Литература

В тот день Аристарх Харитонович Лозовский, по обыкновению, задержался на службе допоздна. Было уже совсем темно, что-то вяло шелестело в зарослях придорожного бурьяна, да и ещё со стороны рюмочной, где веселились шофёры-дальнобойщики, доносилось хмельное рычание. Аристарх Харитонович закусил губу и вжал голову в плечи.

«Господи, Бог ты мой, сделай так, чтобы всё обошлось, – мысленно взывал он к высшим силам, шагая в направлении остановки. – Пусть я по пути никого не встречу и успею на последнюю маршрутку и через десять минут целый и невредимый буду на своей улице. И пусть дочь Оленька вернётся домой вовремя, пусть хранит целомудрие, поступит в университет и удачно выйдет замуж. И ещё, Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Елизавета Никитишна приготовила сегодня на ужин вареники с вишней, ты же знаешь, Господи, как я обожаю вареники… А ещё пусть надюшин муж ничего не узнает о нашем с ней свидании на позапрошлой неделе…Да, и ещё, очень тебя прошу, пусть картофель нынче уродится, пусть шурин Аркаша в будущем году защитит кандидатскую, а чирей на лбу рассосётся… И пусть же…»

Додумать Аристарх Харитонович не успел, ибо заметил одиноко маячившую на платформе остановки чёрную фигуру. Ладони вспотели, и даже зазвенело в ушах. Приглядевшись, Лозовский остолбенел, выпучил глаза, и чуть было не заорал от ужаса. Странный человек в тёмной накидке с капюшоном и хлопающих на ветру широких штанах выделывал какие-то непонятные и пугающие движения. Он энергично сгибал руки в локтях, подпрыгивал, задирая колени к подбородку, и, что особенно потрясло Лозовского, судорожно дёргал плечами и притопывал, словно танцуя нечто наподобие цыганочки. Однозначно, это был крайне опасный и неуравновешенный тип. Возможно, даже педераст… Приверженец содомии… К тому же, наверное, наркоман… Ведь кого только не встретишь поздним вечером на окраине. Не исключено, это тот самый тип, про которого рассказывали по телевизору. Ну тот, что в сумерках подкарауливает вышедших на прогулку старушек-физкультурниц и насилует их прямо у памятника Немировичу-Данченко.

Аристарх Харитонович сжал пухлые кулачки и приготовился убегать, но, к несчастью, не успел. Извращенец резко повернулся к нему и поманил его длинным указательным пальцем. Стуча зубами и состроив жалостную гримасу, Лозовский на подкашивавшихся ногах заковылял к незнакомцу.

- Приветствую вас, рыцарь! – недобро подбоченившись и откинув голову назад, сказал педераст. Голос его был наигранным и жутким. – Рад видеть здесь вас в это тёмное время. Вероятно, силы зла вновь откопали топор войны и вы пришли сюда за тем, чтобы опять сокрушить их, как делали это уже бессчётное количество раз? Ведь, правда, мой добрый друг?

- Да! То есть, нет… То есть, я хотел сказать, я еду домой с работы… После, так сказать, рабочего дня и в-в… В-вот… - забормотал Аристарх Харитонович, тщетно пытаясь рассмотреть и, на всякий случай, запомнить скрытое тьмой и капюшоном лицо незнакомца.

- Так, стало быть, говорите, с работы? Прелестно! Замечательно! Хо-хо-хо! – дико, по-оперному рассмеялся собеседник. – Вам, магистр, как человеку, глотающему огонь и укрощающему самых изысканных женщин, должно быть уже известно, что царь Херокс пал и лежит теперь, наг и немощен средь жёлтых цветков пастернака?

«Что за околесицу он плетёт, в самом деле?» - окончательно растерявшись, подумал Лозовский, а вслух сказал:

- Я… Собственно, вы, вероятно, обознались. Я ожидаю маршрутку. Домой, понимаете…Ведь дома всё заботы, всё хлопоты… – Аристарх Харитонович оборвал себя на полуслове, чувствуя, тем не менее, необъяснимое желание рассказать незнакомцу и про Оленьку, и про надюшиного мужа, и про чирей на лбу.

- Впрочем, как вам будет угодно. Вы ведь с шинного, папаша? – голос извращенца стал вдруг серьёзным и даже грозным. – У меня кум раньше там в охране работал. Колян Вишванатха, может знаешь? Он индус по национальности.

Аристарх Харитонович отрицательно помотал головой, чувствуя, что произнести уже ничего не сможет. От мрачных предчувствий у него вдруг скрутило живот, к тому же мелко дрожали губы. Проклятой маршрутки видно до сих пор не было.

- А ведь я вас узнал, – страшный человек вскинул руки, ударил в ладоши и подпрыгнул. – Это ведь вы вчера в полдень учинили дебош на углу Курфюрстендамм и Фридрихштрассе? Вы сняли с себя одежду, разбили витрину кафе «У Иоганна», после чего взобрались на платан и оттуда кричали: «Да здравствует республика! Долой кайзера!» Откровенно говоря, любезный, на будущее я рекомендовал бы вам держаться в рамках приличий. Подойдите-ка, голубчик, ближе.

«Да это же самый настоящий маньяк, – думал Лозовский, обречённо шагая навстречу неминуемой гибели. – Господи, воззвах к Тебе, сделай же что-нибудь. Ведь если меня не станет, Оленька тотчас отдастся этому негодяю Янчицкому, а у Ларисы Львовны слабое сердце, и она может не вынести такого удара. Да и на работе квартальный отчёт не сдал».

Аристарх Харитонович подошёл к незнакомцу и воззрился на него скорбными овечьими глазами.

- Славно-славно! – нараспев произнёс маньяк. В сумраке никак не удавалось рассмотреть его лицо. – А теперь повернись-ка, дружище, спиной.

«Милостивый Боже, вот оно, начинается! – решил Аристарх Харитонович, выполняя требование и, заодно, дрожащими руками начиная расстёгивать ремень на брюках. Воображение беспощадно рисовало крайне выразительные и исполненные трагизма картины однополого секса.

- Чуть наклонись вперёд. Вот так, превосходно.

Лозовский, трясясь всем телом, согнул ноги в коленях и зажмурился. Дальше, однако, произошло неожиданное. Неизвестный с тяжёлым сопением взгромоздился к нему на закорки, крепко обхватил Аристарха Харитоновича за плечи и, лягнув его пяткой, зычно проорал:

- Э-эх, ебёна мать, поскакали!

- К-к-куда? – захрипел Лозовский, с ужасом ощущая, как по бёдрам побежали тёплые струйки мочи.

- Как куда? Домой, естественно, – чудовищным голосом прокаркал незнакомец. - К тебе домой.

Аристарх Харитонович был слишком подавлен и напуган, чтобы возражать. Стиснув зубы и беспрестанно спотыкаясь, он заковылял со своим грузом по обочине. Положение оказалось даже более серьёзным, чем он сперва предполагал. Ведь жил Аристарх Харитонович в пригородном посёлке Нижняя Сосьва, до которого нужно было прошагать по трассе добрых пять километров. К тому же Лозовского передёргивало от предвкушения жгучего несмываемого позора: если на то пошло, лучше быть выебанным и, возможно, даже убитым, чем появиться на родной улице в обоссанных брюках, таща на плечах какого-то безумца. В довершение всех горестей, мерзавец оказался весьма тяжёлым. А по прошествии нескольких минут пути он вдруг заявил:

- Ну, что это такое, ей Богу? Почему так медленно? И чего помалкиваешь? Будь добр, двигайся поживее. Да и беседой меня мог бы развлечь. О возвышенном и прекрасном. А лучше стихи бы мне почитал. Да с толком и выразительно. И чтобы без непристойностей, смотри у меня. Красивое что-нибудь, поэтичное. А ну, давай, живо!

Лозовский с ужасом понял, что от волнения не может вспомнить ничего такого, что могло бы удовлетворить психопата. Словно насмехаясь над несчастным, в голове вертелись строчки, которые, вероятно, никоим образом не подходили для данного случая:

«Вам ли, любящим баб да блюда,

жизнь отдавать в угоду?!

Я лучше в баре блядям буду

подавать ананасную воду!»

В конце концов, ему удалось-таки выудить из недр памяти зазубренное ещё в школе стихотворение Александра Блока «Белой ночью месяц красный». Вообще, творчество этого автора Лозовского никогда не трогало, но сейчас выбирать не приходилось. Стараясь придать голосу как можно больше выразительности, он принялся декламировать с такими восторженно-угодливыми интонациями, как будто у него на закорках сидел сам Блок. К счастью, чёрный незнакомец остался доволен услышанным - расхохотавшись, он заёрзал, похлопал Лозовского ладонью по плечу и велел продолжать.

…Когда вдали замаячили две облезлые красные пятиэтажки, сразу за которыми пролегала единственная асфальтированная улица Нижней Сосьвы, Аристарх Харитонович уже чувствовал себя совершенно обессилевшим. Он хватал воздух ртом, цеплялся одной ногой за другую и надрывно кашлял. Невыносимо кололо в правом боку. Пот изливался в глаза такими бурными потоками, что приходилось постоянно моргать, щуриться, морщить лоб и строить идиотские гримасы. Особенно же унизительной была необходимость исполнять все сумасбродные прихоти наездника: за время пути Лозовскому пришлось поддерживать беседу о добыче алмазов в Якутии, английском интеллектуальном романе первой половины ХХ века, новых свечах от геморроя и последнем фильме какого-то фон Триера. Кроме этого, он был вынужден обстоятельно рассказать о свершившейся 25 лет назад потере девственности, и изображать, как кричит во время оргазма Елизавета Никитишна, а как Лариса Львовна.

Выслушивая очередной монолог незнакомца, на этот раз о перспективах библиотечного дела в свете построения иного информационного пространства, Лозовский ковылял к дому. Перед глазами всё плыло и кружилось, из гортани рвались прерывистые влажные хрипы. Измученный Аристарх Харитонович даже не почувствовал ни радости, ни облегчения, когда страшный голос вдруг возвестил:

- Довольно. Приехали. Ты домчал меня с ветерком и, надо заметить, проявил себя как очень неплохой собеседник. Всё-таки, до чего же приятно иметь дело с начитанным и духовно развитым человеком! Но главное, помни: ты всегда, всю свою жизнь ехал в последнем вагоне, а сейчас его вдобавок, ещё и отцепили. И если ты ещё никогда не видел глаз Вербального Раввина, то возможно, скоро тебе посчастливиться увидеть их. Они такие же восхитительные, как мои чёрные птицы. Прощай же!

Сказавши это, жуткий незнакомец спрыгнул на землю и зашагал по дороге в обратном направлении. Аристарх Харитонович в изнеможении рухнул и уставился ввысь, на далёкие холодные звёзды. Мертвенная безмятежность ночного неба действовала успокаивающе. Лозовский с умиротворением прищурился и по-детски зашлёпал пышными губами – оттуда, сверху, на него смотрели сияющие невозмутимой злобой глаза Вербального Раввина.

Очнулся он оттого, что кто-то яростно тряс его за плечо. Аристарх Харитонович открыл глаза и с изумлением обнаружил себя лежащим на вытоптанном газончике у входа в родной подъезд. В разламывавшейся от боли голове угрюмо шевелились воспоминания о произошедшем. Однако, сейчас было уже светло, рядом топтались какие-то серые люди, которые с недоумением размахивали руками и сердито что-то кричали. Аристарх Харитонович смущённо завозился и, не без натуги, принял сидячее положение. Обступившие Лозовского люди утюжили его неприветливыми мрачными взглядами, кое-кто брезгливо поплёвывал в клумбу с бархатцами. Приглядевшись, Аристарх Харитонович различил знакомые лица: здесь были управдом Самуил Иммануилович Гомзюков, уважаемая Аглая Аполлинарьевна Козубовская со своими четырьмя мопсами, одноногий соседский мальчик Паша, а ещё негодяй Янчицкий, дочь Оленька, шурин Аркаша и прочая публика.

- ЭТО ЧИСТОЕ БЕЗОБРАЗИЕ!

- БЕЗОБРАЗИЕ!

- ПОЗОР!

Гневные выкрики собравшихся дребезжали как-то приглушённо, словно бы Лозовский сидел в мешке или ящике и оттуда слушал обращённую к нему ругань.

– А ЕЩЁ КАНДИДАТ ЭКОНОМИЧЕСКИХ НАУК!

- ВИДАННОЕ ЛИ ДЕЛО? НАЖРАТЬСЯ В ДРОВА ПОСРЕДИ РАБОЧЕЙ НЕДЕЛИ!

- КУДА МЫ КАТИМСЯ? СОВСЕМ СТЫД ПОТЕРЯЛИ!

Ужаленный беспочвенными обвинениями, Аристарх Харитонович побагровел и вскочил, совершенно позабыв о боли:

- Это неправда! Я не был пьян…Я… Я вообще не пью! – дрожащим от праведного негодования голосом выкрикнул он и окинул слушателей патетическим взглядом. Лица глядящих на него людей привели Аристарха Харитоновича в замешательство: шурин Аркаша втянул щёки и выпучил бессмысленные мутные глаза, управдом порицающе качал головой и как бы невзначай косился на упитанный зад Аглаи Апполинарьевны, мальчик Паша сосредоточенно заталкивал в ноздрю указательный палец, дочь Оленька рассматривала стрелку на колготках, пепельные рожи остальных выражали тупое недоумение и гадливость. Рассказывать им про вчерашнее приключение не имело никакого смысла.

Лозовский махнул рукой и с видом человека, которому нечего терять, негромко произнёс:

- Впрочем, что скрывать? Было… Бес попутал. Но кто из вас без греха господа? Прошу не судить меня строго. Ведь на моём месте мог оказаться любой из вас, господа… Помните: все мы едем в последнем вагоне, а сейчас его вдобавок ещё и отцепили. Не сердитесь на меня. Давайте я вам лучше стихи почитаю. Вы любите поэзию?

В презрительном молчании собравшихся Лозовский, всё же, уловил некую озадаченность. Он отряхнул измазанные глиной рукава пиджака, поправил воротник, и, выставив вперёд правую ногу, закрыл глаза. От воодушевления в горле клокотали проникновенные судорожные всхлипы:

«Белой ночью месяц красный…

Выплывает в синеве.

Бродит призрачно-прекрасный

Отражается в Неве»…