“Так и помер прадед: без шекеля в кармане, зато на исторической родине!” - дед Акакий умолк и начал сосредоточенно сворачивать самокрутку. Когда тоненький, хорошо прослюнявленный кулёчек был готов, он достал из кармана телогрейки пару сигарет “Честерфилд”, выпотрошил их в корявую, морщинистую ладонь, и начал самозабвенно впихивать пахучий табак в жерло “козьей ножки”. Мужики, сидящие полукругом у костра, также зашебуршились, сворачивая цигарки.
- “Бреши дале”, - прогнусил Иван Корягин по прозвищу “пупок”, низенький, гойморитный мужик.
- “Да-але!” - передразнил его Акакий, - “Дале - кардан в анале! Дале!” Однако же, помолчав с минуту рассказ свой Акакий продолжил:
- “Дед мой погиб в Великую Отечественную, в маленькой деревеньке под Смоленском”.
- “Я ить тоже в тамошних местах солдатил”, - подал голос седой, как лунь Поликарп Вьюшкин, - “К какому полку твой дед-то приписан был?”
Акакий выдохнул большой, витиеватый клуб дыма и только после этого ответил:
- “Да не был он ни к какому полку приписан. Он по-своему с фрицами сражался. Как только немцы в деревню вошли, дед в первый же день нанялся служить полицаем”.
- “Предатель, стало быть!” - разочаровался Поликарп.
- “Какой же он предатель, если за месяц две немецких роты ухайдакал?!” - обиделся Акакий, - “Дед у них всю тушёнку распиздил и рацию сломал. Они через месяц с голодухи как котята передохли. Дело-то зимой было. Живности в деревне никакой. Народу хоть бы хер! Он у нас к голодухе привычный, народец-то! А фрицы, те пожиже будут - не сдюжили. Наши когда пришли, в деревне десятка два полудохлых фашистов оставалось. Их даже и в плен-то забирать не стали. Дали по банке Советских пайковых консервов, у них животы и вспучило. К вечеру все передохли. А деду хотели даже медаль дать, да не дожил он до награды”.
- “Отчего не дожил-то?”
- “ Отчего, отчего - помер! Тушёнки трофейной перекушал!”
Мужики замолчали. То тут, то там из-под телогреек слышалось голодное бурчание. Чтобы устранить неловкость, снова закурили.
- “А батько твой как помер?” - спросил Корягин.
- “Отца в семьдесят пятом убили”, - задумчиво произнёс Акакий.
- “КГБ?” - предположил Лёха Анашкин, который сам в своё время сидел по пятьдесят восьмой статье, и только недавно вернулся в родные края из магаданских лесов.
- “Да нет, не КГБ. Соседи по комуналке убили. Когда отец в город приехал и пошёл на завод устраиваться, он сразу начальство предупредил: дескать нельзя его с диореей в комуналку селить. Да где там! Поселили, да ещё и соседей самых, не приведи господь, подгадали! Ну первые пару месяцев сожители отцовы ещё как-никак терпели его многочасовые посиделки в уборной. Кое-кто даже на улицу до ветру бегал. Однако вскорости стали папаше моему выговаривать. И вот однажды, приходит он значит со смены, и прямиком к сортиру направляется. А ему наперерез уже марширует одна скандалёзная дамочка - соседка по комнате. И вот эта самая особа, кокетливо так и спрашивает, вы, мол, что там прописались что ль? А родитель мой сердешный, не будь дурак, достаёт из широких штанин аусвайс и вместо ответа ей в морду тычет. А в паспорте чёрным по белому обозначено: улица Социалистическая, дом тридцать четыре, а вместо номера комнаты указано - уборная. Соседку ту аж затрясло всю. А на следующий вечер, когда отец с работы возвращался, его в тёмном переулке и шибанули по темечку бачком от унитаза. Ну, следствие конечно было, да нешто найдёшь?! Так и сгинул папашка мой. Через понос сгинул”.
- “Да-а, история!” - крякнул дед Поликарп, - “Однако, сколько же тебе лет-то? На вид мы с тобой вроде как ровесники, а ты говоришь, что отец твой в семьдесят пятом году помер!”
- “А лет мне от роду двадцать шесть”, - улыбнулся Акакий.
Мужики опешили. Кто-то подавился табачной затяжкой. Повисло напряжённое молчание. Все непроизвольно разглядывали седые акакиевы космы и такую же бородищу, свисающую до пупка.
Проследив взгляд собеседников, Акакий виновато пожал плечами: “Да это я по молодости в “Квэйк” очень много играл, нервничал, вот и поседел раньше своих лет”.
Больше в ту ночь никто ничего не рассказывал. Молча сидели вокруг костра, периодически бросая косые взгляды на Акакия и тяжело вздыхая о чём-то своём… |
проголосовавшие
комментарии к тексту:
