Литература

Наконец-то я дома. Да, вечеринка удалась. Или не удалась. Было весело, хорошо да… Напился, плохо нда… Покачиваясь, движусь на кухню, вдруг вспомнил про жену, и про то, какой она сделает разнос, когда придет. Достав початую бутылку коньяку из холодильника, я, сел на кухонный диван, и закурил. Состояние эйфории от опьянения соседствовало, где-то с ближайшим кризисом физиологии, но пока, независимо от этого, требовало «продолжение банкета».

– Ну и что ты так напился?

– Не скажу, – почему то не удивившись, машинально ответил я. Звук голоса исходил от холодильника.

– Так напиваются только с горя. Что, проблемы? – он продолжал, а я, наведя резкость где-то в области ручки (мне казалось, что голос исходил из этой части моего нового собеседника), ответил:

– Тебе то что? Твое дело, блять, мороз морозить, а не глупости, ёб

– Ты пьян сейчас, а значит, глуп ты. И поскольку мы с тобой на одном уровне сознания, я и спрашиваю. Ты что так напился?

Я не мог понять, что меня больше возмущает: наглый «доёб» моего нового железного другана, или почему я так напился.

– Неужели ты думаешь, что я буду отчитываться перед холодильником, которому лет, как гавну мамонта?

– У всех бывают проблемы. – Он решил уточнить и, добавив в свою речь немного интимности, продолжил:

– У меня вот тоже есть проблемы. Если хочешь, расскажу. Только давай сначала ты.

– Ой блять, какие любезности получаются, ты мне – я тебе. Ты кто – железяка. А я человек! Все твои проблемы я через розетку решу. Без электричества ты покойник.

Звук его голоса начал плавать и теперь исходил откуда-то сверху, там, где лежали журналы. Он как-то хрюкнул мотором и продолжил свои размышления:

– Да и ты не вечен, тебя тоже можно «чик» и до свидания...

– Ты откуда знаешь?

– По телевизору видел. Мы с телевизором друзья, с тех пор как он на кухне.

– Так. Он чё, тоже умеет говорить? – Я напрягся. Холодильник, как мне показалось, пошевелился.

– Нет, телевизор не может говорить. Он для этого не предназначен.

Не сказать, чтоб я успокоился, но все же стало как-то проще.

– И че, ты, значит, знаешь, как меня «чикнуть»? Хуйня. Ты только меня можешь разговорами заебать. А больше ничего.

Я сделал глоток коньяка и закурил. Мне полегчало.

– Так значит, не скажешь? – Да отвяжись ты., заебал. На работе достали, начальство поменялось, трахает всех подряд, вот и напился. Пятница, имею право...

– Ну, тогда я расскажу.

Его рассказ с каждой деталью поражал меня все больше и больше. Кровь «закипала», сводило скулы, казалось, что суставы хрустели от бездействия. Организм готов был высвободить миллионы килокалорий и взорваться как бомба. Я практически отрезвел…

Он не останавливался и продолжал вещать:

– Поэтому меня отключают, на время. Видишь ли, друг твоей жены любит заниматься сексом на кухне, а я мешаю своим урчанием. Он жалуется: «громыхаю как паровоз», «вместо стонов твоих ангельских слышу только непотребный звук холодильника». И всему этому свидетель стол, на котором он ее распекает здесь, на кухне. Я был взбешен, полностью потерян и одновременно готов к действию:

– Ты чё, серьезно?

– А ты посмотри внимательно, вон цветы на столе. Не твои, правда?

– Сука..

В дверях зашумели ключи. Дверь открылась. Вошла ОНА. Вся сияющая. Опять с цветами!

– Привет. Ни спишь?

– Мнда...

– Ты, значит, опять напился?

Жена перешла в нападение, которое, как известно, лучшая защита.

– Ты же, в конце концов, человек, высшее образование, начальник... Пьянь! Ты бы себя видел... Животное, вот ты кто!

Еще больше распаляясь от моего неучастия, она продолжала:

– Ладно, ребёнка нет дома. Чему он от тебя может научиться?

- Неизвестно где ты по вечерам шляешься. Говоришь, работаешь, а сам вон наверняка пизду себе завел!

Все что можно услышать в такой сцене было сказано. Надо отдать должное она старалась. Все это мне излагали в интелегентной форме, но содержание мне нравилось все меньше и меньше. Продолжая воспитание, она перешла на менее агрессивный тон. Ей показалось, что я задумался над вышесказанным:

– Он же ангелочек наш, а ты ему что показываешь? Это же грех! Дел столько... А он каждые выходные кино смотрит и пьет. В квартиру диван с переезда не можем купить, а он уже третий месяц «выходные пропивает», и денег ему не жалко...

«Замолчи! Правда что ли, что я человек? Ведь я животное. Сейчас вот набухался и никого не трогаю, и ты блять, отстань, хочу-кино смотрю, хочу-нет. Тебе не все равно где я и с кем пиздю вечерами, чтобы денег заработать. Нахуй все - вот и все … Чё? Грех? И какой нахуй грех. Ни пиздите, греха не бывает. Я Животное и значит безгрешен. А тебе вот отвечу ... ебитесь вы конем… мучайся как жизнь прожить…меня пока не тронь… Если такая умница-модница прочти это: как там…носит прада… Диавла носит правда…правду ... Праду…блять. Вот я животное и мне все похеру, главное, чтобы кушать, что было и ни били просто так. Вот тебе надо ты и иди в магазин. Диван там покупай из кожи… убиййцы вы … ууу… сука… ненавижу. И не учи меня, что я должен… за собой смотри. Ебстись надо меньше с кем попало».

Весь этот сумбур пронесся у меня в голове, но ответил я не это, хоть и был очень взбешён разговорами холодильника на счет моей благоверной.

– Я сейчас, – сказал я и пошел на балкон.

Она недовольно фыркнула, пропустила меня и молча прошла в ванную комнату.

На балконе среди прочего хлама лежал ржавый топор. Я не помнил, нахера он в квартире был нужен, но то, что он там есть, почему-то отложилось у меня довольно давно. Взяв топор, пошатываясь, снова прошел на кухню.

– Во! Как тебе? – я показал топор холодильнику.

– Правильное решение, – ответил он, и мы стали ждать.

Эти женские процедуры в ванной, экзерсисы, мать их... Я начал почти засыпать, как вдруг мой новый холодный друг неожиданно напомнил:

– Ты, это, не спи, лучше поторопи ее.

– Окей... Ты че там, уснула что ли?

Жена не отвечала, продолжая обиженно плескать водой.

Неожиданно все стихло, дверь ванной открылась, и из нее показалась фигура, уже переодетая в домашнюю одежду. Моя рука, держащая топор, вспотела. Ну, вот и все, момент истины настал. Она прошла на кухню и, увидев меня во всей красе – с топором и с лицом, не предвещающим ничего хорошего, остановилась:

– Ты что?..

– А ничё...

– Давай! – восторженно прохрипел Холодильник...

Я размахнулся и с силой ударил в дверцу холодильника.

– Ты чё?! – теперь уже, в свою очередь, вопрошал холодильник, а я продолжал кромсать это металлическое чудовище столько, сколько было сил. Я пробивал топором его дверцу, мял бока и вышибал искры. Очень шумно, с ругательствами и молодецкой энергией, я избивал моего друга-монстра. Увлеченный процессом, я не заметил, как моя жена спряталась за дверь ванной. Хотя, в принципе, ее участие мне было и не нужно. Я продолжал кромсать, высекая искры, как «Рамштайн», представляя себя то священником, изгоняющим дьявола, то Дон Кихотом Ламанчским, колбасящим мельницы, то Терминатором, убивающим все и вся без жалости и злобы...

Кончилось все это, когда я устал. Я слышал, как тарабанят по системе отопления. Как в ванной подвывает от страха жена. А Я БЫЛ ДОВОЛЕН. Допив остатки коньяка и закурив, я глядел на груду покореженного железа, из которого маленькой струйкой сифонил фреон. Я подошел, чтобы рассмотреть, куда бы еще уебать. У меня закружилась голова и, видимо, я «уснул» без подготовки и, падая, разбил лицо.

В больнице седовласый врач с доброй ухмылочкой спрашивал меня:

– Вы, дорогой мой, с кем так подрались?

– С собой, – отвечал я.

– Ну-ну. И все же, если не секрет?

– Ну, с холодильником.

– Ладно, Не хотите, не отвечайте. Вы вчера очень сильно отравились, мы вас промыли. Теперь все будет хорошо.

Всё, конечно, стало хорошо. Новый холодильник – двухкамерный, ростом с боксера Валуева. Жена, которая теперь не ворчит, типа: алкоголь это яд! Впрочем, я и сам теперь боюсь, поэтому спиртным не увлекаюсь. А старый холодильник пиздил на счет жены, я думаю, потому что она его давно поменять хотела. А если не пиздил, так теперь уже все равно. Она смотрит на меня, как на убогонького, и любит с большей силой.