Rambler's Top100
fisting
упырь лихой, явас ебу, гальпер, а также прочие пидары и гомофобы.
... литература
Литературный портал создан с целью глумления над сетевыми графоманами. =)
Приют
мазохиста!


Для лохов



knave

Герой газет живет один день (отрывок) (для печати )

Пробуждение

 

Матадор проснулся в приемном покое стадиона. Тело, как цепи, сковывали пропитанные кровью бинты. Он ощупал рукой рану на животе – кровотечение остановилось.

В комнате никого не было. По стоявшему рядом металлическому операционному столу стелился приглушенный лунный свет, который проникал через маленькое окно, расположенное над головой Матадора.

Как ни странно, он не чувствовал боли, как это обычно бывало после ранений на поле боя. Матадор помнил, как пришел в себя в приемном покое в Депортиво – кровотечение было таким сильным, что врачи не рискнули везти его в больницу, проведя операцию на стадионе. Только тогда в приемном покое было много людей: его верные бандерильеро, антрепренер, группа доверенных репортеров и, конечно же, врачи. Куда же все подевались сейчас?

Матадор вспоминал последние мгновения схватки. Как он, балансируя на промокших от крови туфлях, встал напротив быка и приготовился нанести удар. Бык был полностью покрыт кровью, отчего его шкура стала буро-красной. Он тяжело дышал, а в глазах пылало безумие вперемешку со страхом. Бык понимал, что загнал себя в угол, что ни при каких условиях ему не удастся уйти живым с арены, и единственное, что ему оставалось, - биться до конца.

Можно было отбросить условности – никто не смотрел в их сторону, и они не были скованы оковами традиций публичного зрелища. Матадор сделал шаг вперед, и бык двинулся ему навстречу. Он опустил голову и дал понять, что принимает вызов. По его рогам скользнул луч заходящего солнца, и бык бросился вперед.

Матадору не было больно. Ему хотелось рассмеяться, громко захохотать во весь голос. Трибуны, еще десять минут назад забитые до отказа, опустели. На желтом песке арены были вытоптаны линии боя, на которых пунктиром была нанесена кровь. Ни единой живой души – они, два вечных соперника, лежат в обнимку, истекая кровью, посреди праздника, с которого ушли все гости. Это была ирония – откровенная и беспардонная, как старая портовая потаскуха. Он боялся умереть на глазах тысяч зрителей – боялся тогда в Депортиво, и боялся спустя годы, отчего даже пообещал себе никогда больше не участвовать в настоящей корриде, ограничившись выступлениями в ярмарочных спектаклях для деревенщины. И вот сейчас, когда настала развязка истории Матадора, никого не оказалось рядом.

Он приподнялся на локтях, отбросил простыню, которая его накрывала, и к собственному удивлению обнаружил, что он по-прежнему одет в свой золотой костюм, подпоясанный окровавленными бинтами.

Матадор вышел из дверного проема и оказался во мраке подтрибунных помещений. В коридоре были низкие потолки, Матадору казалось, что он касается их темечком. Он шел на ощупь, выставив перед собой руки, как лунатик.

Он не заметил, как вновь оказался на арене. Над стадионом качалась мертвенно-белая луна, и молчание ночи нарушал лишь гулявший по верхним ярусам ветер. Песок остыл, стал холодным и жестким. Матадор вышел в центр арены, в точку, вокруг которой вращался бой, поклонился до колен, снял треуголку, помахал ей трибунам и рассмеялся.

Матадор вспоминал свое детство. Как он впервые оказался на корриде и увидел Антонио Ордоньеса – он точно околдовал быка и тот подчинялся каждой его команде. Это не было похоже на убийство – Ордоньес как будто разыгрывал спектакль специально для маленького Альфредо, раскрывая перед ним тайны древнего искусства выверенными и отточенными взмахами мулеты.

Он помнил тот день, когда они ранним утром пробрались с мальчишками на задний двор фермы и, используя вместо мулеты обрывок шторы, дрались с молодыми бычками. Нескольких его друзей бычки боднули, и они испугавшись до смерти убежали прочь. Но Альфредо почувствовал небывалый прилив сил – ему удавалось раз за разом провести бычка, закружить его, так что тот оступился и упал. Это была победа. Первая. Альфредо понял, единственное, что он хочет чувствовать – вкус победы, удар адреналина в сердце, от которого кровь вскипает в жилах. Позднее к этому добавилась страсть к аплодисментам, когда десятки тысяч незнакомцев со свистом и криком выносят тебя на руках прямиком в звездную севильскую ночь.

Матадор перебирал страницы памяти: свой первый выход на арену, когда ему удалось трижды убить быка с первого раза, и впервые услышать, как многотысячная толпа скандирует его имя:

- Альфредо!

- Альфредо!

- Альфредо!

Когда его впервые поднял на рога бык. Альфредо не рассчитал дистанцию и совсем потерял рассудок – желание прикончить быка одним ударом, чтобы вновь сорвать овации, перекрыло холодный расчет. Он бросился вперед, но бык опередил его и рог чиркнул правый бок Альфредо. Рана была неглубокая, но вид крови распалил Матадора – и он, отбросив в сторону мулету и треуголку, быстрым шагом пошел в сторону быка, затем перешел на бег и вонзил шпагу в загривок. Шпага вошла, как нож сквозь масло. У быка моментально подкосились ноги, и он рухнул на обожженный песок.

Он вспомнил, как приходил в себя после поражения в Депортиво. Он лежал второй месяц в загородном пансионе на берегу моря. Первая волна посетителей сошла на нет. Альфредо потерял память – он никого не узнавал и каждый день был, как открытие. Он забыл, что когда-то был тореро. Врач сказал его друзьям, что он больше никогда не вернется на арену. После этого известия рядом с ним никого не осталось – даже верные бандерильеро не навещали его. Начался новый сезон корриды, и они отправились в путь с другим матадором.

Альфредо часами гулял вдоль моря. Он прислушивался к шуму прибоя и всматривался в армаду волн, выискивая в соленой воде частички своего прошлого. Он хотел вспомнить свое детство, первый выход на арену, женщин, в которых успел влюбиться и бросить.

Ничего не выходило. Перед глазами была белая пустошь – ничто, которое с каждым днем прорастало в нем, пуская корни новой жизни: человека без имени. Альфредо блуждал в лабиринтах памяти, из которых вырезали все живое, оставив голые, заплесневелые стены.

Соседи по палате, уборщицы, медсестры, даже врачи звали его просто – Матадор.

- Эй, Матадор, когда на арену?

- Кто-нибудь видел Матадора?

- Матадор, пора принимать лекарства!

Он не обращал внимания на их слова, потому что ему нечего было ответить. Он был человеком без имени, без прошлого, без воспоминаний. Закостеневшим деревом, из которого вычистили всю сердцевину.

Альфредо встретил ее там же, на берегу. Она сидела, подобрав под себя ноги. Смотрела также вдаль, раскачивалась в такт прибоя. Она была моложе его лет на десять-пятнадцать, совсем юная. Она не сторонилась его, и Альфредо мог сесть рядом, и она не спрашивала его о прошлом, и ему не приходилось в очередной раз оправдываться за безымянную сторону своей жизни. Их история началась с молчания – силы, которая объединяет двух людей сильнее, чем слово: если они умалчивают об одном и том же.

Ее мама еще маленьким ребенком вместе с родителями покинула Испанию, когда республика была разгромлена и власть захватил Франко. Она выросла в стране, о которой Альфредо слышал лишь то, что там целый год холодно, как на северном полюсе, и что там бесповоротно и окончательно победил коммунизм.

- Мне говорили, что я похожа на отца, - рассказывала она. – Что по мне и не скажешь, что моя мать испанка.

Она сказала Матадору, что в подростковом возрасте вернулась жить в Испанию, поселившись в Севилье в доме бабушки и дедушки. На лето они уезжали в деревню к морю. «Она недалеко отсюда. Нужно дойти вон до того старого причала, переплыть выступ скалы и пройтись вдоль берега метров сто», - объяснила она.

Она ухаживала за Матадором, как за своим ребенком. Бережно помогала вспомнить самые простые вещи: как завязать галстук, сварить кофе, погладить рубашку. Они стали неразлучны. Матадор выходил из пансионата на берег и возвращался далеко за полночь.

- Скоро ты все вспомнишь, - уверяла она.

Она начала читать статьи, в которых писали о победах Матадора. Она читала отрывки из истории о корриды, и даже где-то разыскала детскую книгу о тавромахии, в которой были проиллюстрированы основные приемы: вероника, полувероника…

Летние дни летели один за одним. К Матадору возвращалась память. Он просыпался в своей постели, и вместе с пробуждением ото сна в нем пробуждались воспоминания: о детских боях с бычками на ферме, схватках на первых копеях, о выходах на заполненные многотысячные пласа дель торо.

- Скоро мне нужно будет вернуться домой, - сказала она. – Я уже почти закончила учебу. Остался год. В России все переменилось. Надеюсь, что теперь я смогу приезжать сюда каждый год. Ты будешь меня ждать?

Матадор поймал ее взгляд – и прошлое обрушилось на него, как рухнувшая крыша дома. Он почувствовал забытое чувство, которое остро кололо в груди, - когда женские глаза смотрят доверчиво, с надеждой на скорый ответ. Так смотрели на него сотни женщин, когда после очередной победы зрители выносили его на руках со стадиона, и он ловил их взгляды: полные надежды, что именно ее он выберет для того, чтобы создать еще одну историю разделенной и ответной любви. Хотя бы на одну случайную ночь.

В раскаленной от августовской жары комнаты пансионата он не мог уснуть до утра. Память оживала в его теле – мучительно, до боли в мышцах. Он взял простыню, сложил ее вдвое, и встал посреди комнаты. Матадор слышал аплодисменты, звуки оркестра, стук копыт. Он кружился по скрипучему паркету, исполняю полуночную корриду одиночества.

Она вернула ему память. Все то, что он хотел забыть, чтобы больше никогда не возвращаться на арену и не вступать в бой, который он боялся проиграть. Ему хотелось остаться навсегда в этом безмятежном детском мире, в котором было море, берег и ее миндалевидные, светлые глаза.

Но было поздно. Прошлое тянуло его назад со всей силой. Вдруг в его комнате объявился антепренер и предложил выступить в пробном бою на деревенском фестивале. Объявились старые друзья, которые убеждали его вернуться на арену. Даже его врач сказал: «Матадор, лечение подошло концу. Пора возвращаться к жизни».

- Я буду с тобой, когда ты снова когда ты выйдешь на бой, - сказала она. Стояла первая сентябрьская ночь. Они лежали в постели в комнате Матадора и пытались сдержать крепкими объятьями то, что расходилось по швам. Ей предстояло вернуться домой, ему – на арену.

Как только на горизонте прорезались первые всполохи рассвета, она взяла его за руку и вытащила на улицу.

Над безмятежным морем растекалась заря, которую пеленал густой туман. С моря шел свежий утренний бриз, и они брели вдвоем в сторону старого причала. Она достала фотоаппарат.

- У тебя должно остаться что-то на память обо мне.

В бухту возвращались рыбацкие лодки. Они шли косяком, как перелетные птицы, и еще не погасили керосиновые лампы на корме. Лодки были вдалеке, и с берега казалось, что по натянутому полотну моря раскачивались отражения утренних звезд.

Она расположилась вполоборота, развернув округлые плечи навстречу прибою, и вдыхала свежий морской воздух. Она была одета в белую рубашку с коротким рукавом, юбку в волнистую красную полоску, спадавшую до щиколоток, и соломенные сандалии. На коленях лежала полотняная сумка. На ее шее был аккуратно повязан розовый платок, оттенявший алые губы, которые замерли в томительном ожидании, – и капелька пота в унисон застыла над верхней губой.

Она достала из сумки раковину, и поднесла ее к уху. Она внимательно вслушивалась, точно раковина рассказывала ей какой-то секрет, и даже на секунду на ее лице пробежала хитрая улыбка. В этот момент Альфредо нажал на кнопку фотоаппарата. Раздался щелчок фотокамеры, и ее облик навсегда отпечатался в его памяти.

- Мы сделаем две фотографии – одну для тебя, одну для меня. Чтобы ты не забывал обо мне, - сказала она. Следующим утром она уехала домой.

Как и обещала, она постоянно писала ему. Матадор не вскрывал конверты, аккуратно складывая их на дно своего саквояжа. Вместе с памятью к нему вернулось безразличие – это позволяло забывать на арене о страхе, и драться с быком, ничего не боясь. В жизни это безразличие позволяло избегать лишних обязательств, которые он не мог себе позволить, находясь в вечной дороге от одного стадиона к другому.

Прошел год. Набрав форму, выступая небольших деревенских фестивалях и корридах в провинциальных городах, Матадор получил приглашение принять участие в бою на главной пласа дель торо в Андалусии.

По обыкновению в день боя он вышел в город, чтобы прогуляться и унять волнение.

Матадор знал этот город, как свои пять пальцев. Цветочную лавку на центральной площади, из которой по улицам разносился мягкий аромат южных роз, то летнее кафе, где он мог всю ночью напролет распивать вино после удачной корриды. И даже тот бордель, расположенный на границе между бедными и богатыми кварталами, по-прежнему манил его, пробуждая острое желание пуститься в ночной кураж в сопровождении грудастых шлюх.

Он вышел к ее дому как бы случайно. В нем играло чистое любопытство – увидеть дом ее дедушки и бабушки, в котором она когда-то жила в Испании. Забор увивали виноградные лозы, а на балконе были расставлены горшки с гардениями. Из распахнутых настежь окон был слышен смех – ее смех.

Матадор прошел внутрь. Он шел по ее голосу, точно выслеживая жертву. Она стояла в патио, раскачивая на руках младенца, который пребывал в сладком детском сне.

Спустя многие годы он так и не смог объяснить, что случилось в тот момент. Они молча простояли минуту (и она показалась ему вечностью), и когда ее мягкие губы разомкнулись, чтобы сказать первое слово, - Матадор побежал прочь. Через узкие улочки, кабаки, прочь от воспоминаний о пропавших летних днях на берегу моря.

В тот день Матадора проиграл свой бой до того, как вышел на арену. Сердце бешено колотилось, руки тряслись, и он не мог сосредоточиться. Короткое воспоминание о встрече в патио, о младенце и побеге назад, в свое прошлое Матадора, не давали ему покоя. Бык почувствовал его страх и первым же ударом поднял Матадора на рога и отбросил на песок. Когда к нему вернулось сознание – он уже был под капельницей в больнице. На тумбочке рядом с кроватью лежал конверт, на обороте которого она вывела одно слово: «Тебе». Матадор не стал его открывать. Рядом не было саквояжа, и он убрал конверт во внутренний карман жилета.

Когда Матадор вышел из больницы, ее уже не было в городе. Она вновь уехала домой, как только закончилось лето. Как и прежде, он не вскрыл конверт. Только на этот раз, предварительно просветив его на свету, Матадор оставил конверт во внутреннем кармане.

Он вновь стал никем – безымянным и забытым. Человеком, потерявшим память о себе самом. Это позволило ему без потерь переживать безденежье, выступления на деревенских задворках, потерю…

Матадор услышал, как из подтрибунных лабиринтов раздалось рычание. Он шел в потемках на звук, и в сырой темноте он почуял запах зверя. Матадор шел, опершись плечом об стены. Рычание то приближалось, то удалялось.

Он вернулся в приемный покой. Когда он открыл дверь комнаты, то увидел, что пол был заляпан кровью, смазанными кровавыми отпечатками чьих-то подошв. На операционном столе лежало тело, скрытое белой простыней. Альфредо одернул ее – белая ткань скользнула вниз, и он увидел себя. Его лицо окоченело, на уголках губ засохла кровь. Лицо было бледным, точно слепленным из воска или пластилина. Поперек живота растянулся грубый шов толщиной с палец – нитки торчали, видно было, что зашивали рану наспех. Как будто сначала выпотрошили, а потом второпях пытались зашить брюхо, чтобы из него не вывалилось последнее, что осталось.

Альфредо механически отклонился назад… попятился в сторону двери. Он не чувствовал под собой земли. Он закрывал глаза, тер их пальцами рук, щипал себя за бок. Надеялся, что это лишь бред его сознания – слабого, после тяжелой раны. Или страшный, дурной сон. Но каждый раз когда он открывал глаза, картина оставалась неизменной – подсвеченный луной операционный стол, белая простыня с красными подводами и синеющий труп Альфредо Нуньеса, изувеченный ужасным швом – от паха до ребер.

Он побежал прочь, но лабиринты пласы дель торо водили его по кругу. Чем быстрее он бегал, тем скорее возвращался к двери приемного покоя.

Вдруг он вновь услышал рычание. Альфредо двинулся по направлению к источнику звука, и теперь с каждым шагом рычание становилось громче. Он вышел в стойло и обнаружил в запертой в загоне тяжелого, черного быка.

Бык устало посмотрел на него и выдохнул – из огромных ноздрей, как из чайника на плите, вышли две струйки пара. Было очень холодно, и изо рта Альфредо тоже шел пар.

Он подошел к животному, провел ладонью по его мускулистой шее. Бык поддавался его движением, и давал понять, что полностью доверяет Матадору. Альфредо помог ему выбраться из загона. Бык прижался к его боку, аккуратно чтобы не проткнуть рогами. Альфредо гладил его морду, и впервые в жизни ему не нужно было убивать быка.

Они вышли с арены вдвоем с быком.

- Коррида закончилась? – спросил я.

- Ты… - протянул Альфредо. Бык посмотрел на него уставшими глазами и побрел прочь от стадиона. На прощание Матадор погладил его по спине.

– Куда мы поедем? – спросил...

Даже спустя десятки лет Альфредо просыпался именно на этом месте. Этот кошмар снился ему каждый день – как бык вспарывает ему брюхо, как он находит собственный труп в приемном покое.

И каждый раз происходило одно и тоже – старик спрашивал его: «Куда мы поедем?», а Альфредо просыпался в холодном поту.

Это был его вечный, неизбывный кошмар, который он был обречен проживать снова и снова. Сегодня Альфредо проснулся далеко за полдень. Всю ночь он ворочался в кровати, раз за разом проваливаясь в привычный кошмар. Иногда ему удавалось вырваться, он открывал глаза, но не мог сдвинуться с места – тело было словно парализовано, веки накрывали глаза и прорыв в реальность обращался мучительным возвращением в кошмар.

Кошмар, в котором Матадор вновь и вновь проигрывал свой решающий бой.



проголосовавшие

Для добавления камента зарегистрируйтесь!

комментарии к тексту:

Сейчас на сайте
Пользователи — 0

Имя — был минут назад

Бомжи — 0

Неделя автора - факир

Ж и Д
Ключик Жизни
Пишет слово. Пишет два.

День автора - Владд

Театр
Геррантокоб
Чойбалсан
Ваш сквот:

Последняя публикация: 16.12.16
Ваши галки:


Реклама:



Новости

Сайта

презентация "СО"

4 октября 19.30 в книжном магазине Все Свободны встреча с автором и презентация нового романа Упыря Лихого «Славянские отаку». Модератор встречи — издатель и писатель Вадим Левенталь. https://www.fa... читать далее
30.09.18

Posted by Упырь Лихой

17.03.16 Надо что-то делать с
16.10.12 Актуальное искусство
Литературы

Непопулярные животны

Скоро в продаже книга с рисунками нашего коллеги. Узнать, кто автор этих охуенных рисунков: https://gorodets.ru/knigi/khudozhestvennaya-literatura/nepopulyarnye-zhivotnye/#s_flip_book/... читать далее
19.06.21

Posted by Упырь Лихой

19.06.21 Непопулярные животны
19.06.21 "Непопулярные живот

От графомании не умирают! Больше мяса в новом году! Сочней пишите!

Фуко Мишель


Реклама:


Статистика сайта Страница сгенерирована
за 0.035986 секунд