Литература

Вообще-то я прыщавый карикатурист, работающий на газетёнку «Лунар-Экспресс». Я высок ростом и, да, у меня убогие очки с толстыми линзами, доставшимися мне еще со школы. Я рисую комиксы про Маусмэна – самого непримиримого борца с преступностью. Стилистически он крайне похож на древнего Супермена, но меня это мало смущает – лишь бы хорошо боролся с негодяями да победно б развевался плащ (флаг). Трах-бум-бэнг! Вот так блистательно Маусмэн расправляется со всеми; а я лишь щурю глаза в это летнее утро от яркого солнца, осыпающего Лунар-Сити тоннами радиации, и иду рядом со своими друзьями: Вуди и Селией. Маусмэн – это Вуди, а Селия – это Селия, которую я всё никак не могу ничем поразить.

Я несу в редакцию свежую серию про Маусмэна, в конце, разумеется, он стоит на куче тел вырубленных врагов и его красный плащ победно реет (флаг). Вуди и Селия смеются, а я смеюсь вместе с ними, думаю, что надо бы оклеить газетами мои окна, а то солнечный свет очень мешает по утрам, когда я обычно собираюсь спать. Мы болтаем о всякой ерунде, о том, почему в Лунар-Сити такой нью-йоркский климат и кто это так придумал. Да и сам город напоминает NYC очень сильно: те же перекрестки углов зданий, те же подъезды, даже канализационные люки и пар из них – всё, как в старинных голливудских фильмах. Говорят, что NYC уже не тот, но для нас-то он всегда будет тем самым, единственным, по образу и подобию которого строились все Сити в системе и за её пределами. Ну а мы – мы всегда его отпрыски да и мода у нас непреходящая – винтажные фильмы ХХго века, да, тогда было что посмотреть, и страсти кипели у людей самые что ни на есть, хотя, по хорошему рассуждению они остались таковыми и сейчас. Просто сейчас как-то в моде еще и гражданская ответственность, да и против Пирамиды никто особо-то не выпендривается, все как-то примерно одинаково сдерживают свои эмоции. Но все ж понимают, что это только front-stage, а за картонными кулисами течет всё та же феллиниевская жизнь итальянского городишки, вечно ждущего своего белого парохода, бегущего краем планеты.

А вот Вуди выпендривался. Мы об этом часто говорим с друзьями, и о том, что у управляющих корпораций всегда такие идиотские названия вроде Пирамиды, Большой Гаммы или там Оу-меги, бред, короче, ну кому вообще в голову может прийти назвать своё типа правительство, как какое-нибудь мороженое. Ну вот есть этот город-полис, а есть просто правительство, так вот к чему эта перегруженность символами: эти лиловые балахоны и прочая фигня; ведь немудрено догадаться, что при том обилии полисов в системе эти мороженщики неизбежно будут повторяться и это несмотря на то, что у каждого полиса свое имя и уникальный идентификационный код. Но я-то все эти рассуждения распространял лишь в кругу друзей, а вот Вуди, ну он же Маусмэн, он мог и в кабаке такое ляпнуть или на собраниях жителей полиса – прийти туда со стаканом какого-нибудь своего дикого алко-коктейля, смачно харкнуть в него и запустить в трибуну, где обычно находился представитель корпорации. Не то что бы тут был полный допотопный контроль или вроде того, просто Вуди надо было тормошить это болотце да и Селии это нравилось и, что тут греха таить, мне тоже. Возможно, поэтому его и похитили.

Ну да, может рисовальщик я еще ничего, но рассказчик из меня никакой. Мы шли мимо его офиса, он сказал, что заскочит на секунду оставить кое-какие бумаги (он, как это ни банально, работал рядовым сотрудником в службе экспрессов). Я еще тогда заметил два подозрительных черных мобиля у подъезда или это я лишь сейчас пишу, что «заметил»; а тогда лишь смотрел вслед Вуди и всё, а потом ждал с Селией, как дурак, пять, десять минут, звоню Вуди, телефон не отвечает, внезапно мобили за нашей спиной срываются с места и исчезают за поворотом. Так, это мне не нравится. Мы заходим в офис, его нигде нет, идем к черному входу, у крыльца лишь раздавленный телефон Вуди и следы от протектора мобиля. Ясно, это Пирамида. Откуда у меня взялась такая уверенность – не знаю, но еще более смешно – откуда у меня взялось в голове то, что мы вообще можем чем-то помочь Вуди, если это на самом деле Пирамида. Да, всё дело в Селии, тут как раз таки всё просто. Я разрываю рубашку на груди, обнажая эмблему синего костюма Маусмэна с кличем: «Это я настоящий Маусмэн!» - прыгаю на стену и, красиво оттолкнувшись, от неё приземляюсь на землю. Представляю, как это выглядело в глазах Селии: долговязый дрыщ в очках, но она даже ухом не повела, ей на самом деле хотелось помочь Вуди. А дальше всё как сон.

Лиловые балахоны у меня дома, которые я хранил из комиксоголических соображений. Проникновение в цитадель Пирамиды. Мы у пирамидального терминала размером с десятиэтажный дом; пытаемся отрегулировать время, чтобы вернуть нас всех в это утро, только выходит лишь то, что древние фараоны облачаются в лиловые балахоны, а мы – в фараонские одежды, они грозят нам кулаком и мы перестаем химичить со временем; мы принимается нажимать и вертеть еще какие-то маховики, но это лишь изменяет линзы отображения Вселенной, она то сливается с нашим терминалом шарообразно и ничего в ней, кроме нас двоих, не остается, то обратно разносится по бесчисленным двухмерным сетками координат. Вынырнув из гигантского бассейна, видим египетский обелиск, над которым сияет «жаркое инопланетное цифровое солнце», это безумно красиво, когда ты видишь и ощущаешь, что над тобой не просто плёночка неба, но над тобой сам космос, за голубенькой оболочкой – бездонная ночь, что становится днем, только если уж очень приблизиться к перфорированному ночнику-звезде. Так мы и живем мотыльками, думая, что день-солнце – это жизнь, а ведь она не более чем забавное исключение, временная электроточка на батарейках, клик и выключен ночник. Мда, дизайнер определенно много времени уделил Serious Sam, а значит, это не самый плохой дизайнер!

Я всё про мелочи. Нам всё-таки удалось найти Вуди. Он был в колбообразном помещении невероятных размеров. Мы оказались на самом верху, за толстенным стеклом. Это и в самом деле напоминало колбу, мы даже увидели людей в biohazard костюмах на нижних уровнях. Но еще мы видели пытки Вуди, и это было самое страшное. Его держали два манипулятора – две механические руки, настолько прочные, что даже он не мог их разломать. Каждый раз объявлялась «процедура», что будет к нему применена: Дантист, Иглотерапевт, Уильям Уоллес… – названия у них были всё такие же идиотские. Ему пытались выдолбить зубы каким-то отбойным молотком, пронзить несколькими остриями, растягивали его в разные стороны и всё это делали другие манипуляторы, но с единственным отличием – они были одеты в большие мягкие перчатки Микки-Мауса (видимо, у них это означало иронию над Маусмэном или аллюзию на Великого надсмотрщика Диснея?). А Вуди всё не ломался, не протыкался и не рвался. В конце концов его стали мотать в центрифуге, но ему было всё нипочем, он даже попытался заложить руки за голову для удобства и всё время смеялся, как ненормальный. Я уж не знаю, чт̀о происходило внутри его тела, не видел его глаз. Я просто не знал, изменили ли они его душу, или же ему было так же страшно, как если бы все эти инструменты могли ему повредить. Селия забилась в угол не в силах на это смотреть, я пытался её успокаивать, что, мол, Вуди попал в аварию, медицинский эксперимент, что полная неуязвимость, но при этом я чувствовал содрогания гигантской колбы, когда Мистер Кулак и Мисс Кувалда пытались размозжить Вуди об стену. Нам нужно было спасаться самим. Я говорил, что с Вуди ничего не будет, а мы в большой опасности, Селия лишь просила оставить её. Я решился, скинув балахон и взяв её телефон, сказал, что вернусь за ней, как только найду выход.

И вот я сижу здесь, в одном из коридоров этого лабиринта и пишу эту записку, ибо делать мне совершенно нечего, и я выбился из сил, наматывая круг за кругом, только вот консервной банки из Пенджикента, которую я никак не мог бы открыть, мне еще не хватает. Не знаю, что будет дальше, куда мне идти или куда мне возвращаться. Как сказались те наши штуки с пространством и временем на том, где и когда мы существуем? Тут и сейчас? По отношению к чему тут и к чему – сейчас? Просто клетки внутри меня разлагаются, а вот внутри Вуди – нет. Так когда же он существует? – или он существует просто потому, что есть перфорированный ночник, в котором тоже, как и во мне, гибнут молекулы; а если прекратить распад, тогда останется лишь звездная ночь и Вуди, бредущий по ней? В кого тогда он будет кидаться стаканами?

Кто-то идет, да-да, я слышу шаги! Черт с этой запиской!..

Из-за поворота выходит симпатичный черный парень в серой капюшонке. Я даже рта не успеваю раскрыть, как меня посещает видение: маленький негритенок стоит под неЗемным небом, стоит совсем один и смотрит на звезды.

- Эй, постой, постой же!

- О, привет, а я тебя не заметил.

- Ты куда идешь?

- Я только что с экспресса сошел, вот, иду на выход, тут прямо, налево, через энергополе, тут проход, еще раз налево и всё.

- Окей, пойдем вместе, мне нужно срочно отсюда выбраться.

- Да без проблем, идем. Я сам только что из NYC, так что еще тут не обвыкся.

- Ничего, скоро обвыкнешься, тут вообще происходят интересные вещи, город будущего ж, как бы…

Мы выходим с ним на площадку, рядом небольшая остановка. Солнца нет, вокруг только Вселенная. Я уже еле иду, но думаю сделать фото этого неба для тебя – экран телефона пронзается и заполняется звездами, рассыпавшимися, как конфетти.

И тут я перевожу взгляд с экрана и вижу этого парня: он стоит под звездным небом и смотрит на Землю. Я подхожу к нему:

- Видишь, можно даже дотронуться до Земли.

- Никогда такого не видел, - восхищенно выдыхает он.

- Это, вот что светится желтым – космодром «Европа», эта горящая линия через весь континент – Транссибирский город, а это… это SPb, откуда Селия родом, а это, это… - меня начинает трясти. – Это же Земля! Ха-ха-ха! Это ЖЭ Земля! Ты только посмотри!!! Другой такой нету нигде, вот так теперь она близко! Смотри! – я протягиваю руки и чего-то касаюсь.

Всё идет кругом, мир, то гаснет, то вспыхивает, всё смоталось и размоталось, перемоталось туда и обратно… Я с удивлением увидел опять себя, маленький негритенок, опять звезды с обратной стороны Луны, мотыльки на свет светлячков, мозг без разума, вечные клетки, отражают свет и меркнут, новая Вселенная, новая ночь – всё рухнуло в космос.

Я очнулся на земле, рядом лежит этот парень, я подползаю к нему и надсадно хриплю ему в лицо какую-то нелепицу: «This is the hardest weed you"ve ever tried. Theee hardest…»

Целую его в полуоткрытые губы. Его глаза открыты, капюшонка на груди распахнута, я кладу голову на его голую грудь, усеянную созвездиями шрамов пулевых ранений. Я успокаиваюсь. Вокруг – новая ночь.