Литература

Мы сегодня ждём гостей —

Похудевших до костей.

Так, бедняжки, исхудали,

Будто их всю жизнь глодали.

*

Я долго собирал кино,

Собрал кассет примерно 200.

Но их как будто нет давно,

Хотя они ещё на месте.

*

Меня горб

Загнал в гроб.

В гробу — глухо.

Жужжит муха.

*

Если сыр —

Сын луны,

Видит сын

Те же сны?

*

Я хотел простого всемогущества —

Расщеплять на атомы вселенную.

Но заполучил расщеп имущества

И расквасил чашечку коленную.

*

День стоял такой прекрасный —

Тихий, солнечный и ясный.

Но меня, как в горло — рвоту,

Гнал троллейбус на работу.

*

Это было где-то лет шесть назад, на старой квартире. Посреди ночи зазвонил телефон — и я, как человек к телефонам не привыкший, подорвался, туго соображая, потому что из самого сна выдернули, и снял трубку.

«Да?» — говорю. Женский голос в трубке официальным тоном сообщает что-то вроде: «С вами разговаривает город такой-то, вы заказывали звонок и т.д.» — примерно в таком духе, я уже плохо помню.

Короче, похоже было на то, как в советские времена звонили — через всю страну, с телеграфа, когда нужно было заказывать звонок и очень долго ждать, а потом тебя вызывали в определённую кабинку и ты мог несколько минут поговорить с родными или с кем-то ещё, с кем надо было. В общем, смысл в том, что уже тогда, шесть лет назад, время было совсем не такое, чтоб заниматься подобной фигнёй. Насколько я знаю, можно было просто со своего домашнего позвонить на другой домашний и пообщаться.

А может, я и ошибаюсь — я не шибко разбираюсь в телефонах.

Есть ещё и такой вариант: у тебя просто нет телефона дома, как у нас в Солигорске не было его целых 20 лет. Но даже в таком случае — сейчас всё это делается куда проще: пришёл на телеграф, тебе сказали номер кабинки, ты заперся в ней, набрал нужный номер, дозвонился, пообщался, потом вышел и заплатил за потраченные минуты.

То есть, я не знаю, что это было. Какая-то женщина начала кричать в трубку: «Серёженька, сынок!» — и что-то ещё, я толком не разобрал. Так кричат в трубку пожилые люди, когда звонят своим детям по срочному делу — что-то случилось не очень хорошее, нужно поведать, а нервы слабые, вот голос и срывается на такой крик-плач.

Я говорю: «Извините, но вы не туда попали…» — а мне опять: «Серёженька, сынок!» и т.д. Честно говоря, стало немного не по себе, и я просто повесил трубку.

Понятия не имею, что это было. Вполне возможно, что всё это можно очень просто и доступно объяснить, но мне всё равно как-то не по себе.

У всех подобных происшествий есть какой-то такой особенный привкус: тебя охватывает иррациональный ужас, с которым очень трудно справиться. Так было, когда однажды к нам залетела на балкон ласточка, тоже на старой квартире ещё. Ласточка эта никак не давалась в руки, билась о стены, но, в конце концов, я её словил. Она тяжело дышала, а по ней — не вру! — носились какие-то натуральные крабы, я таких насекомых не видел никогда. Фу, вспоминаю, и как-то мне нехорошо становится даже.

Короче, выбросил я птичку с балкона — в полной уверенности, что она полетит, но она не полетела. Она упала вниз. Мне стало так жутко и фигово на душе! Я очень долго отойти не мог. В первую очередь из-за каких-то предчувствий неприятных, мне мнилось, что такой вот визит — не к добру. Ну и во вторую — я переживал из-за того, что, по всей вероятности, убил живое существо. Пахло это происшествие дурно.

Оно почему-то всегда чувствуется, когда событие не простое. Лет 10 назад, когда Вику я ещё не знал и водился с девушкой по имени Ира, был такой вот случай: родственники Иры, у которых она жила в Минске, уехали на несколько дней на дачу, и, понятное дело, мы с Ирой решили этим воспользоваться, чтобы побыть вместе, и вот я у неё ночевал, — вдруг, посреди ночи, звонок в дверь.

Я не знаю, зачем Ира открыла дверь, ведь понятно, что никто в такое время с дачи не возвращается, но она открыла. В квартиру рвалась и просила что-то непонятное какая-то женщина. Похоже на то, что была она не совсем адекватной. Ну мало ли, чего не бывает, ну наркоманка там, например. Она, кажется, воды просила попить или что-то в этом роде — вырванному из сна человеку очень трудно сообразить, а потом ещё и запомнить.

Как-то мы от неё избавились и закрыли дверь. Она потом снова звонила, но мы уже, ясный перец, и не думали открывать. Нас накрыло волной какого-то просто запредельного ужаса. Казалось бы — с чего? Но Ира чуть ли не плакала от страха. А у меня перед глазами возникла чёрная пелена, как со мной в таких случаях обычно и происходит. То есть, всё вокруг — как будто сквозь тёмное такое стекло, с отчётливым неприятным запахом. И физически тяжело.

А та история с телефоном до сих пор не даёт мне покоя. Кто звонил? Откуда? Может, просто телефонистка ошиблась? Вполне возможно. Но почему, когда я громко и вполне отчётливо сказал «матери Серёженьки», что я — не Серёженька и она ошиблась номером, женщина эта всё равно продолжала настаивать, что я — Серёженька? У меня такое ощущение сложилось, что я случайно вклинился в чужой разговор, но слышал только одну сторону. То есть, Серёженька как бы оставался за кадром. И опять же — слишком старомодный способ связи.

В общем, я не знаю, что это было. А с вами случалось подобное?

*

Сегодня краем глаза зацепил какой-то фильм про советскую послевоенную действительность, в котором Галкин и Гафт охотятся на оборотней. Я, честно говоря, телевизор вообще смотреть не могу, кроме сериала «Друзья» и какой-нибудь ерунды, вроде вот этого самого многосерийного мистического детектива, когда сериал «Друзья» кончился и в следующий раз будет только утром. То есть я посмотрю кусочек, минут десять и выключаю телевизор.

В общем, фильм такой очень старательный, но, конечно, корявый — то бишь, и поднатужились как бы, да всё равно толком ничего не вышло. И не страшно, и не смешно, разве что Галкин актёр хороший, ну и Балуев ещё, хоть я и не очень его люблю.

Так вот, заметил я там, внутри фильма, краем глаза стоящие на тумбочке как бы старые фото, на которых — артисты Гармаш и Шарохвостова. Фотографии в таком духе, как тогда, в те годы, про которые кино, принято было — это, кажется, «парадный портрет» называется. То есть, на белом фоне, в лучшей одежде, с ретушью, все дела.

В общем, я веду к тому, что как бы не старались создатели любого современного фильма про тогда, как бы ни трудились художники кино, но лица на этих фото, где Гармаш и Шарохвостова, совсем не такие, какие были у людей в то время, после войны. Да и не только после войны, а вообще — раньше.

Вот это меня, кстати, всегда поражало: другие тогда лица были. Сейчас таких людей нет. То есть, я совсем не к тому веду, что тогда люди были ого-го, а сейчас — совсем никуда, или наоборот. Нет — они просто были совсем другие. Ну как другая какая-то раса — даже не верится, что мы от этих людей произошли, что это — наши дедушки и бабушки.

Раньше как-то, что ли, более трепетно фотографировались — потому что глаза у артистов, которые старательно изображают наших бабушек и дедушек, совсем не те, это сытые какие-то глаза, спокойные, глаза таких довольных, в принципе, жизнью удавов. Для них фотография — не событие.

И ещё вот что заметил: раньше никогда так не фотографировались, как артисты Гармаш и Шарохвостова в роли тогдашних людей, — никто не поворачивал так голову, чтобы получилось в три четверти. Человек смотрел зорко в самый глаз объектива, не двигаясь, не шевелясь, держа голову строго анфас. Потому что не о красоте снимка думали, а о точности.

То есть, это тоже такая своя, своеобразная красота. Мне, например, жутко нравятся фотографии тех лет, на которых, например, изображена семейная пара: мужчина сидит на стуле, упокоив руки на коленях, а женщина стоит рядом — и самое большое, что она может себе позволить, это положить руку на плечо супруга. Одно фото семейное — и всё. Хватит. Никаких тебе сотен фотографий, где хочешь так, а хочешь — вот так, или вообще так.

Всё-таки, я за то, что количество убивает качество. И вообще, фотография теряет свой смысл, поскольку стала куда доступнее — любой дурак при желании может купить зеркалку, дабы, слегка подучившись, начать собирать вокруг себя толпы восторженных хомячков.

Раньше хватало одного семейного фото, которое говорило о людях, на нём изображённых, буквально всё, а сейчас — гигабайты фоток, а кто на них — непонятно (кто все эти люди?).

В общем, художники этого самого кинофильма с Галкиным и Гафтом перестарались, перехудожничали, не вышло у них тогдашних «парадных портретов». Получились артисты Гармаш и Шарохвостова в стиле ретро, глазеющие спокойно куда-то мимо. А ведь люди на старых фото смотрят вам прямо в глаза. И нет вот этой самой, так меня раздражающей, сытости. Совсем другие люди. Иная раса.