Жил-был Г.О. Мер в неком царстве, увитом цветами Музу Лиадою звали, вы в гугле подите, проверьте. Был он поэтом ранимым и даже наивным. Очень настойчиво музы он, гад, домогался.
И не найдете, напрасно туда вы залезли: Там их двенадцать, богинь по разделам искусства, Нашей же шлюшке раздела, увы, не досталось, Стала она проходить по статье «графоманство».
С виду прекрасна, и глупо, и звонко смеётся! Как не отдрючить её, пышножопую деву? Слух есть такой, что Лиада охотно даётся И не откажет любому Поэту в соитьи.
В пылком восторге Г.О. Мер начал бабу бесчестить, «После», и «до» он чехвостил, и даже «во время»! Только напрасно – не шло вдохновения бремя – Семя ушло, как в песок, видно Муза была пустовата.
- Сука! – воскричал семявержец во праведном гневе, - В сто раз овцы хуже, в тыщу – резиновой бабы! Ты, непотребная, длани шершавой не стоишь! Выгнал немолчношумящий Г.О. Мер эту стерву в пампасы!
Дни шли за днями, пылилась Г.О. Мерова лира, А естество графомана покоя никак не давало, Снится влагалищестрастная девка всё чаще, Как-то однажды дошло уж совсем до поллюций!
Птицегадатели, вам - жирнотуких фастфудов! О, Олимпийцы, насытьтесь Галиною Бланкой! - Как же мне быть! – он стенал, - подскажите, о, Боги! «Блядь разыщи!» …Пиздолюбец собрался в дорогу.
* * *
Брёл наш Г.О. Мер сериалоподобно герою. Солнцеждождливые дни счёт давно потеряли. И в многохолмье далёкой земли мирмидонской Он подошёл к подозрительно тёмной долине.
Он на пеньке воскурил фимиам благовонный, Он вопрошал, и ответил глашатай гремящий: Это, дружище, зовётся ущельем Удава, Рады тебе, смачнозадый, входи, не стесняйся!
Шёл Г.О. Мер робко, затем всё смелей, беззаботней: Здесь его ждёт лепопиздая, сочная Муза! Только вот стены всё круче, а небо-то уже и уже, И всё сильней воет в сумраке тучегонитель!
Что же так мрачно вдруг стало Поэту в чертогах? Что это смрадом откуда-то так навевает? Взор свой блудливый наверх наш Поэт направляет, В ужасе падает Оземь Г.О. Мер меднозадый:
Нет! Там не тучи на небе сгустились, но жопы! Плотно друг к другу теснятся над бедным Поэтом! Разные есть – и подтёртые есть, и не очень, ПрЫщи, натёртые в офисах, краснолоснятся.
Сфинкторы жилонапряжно вот-вот разорвутся, Срач на Поэта безвинно готов низвергнуться, Вон из той задницы что-то уж вроде сочится? Глас раздаётся в ущелье, стозевногремящий:
- Вот, графоман, и попался ты, велеебливый, Музу свою ты с позором, блять, проебоглазил! ИМХО: Лиаду не смог отъебать плодотворно, Сгинь же, поганый, в вонючеподобном растворе!
Так повелел наш Бог-критик, клоакодристатель, Калом тебя поливать, чтобы, сцуко, ты нЕ жил! Ты умертвись, погребённый под слоем какашек, Тёщиным супом полейся, три дня как прокисшим!
И – тишина, только сломана МЕрова лира, В кучу воткнУта, как памятник скорбный поэту. Анусы стиснуты – там для других графоманов Булькает что-то и газом тугим напирает…
Путник, ты спросишь: «К чему это ты, о, дрочила сторукий?» Да был декабрь, тридцать первого это случилось, И по Элладе был конкурс каких-то поэтов. Год наступал сто седьмой до рожденья Христова…
|
проголосовавшие
комментарии к тексту: