Литература

Здравствуй, мама! Ты за меня не беспокойся, устроилась хорошо. Колония для несовершеннолетних – это лишь звучит страшновато, а так жить можно. Кормят неплохо, хоть и однообразно. Перловка – бе-е!

Соседки по камере нормальные. Когда въехала,

учинили допрос с пристрастием, кто, откуда, и знаешь, вот эта бабская змеиная хитрость, из-за которой я с парнями всегда больше и общалась, чем с девчонками, хитрость на грани подлости – заглядывают в глаза, улыбаются, чаем поят, проблемами интересуются, а когда все выспросили, решили проверочку закатить, сукой хаты сделать, старшая прокладки свои грязные разбросала и велела убрать, овца наивная - стоишь на своем, прессуют, бьют по груди и в живот, знают, куда больнее – на то они и девочки, отбиваться бесполезно, нужно просто подниматься, если сбили с ног, всегда подниматься, и я вставала, огребала, падала и вставала, смеялась, как полоумная, и отстали, потому что здесь, на колонии, как и везде, сколько раз упал, столько и встань, иначе затопчут и сожрут, как в передаче «Энимал Плэнет», в общем,

напоили чаем, утешили, что здесь еще не так и плохо.

И знаешь, в колонии, действительно, свои плюсы оказались. Во-первых, курю меньше. Здесь, на малолетке, это вовсе запрещено, но девчонки тайком смолят, когда есть возможность. Табак им в передачках запрещают, но конвоиры до денег жадные всегда были, с куревом перебоев нет. В камерах курить нельзя, бабы-надсмотрщицы за такое сразу дубинкой греют. Но даже среди них нормальные люди попадаются. Тетя Тоня, когда в душ нас водит, всегда время дает на перекур – только потом в душевой надо кипяток пустить, чтобы дым в пар ушел, и папиросами не пахло.

Во-вторых, меня здесь шить научили. Сидим в цехе днями, перчатки строительные строчим и прочие радости жизни,

на машинках этих - «Ласточках» - есть такая подставка под катушку-шпульку, страшная вещь, если в лицо вгонят, а так и делают с теми, кто зарывается, или под коблу не хочет ложиться…ах да, ты же не знаешь, да и откуда тебе знать, кто такая кобла – активная лесбиянка, страшные они, как моя жизнь, красивым здесь сложно, моим волосам вся школа завидовала, поэтому на колонии я голову ни разу не мыла, пусть грязные лохмы, но при мне, а то как-то въехала на хату пассажирка – блондинка с волосами из рекламы, так ей прическу быстро поправили, спалили половину, и кабздец, но хуже всех на хате живется мышкам-тихушницам, этих быстро ломают – если предки вовремя не спохватятся, и на цивильную хату не переведут, сто бачинских в месяц, и спи себе на чистых простынях в уютной комнатке с зомбоящиком, золотая молодежь и здесь не пропадет, а пошив верхонок – это для простых смертных вроде меня,

так что теперь я девица-рукодельница, Варвара-Краса Длинная Коса. Видела бы ты меня сейчас!

Только не придешь ты, и отчим – тоже. Не мешала бы вам, не настрочили бы на меня заяву, правда? Трудный подросток, девиантное поведение, малолетняя преступница, делает все назло… Так что письмо это – черновик. Как этот мой здешний год.

Выйду и заживу по-настоящему.

Набело.

Назло.