он берется курить какой-то самосад, запах которого из-за ветхости нашего жилья проникает ко мне в квартиру и выворачивает весь мой еще не совсем окрепший молодой организм на изнанку. Спасения нет. Но еженощное курение навоза это полбеды. Есть и другая проблема.

Придя с зоны и научившись там всякой преступной премудрости, сосед мой решил открыть маленький бизнес. Офисом и торговой точкой одновременно стала его квартира. А бизнес у него не хитрый, но ходкий. Достаточно посмотреть на обилие шприцов валяющихся в подъезде. Теперь на ступеньках лестницы часто встречаются гадкого вида недочеловеки. С их появлением в доме поселился страх. Жители вдруг осознали, что они не хозяева в своем доме. Но сегодня с этим будет покончено. На сегодняшний случай у меня припасено кое-что.

Я решил это сделать давно и все заранее приготовил. Не делал же по простой причине – ждал вдохновения. И вдохновение пришло, когда сейчас мой нос в очередной раз вдохнул смрад исходивший из квартиры под моими ногами. Торговец раем, сегодня к тебе придет ад. Я достал припрятанную пол-литровую бутылку из-под газированной воды, напоенную бензином. Мне не было страшно, я даже не волновался, как будто я это проделываю уже не первый раз. Вышел из квартиры, тихонечко прикрыв дверь, чтобы никто ничего не услышал. Темень. В подъезде уже не первый год темно и я каждую ступеньку знаю на ощупь. Спустился вниз.

Тихо. Никого. Вот и его дверь. Там, внутри слышно бормотание телевизора. В пластиковой пробке бутылки я предварительно гвоздиком пробил небольшую дырочку. Так волшебную жидкость можно расходовать более рационально. Облив сначала дверь по периметру, начал рисовать на ней круги и кресты – это мои магические пассы, при этом я шепчу что-то невразумительное, долженствующее быть заклинанием и соченное тут же по ходу действия:

Да избави тебя от гнева народного,

Да избави тебя от дома безродного,

Да помилуй тебя добрый боженька…

Огонек гори, свет свети….

Ставлю пустую бутылку рядом с дверью. Отхожу подальше, зажигаю обрывок газеты и бросаю его к двери. Вах! Огненные знаки на двери моего соседа показались мне таинственными письменами. Что-то было в них, какой-то смысл.

Я побежал к себе домой – на всякий случай отмывать руки, хотя я старался делать все аккуратно. Внизу веселился небольшой огненный ад. В душе у меня тоже как-то посветлело, потеплело.

Через минуту весь дом наполнился дымом и гарью. Стало ощутимо жарче. Жильцы забеспокоились, захлопали дверьми. Топот на лестнице. Крики. Я тоже выбегаю на лестничную площадку, как бы непонимающий что происходит. Внизу гудит пламя, его жар я чувствую щеками. Задыхаюсь. Кашляю. Бегу обратно домой и открываю окна, балкон. И слышу, как весь подъезд оглашается совершенно диким, животным ревом. Это мой сосед, проснувшись, и еще толком не выйдя из пьяного кумара, отрыл дверь и попал в самое пекло. Сквозняк, образовавшийся при открытии двери, дал необходимый огню кислород и втянул пламя внутрь квартиры. Прибежали соседи кто с ведром воды, кто со старым огнетушителем, взятым с пожарного щита и висящим там еще со времен моего детства. Огонь погасили. Вызвали милицию и скорую.

Толян получил сильные ожоги. Ему предстоит долгое лечение. Теперь у меня есть месяц, а может два спокойных ночей. Похоже, все жители тоже не особо жалеют об отсутствии известного соседушки. И милиция разбираться не будет - кто, да что. Им плевать. Бывший зек, организовал притон для наркоманов. Мало ли кто на него в обиде.

А Толяну грозит потеря зрения.

Не жизнь, а дурдом.

День закончился, и половина ночи прошла, а столько событий произошло! Я слишком возбужден, чтобы заснуть. Музыка, сигареты и остатки недопитого абсента тонкой пленкой покоя отгораживают меня от мук совести. Чтобы как-то укрепить эту пленку, я к традиционным методам бегства присовокупляю еще новый, изобретенный в конце двадцатого века – интернет. У меня на одном готическом ресурсе есть свой дневник. Мне здесь- среди готов - уютно. Здесь я свой. У меня во френд - листе есть несколько друзей, которых я ни разу не видел, не слышал, с которыми не общался живьем. Я не знаю их настоящих имен, а у некоторых – даже пол. Только сознание.

Я открываю дневник и делаю запись:

«2012 the end of human.

Так завещали великие майя. Сатана уже правит. Крах человечества(чности), повод для великой пьесы. – «Мы принимаем бой!»…. знание не освобождает от ответственности.

Бес права, на чьей стороне играть…. а насрать…. 2012….

В конечном итоге все заканчивается смертью. Вопрос времени. И именно его у нас практически не остается. Свобода лишь миф, ее руками не потрогаешь. Дрочим -значит живем! ….Пока еще. Но это тоже рабство.

Извините, но именно такие условия прописаны для нас богами….»

Открываю записи друзей. Поток сознания. Мысли, описания чувств, сны и бредовые идеи, факты, судьбы. Я впитываю все это, как ненасытное, бездонное существо. Натыкаюсь на запись: «Падонок - боец контркультурного фронта! Учитывая поле боя, он должен быть образован, внедрён в корпоративную структуру и всегда быть на чеку, не раскрывая своей сущности. В Сети падонок должен ломать догматы системы путём подрыва её изнутри. Творчество падонка должно обладать внутреннем стержнем, а не бессвязным гоном».

Читая дневники, начинаю засыпать. Выключаю все и выключаюсь сам не раздеваясь на диване. И снится мне что я – падонок, и моя жизнь наполнена внутренним содержанием, а не бессмысленным гоном.