Графика. Искривлённые чёрно-белые контуры. Гиперболизация пространства. Скрипит перо по картону. Чернила. Клякса. Прикусив губу, она тщательно прорисовывала каждую деталь, а я всегда восхищался тем, как из двух или трёх линий у неё получался человечек, дерево или домик. В действительности линий было гораздо больше, но создавалось впечатление, что достаточно двух-трёх линий. Так легко, изящно и просто выглядел рисунок, мозг не анализировал, насколько все эти краткие штрихи отточены и невероятно сложны. Однажды на выставке два бородатых художника восхищенно переговаривались возле одного рисунка. Он ничуть не отличался от того, что рисовала она. Те же линии, контуры, так же легко и красиво, только автор был другой. Я посмотрел повнимательнее. Призадумался. Я пришёл к ней домой и попросил её показать свои рисунки. –– Зачем? Ты же их видел сотни раз. –– Я хочу кое-что понять, –– ответил я. –– Давай лучше выпьем вина, а потом попытаемся выполнить нашу функцию на земле. Потом я попросил её ещё раз. Она улыбнулась, я ей показался в этот вечер смешным и серьёзным, и сказала: –– Я их выбросила. Они чересчур тяжёлые, громоздкие, в них нет лёгкости и изящества, в них нет того, что я хочу видеть в этом мире. –– Но разве не важно то, как художник видит мир, как он передаёт ощущение современного мира даже, если это тяжело и громоздко? –– Мне достаточно того, что ты пришел, и мы лежим на ковре, попивая вино. –– Я сегодня был на открытии выставки. –– А… знаю. Там великие графики. Я видела их работы и после этого выбросила всё. У них такие работы! После них невозможно, что-то сказать точнее, чем они. –– Но… –– Молчи…
Ближе к полдню мы вышли из дома, и пошли на выставку. Перед галереей мы попрощались и разошлись в разные стороны. У нас была своя игра, придуманная ею и мы давно соблюдали правила игры. Мы всегда знакомились или выясняли отношения на выставке, разыгрывая какой-нибудь сюжет из отношений мужчины и женщины –– это могла быть реклама, фильм, пьеса, роман, всё, что угодно. В прошлый раз был дезодорант. Я им попшыкал и она с разбегу запрыгнула мне на спину, как дикая кошка. В позапрошлый раз она заявила, что спала со своим водителем и требует немедленного развода. Я дал согласие, упомянув, что она нашла превосходную горничную. –– Как?! Лили?! –– Да, и у неё от меня скоро будет первенец, которого я от тебя так и не дождался! –– Негодяй! Как ты мог?! –– О! И это говоришь ты?! Ты, которая не дождавшись мужа дома улетела на рандеву в Монако?! Убеждая, что без Родриго ты не справишься с местными дорогами?! Ты мне уже давно не жена, ты –– аристократка лёгкого поведения! –– О! Любимый, не будь таким жестоким со мною. –– О! Любовь моя, поехали в ресторан! –– Я сегодня же увольняю Родриго! –– Осталось сказать Лили, что она уволена. –– Такси!
–– Нравятся ли вам мои цветы? –– Нет. –– Вы вообще не любите цветов? –– Нет, я люблю цветы, только не такие. –– А какие? –– Я розы люблю… Ну! Зачем же вы их разбрасываете? Они денег стоят. Зачем сорить? –– Это не твоё дело. Я мастера люблю.
Но в этот раз мы случайно столкнулись перед картиной. –– Извините. –– Извините. Наши взгляды пересеклись, и мы сконфужено перебрасывались взглядами, пока не начали гипнотизировать друг друга. Мы пытались отвести глаза в сторону, но только виновато улыбались, потом я приблизился и она спросила, не отводя взгляд: –– Вам что-нибудь здесь нравится? –– Нет. Хотя я соврал. Вы. Ты. –– И мне… Мы обнялись. –– Мне скучно пойдём ко мне. Они великие. Мы вышли из галереи. Светило яркое весеннее солнышко.
Мы лежали на ковре и молчали, глядя в потолок. Мы часто молчали. Часто она задавала вопросы, на которые я не мог стремительно ответить. Она достала из пачки сигарету, и я дал ей прикурить. Она попросила: ––Налей портвейну. А лучше сухого. Я слегка плеснул вина в бокалы и тоже закурил: –– Музыку послушаем? –– Сейчас красивая тишина. Мы курили, потягивали вино и, глядя в потолок, слушали тишину. Мы были расслаблены и безмятежны. |
проголосовавшие
комментарии к тексту: