- Балшой диск! – удивлённо протянул Алишер. Он сидел на диване в гаражном боксе, переоборудованном под звукозаписывающую студию. Перегородки делили гараж на три части: слева на спущенных шинах стояла, поражающая своей неестественной белизной, «копейка», правая представляла собой некое подобие комнаты отдыха, а задняя часть являлась, собственно, «студией». Алишеру понравилась студия – за толстой дверью-купе скрывалось небольшое помещение, обитое коврами пёстрой мордовской расцветки. Здесь стоял диван, огромная колонка, используемая также как стол, и куча всевозможных интригующих предметов: компьютер (которого Алишер прежде никогда не видел), мониторы, усилители, стеллажи, забитые кассетами, дисками, коробками со шнурами и книгами. Венчала всё это великолепие будка, обтянутая синей искрящейся тканью. Внутри находилась матово-чёрная стойка, на которой крепились микрофон и поп-фильтр, на стене висели устрашающего вида наушники. Дверь была сделана таким образом, что открыть её можно было только изнутри, дабы праздношатающиеся по гаражу личности не мешали творческому процессу. С постеров, украшающих стены, на Алишера смотрели серьёзные чернокожие дядьки, одетые в тренировочные костюмы, бейсболки и высокие белые кроссовки. Алишер завершил свою экскурсию, вышел из студии и присел на диван в комнате отдыха. Стены здесь были оклеены плотными зелёными обоями, на журнальном столе стоял музыкальный центр, а по углам – высокие, узкие колонки, выкрашенные в тёмно-красный цвет. Левая стена, за которой скрывалась «копейка», была полностью увешана тонкими чёрными дисками с едва различимыми бороздками и крохотным отверстием в центре. Алишер потрогал рукой матовую поверхность одного из дисков и повторил: - Балшой диск! - Это пластинка, дурик! – ответил ему высокий, бритый наголо человек, сидящий на стуле перед журнальным столиком. Алишер преданно посмотрел на человека, и попытался повторить новое слово: - Пы-ла-сты-н-ка… - Нравится? Алишер утвердительно кивнул головой. - Возьми любую, - сказал человек и принялся расстилать на столике газеты. Алишер аккуратно снял с гвоздя пластинку, на которой было написано: «ВИА Лейся Песня», и лизнул её.
***
При всём своём безразличии к окружающим его людям, Алишер благоговел перед высоким человеком, которого про себя называл «Большой Русский». У Большого Русского было короткое, но очень трудное для Алишера имя, которое он никак не мог запомнить. Он спрашивал Большого Русского о том, как его зовут, раз пять, но, поняв, что этот лингвистический искус ему не по силам, стал называть его просто: «бират». Большой Русский был постоянным клиентом странной автостоянки, зажатой между необъятным пятиэтажным гаражным кооперативом и забором сверкающего зеркальными стёклами автосалона. Он появился года два назад, в декабре, и сразу же сделал подарок матери Алишера. Заплатив деньги за три месяца вперёд, Большой Русский извлёк из багажника своей «восьмёрки» комнатный электрообогреватель советского производства и вручил его Зейнаб. В то время из всего многочисленного семейства Алишера по-русски говорил только отец; Зейнаб взяла обогреватель и жестами показала, что очень благодарна; Алишер кокетливо прятался за спину матери, разглядывая нового клиента. Большой Русский угадал с подарком – к ночи температура опустилась ниже двадцати. А на следующий день, вечером, когда он пригнал машину на постой, отец сам подошёл к нему, пожал руку, представился и предложил выпить чаю. Большой Русский улыбнулся и проворно поднялся по железной лесенке в строительный вагончик. Он больше часа разговаривал с отцом, пил чай и даже попробовал свежий лаваш, который испекла Гульнара. Алишер видел как сестра в полуобморочном состоянии, на ватных ногах несла на подносе горячие лепёшки в вагончик, и как Большой Русский что-то сказал ей, а отец рассмеялся, показав все двадцать золотых коронок. На следующий день Большой Русский довёл Гульнару до истерики, подарив ей небольшую, практически новую духовку «Philips». - Лаваш ещё лучше будет! – сказал он, ставя разноцветную коробку на приступку вагончика. Гульнара немедленно спряталась в кирпичной, похожей на саклю, пристройке, а Зейнаб долго не решалась занести подарок в вагончик, и тупо смотрела, как большие снежинки медленно ложатся на цветной картон. После этого Большой Русский методично, не реже раза в два-три месяца, делал подарки или, как он говорил «девайсы», всем членам семьи Алишера. Всего неделю назад он преподнёс Алшеру потрёпанный, но рабочий однокассетник, и Алишер терроризировал окружающих звуками хауса, рэгги и рэпа – кассет с другими записями у Большого Русского не было. И, хотя Алишер постоянно возвращал кассеты грязными и потёртыми, Большой Русский не переставал приобщать Алишера к современным ритмам. Алишеру особенно нравилась одна запись, где трое русских с невероятной быстротой произносили огромное количество длинных замысловатых слов, значения которых он совершенно не понимал. Однако ритм и чистота произношения впечатлили Алишера, кроме того, русские замечательно выговаривали слово «хуй», столь любимое Алишером. С позволения Большого Русского он оставил кассету себе, предварительно осведомившись, может ли «бират» делать так же. Русский усмехнулся, и уже вечером вручил Алишеру новенькую кассету. Ткнув себя пальцем в грудь, «бират» сказал: «Это – я!» Большой Русский говорил так же быстро, как и те трое, но, что больше понравилось Алишеру, он чаще употреблял слово «хуй». Воодушевлённый, Алишер целый месяц дразнил транзитных постояльцев стоянки, посылая их «на хуй», пока один узбек, на удивление огромный и сильный, не изловил его, и чуть было не отвернул голову. После этого Алишер стал осмотрительней – теперь он тщательно выбирал жертву, и убегал от разъярённого соплеменника не в шлёпанцах, а в стоптанных, грязных кроссовках.
***
Большой Русский достал из-под колонки целлофановый пакет, набитый мелкой, бурого цвета травой. Алишер просиял – не выпуская пластинку из рук, он полуутвердительно спросил: - Анаша, да? Большой Русский аккуратно высыпал половину содержимого пакета на газету, улыбнулся и спросил: - Будешь? Алишер уже курил анашу - однажды его угостил один из постояльцев – совсем молодой, постоянно обкуренный Фархад, работавший не на коттеджах, а где-то в городе. На все замечания отца Алишера Фархад не реагировал, пока, одним сереньким вечером, его не привёз прораб – серьёзный и необычайно злой русский мужик. Нос Фархада, бесцеремонно выброшенного из «Нивы» прямо на щебёнку, походил на лиловую картошку, а мочка правого уха была порвана. - Докурился, сучонок! – сказал прораб, плюнул в Фархада и пояснил. – Двадцать рулонов итальянских обоев сжёг, по две пятьсот за рулон. Как выяснилось, Фархад, вместо того, чтобы клеить обои, накурился прямо на объекте и чуть не спалил отделанную, и практически готовую к сдаче пятикомнатную квартиру. Прораб вёл с отцом долгий и, как понял Алишер, далеко не приятный разговор, из которого следовало, что Фархад попал тысяч на сто пятьдесят. Услышав сумму, теперь уже официального, долга виновник разборки уткнулся головой в кучу только что привезённого песка и зарыдал. Ночью Фархад исчез. Разбуженный криками отца, Алишер, поёживаясь сырого холода сентябрьской ночи, неохотно поплёлся по переулкам гаражных кооперативов для сбора информации о беглеце. Найти Фархада так и не удалось. Только через полгода Алишер узнал от старшего брата, что Фархад был изловлен русскими в Москве где он, по выражению брата, «прожигал свой дырявый жопа». Но на все вопросы о дальнейшей судьбе хитрого Фархада брат отмалчивался.
***
- Атцу нэ скажешь? – Алишер заискивающе посмотрел на Большого Русского. - Оно мне надо? – пренебрежительно ответил тот. – Сейчас народ соберётся и начнём. - Музык слюшать будем, да? – Алишер восхищённо смотрел на то, как ловко Большой Русский мешает анашу с табаком. – А, бират? - Поставь сам. Кассеты там, в чемодане. Алишер осторожно открыл потёртый фанерный футляр от аккордеона и безмерно удивился – футляр был под завязку набит кассетами и дисками. Алишер, который умел считать только до десяти, и определял количество в соответствии с цифрой «десять», спросил: - Болше десяти, да? Русский, не прекращая своего занятия, коротко ответил: - Да! - Сколька болше? – продолжал допрос Алишер. - В двадцать раз! – ответил Русский, зная эту алишерову слабость. - Нэ понимай! – раздражённо воскликнул Алишер. – Сколка болше?! - Ну, в десять, в десять! – улыбнулся Русский. - А! Дэсять знаю! - А то! В это время в небольшую дверь, вырезанную в массивных гаражных воротах ещё прошлым владельцем, коротко постучали. Бират кивнул головой: - Открой! Алишер отодвинул задвижку, и в гараж ввалился задыхающийся от хохота молодой человек. Он походил на соплеменников Алишера – такой же смуглый и темноволосый, однако нос у человека был с горбинкой, и Алишер, уже испугавшийся того, что пришли за ним, нахально протянул грязную ладонь и сказал: - Дарова! Пришелец брезгливо, двумя пальцами, пожал Алишеру руку и выпалил: - Вы чего здесь, охуели?! Ты выйди в проезд, полюбуйся! Я на телефон уже поснимать успел! Барана-то нахуй сюда притащили?! Большой Русский прислушался к взрывам хохота, доносящимся из-за приоткрытой двери. - Ну, чего там, Димуля? Я что, барана не видел? А он, - «бират» ткнул в Алишера пальцем. – Он с ним как с собакой на поводке ходит. - Да выйди же быстрей! – незнакомец распахнул дверь. Большой Русский свернул газету пополам и встал. В проезде завизжали и загоготали ещё сильней. Димуля выскочил первым, следом выбежал Алишер. Большой Русский, пригнувшись, вышел в пыльный, пропахший выхлопными газами, проезд следом за ними. ***
Покрытый колтунами липкой шерсти баран был привязан к ярко-красной трубе пожарного гидранта измочаленной верёвкой. Баран стоял в боевой стойке и отчаянно блеял. Перед ним на четвереньках, мотаясь из стороны в сторону и ежесекундно матерясь, ползала гордость гаражного кооператива номер пятьдесят три – дядя Саша. Дядя Саша, совершивший за свою, в основном, бессознательную жизнь немало подвигов, среди которых были такие перлы, как стрельба из поджига по залетевшим в гараж голубям и секс со страшной, как последняя модель «Лады», буфетчицей Леной, был основательно пьян. По проезду распространялся стойкий запах жжёной резины, которой пах приготовляемый самим же дядей Сашей, самогон. Все обитатели гаража, оказавшиеся в это время в боксах, побросали свои занятия и расположились полукругом, подбадривая воинствующего дядю Сашу. - У-у-у!!! Сука! – гудел дядя Саша, пытаясь выбрать оптимальную позицию для нападения. – Сейчас я тебя, сейчас… – он завалился на бок, но моментально поднялся. Баран, ограниченный в манёврах верёвкой, отступил назад и нагнул голову. Алишер хотел было вмешаться, но Большой Русский властно придержал его за плечо. - Ничего не будет с твоим бараном! – уверенно сказал он. – Пусть население повеселится! Алишер хотел сказать, что баран вовсе не его, а отца, но благоразумно промолчал, надеясь, что «бират» окажется прав. Человек двадцать толпились в проезде, большинство снимало происходящее на камеры телефонов. Те, у кого такой опции не было, договаривались с невольными операторами о перезаписи бесценных кадров. Вновь подошедшим кратко рассказывали историю конфликта: дядя Саша, проснувшись в гараже после утреннего опохмела, решил прогуляться «до ветру», но на полпути к нужнику был атакован бараном и, без малейшего промедления, принял бой. Внезапно дядя Саша сделал резкий, насколько это было возможно, выпад, целя барану прямо в лоб. Но то ли отсутствие подобного опыта, то ли состояние здоровья дяди Саши подвели его – баран отреагировал молниеносно. Упираясь передними ногами в щербатый бетон и оттолкнувшись задними от кирпичной стены, он сделал короткий грациозный прыжок, и обрушил всю силу своего черепа на темя дяди Саши. Взвизгнула молоденькая продавщица местного магазина запчастей, кто-то выронил сигарету, и в проезде повисла тишина. Поверженный дядя Саша ничком лежал на залитом маслом бетоне и не шевелился; баран отскочил к стене, и принялся катать шарики. Кто-то крикнул: «Убил!», но сразу же осёкся и закашлялся. Большой Русский быстро подошёл к барану, отвязал его, всучил конец верёвки в руки Алишеру, подтолкнул его к выходу и шепнул: - Домой давай, бегом! Алишер, зажав под мышкой пластинку, потащил барана к выходу. И, уже почти скрывшись за изломом проезда, он услышал радостный крик: «Живой!» После чего Алишер замедлил шаг и гордо прошествовал мимо будки вахтёров. Баран шёл послушно, как хорошо выдрессированная собака. Придя на стоянку, Алишер, к великому удивлению сестры, отвёл барана в заросли густой жёсткой травы, слегка пнул его по плешивой заднице и сказал: - Жри! Ночью Алишеру снились чёрные диски, Большой Русский, втискивающий машину между «газелью» и сгоревшим «уазиком», и тёмные, размытые очертания высоких гор, покрытых серыми шапками рыхлого снега. |
проголосовавшие
комментарии к тексту:
