Литература

Секретная база стройбата СССР

в лесах Подмосковья. Декабрь1970г.

В среду после ужина наступил час отдыха перед отбоем.

Вернувшись строем из столовой, четвёртая рота отдыхала.

Большая часть джигитов смотрела телевизор. Старики- интеллектуалы вроде Урманджона Мусарова и Пишты Патаи играли в шахматы, а ешё с десяток бойцов наблюдали за их игрой (хотя наблюдавшие вряд ли понимали, что происходит на доске).

Голые по пояс салаги с остервенением мыли полы, стены и потолки в туалете и душевой.

Внезапно командир третьего взвода старик-сержант Василь Веретко через дневального приказал личному составу взвода построиться в своём кубрике.

Через три минуты взвод стоял в одну шеренгу в проходе вдоль стены, а Василь в ушитой под самые «не могу» сержантской форме, кривоногий и жилистый, при фуражке вышел из каптёрки ко взводу и сказал речь:

-«Наш земляк, сержант Кость Лавровский, что служит в штабе полка, прислал мне сказать - завтра утром из Москвы приезжает инспекторская группа во главе с полковником интендантской службы, на предмет проверки матчасти и хозяйства батальона.

И вроде есть инструкция, что по результатам проверки лучшие подразделения будут поощряться отпусками и увольнительными в город, а худшие - наоборот, будут их лишены на полгода!

Так я посмотрел, как выглядит кубрик нашего взвода - это же ужас! Только в нашем взводе все одеяла на кроватях разного цвета - тут тебе и синие, и красные в клеточку, и серые… Черт-те что! Ума не приложу - как такая хуйня получилась?

Вот прийдёт инспекция, поставят нашему взводу «неуд» - и прощай увольнительные в город на полгода!

Поэтому вечером я принял решение - сегодня ночью после отбоя, конкретно - в 12 ночи (когда дежурные офицеры как всегда уйдут в пятиэтажный корпус, в штаб полка играть в преферанс) – мы нападём на казарму хозроты и отнимем у них одноцветные новые синие одеяла, а взамен им подбросим наши.

Предлагаю добровольцам, согласным вместе со мной пойти на "дело", сделать шаг вперёд.

Вперёд сделали шаг человек 20 из 30-ти, и в числе их - новобранец Барбос, зачисленный в роту только на прошлой неделе.

Веретко прошел вдоль взвода, выстроенного вдоль стены, остановился возле Барбоса и сказал:

- «А ты чего вперёд вылез, салага? Тебе ещё рано ходить «на дело»! Если нас «заметут» – мы, старые кобели, как-нибудь отбрешемся, а тебе вообще конец прийдёт. Сгинешь на гауптвахте! Ану ступай назад!»

-«Нет!» сказал Барбос, «я хочу вместе со стариками идти - когда ещё случай будет?»

-«Я тебе серьёзно говорю - ступай назад! Посмотри на себя - ты заморыш, похож на гандон!»

Барбос тупо стоял на месте, поджилки тряслись.

- «Хуй с тобой! Только потом не жалуйся!» махнул рукой Веретко и продолжал:

- «Слушайте все и запоминайте! Нам надо будет их так на гоп-стоп взять, чтоб они от страха начали в окна прыгать!

Первыми в кубрик тихо врываются Ярослав Турчак и Сойма,

прыгают на дневального и вырубают его.

Следом врывается первая десятка во главе со мной, у нас будут в руках никелированные трубки, снятые кроватей, которыми трубками и ещё пряжками ремней мы будем их ещё сонными «мочить», чтобы они спросонья, в одних кальсонах спасались бегством! Загоним их в душевую и в каптёрку и там закроем.

За нами следом врывается следующая пятёрка, срывает со всех кроватей новые синие одеяла, набивает их в мешки и с мешками сразу убегает.

Последними входят трое джигитов с мешками, где наши старые одеяла, бросают их прямо на пол, после чего вся группа организованно отходит.

Отступайте без паники - я с грузчиками буду уходить последним и прикрою отход. Всё ясно?».

Потом Веретко разбил бойцов на десятки и пятёрки, сказал, кто чем должен вооружиться, и разъяснил остальные детали.

Чтобы нападающих бойцов враги потом не узнали в лицо и не «сдали» начальству - на головы приказано было одеть форменные шапки задом - наперёд, отпоров лезвием ободок шапки от ее верха таким образом, чтобы образовалась широкая щель для глаз.

Когда такая шапка одета на голове - видны только глаза, а вся голова и лицо бойца надёжно защищены от возможных ударов палками, металлическими трубами и другими предметами.

Барбоса сержант определил в состав той пятёрки, которая должна будет , пока идёт драка, собрать с кроватей одеяла и с ними как можно быстрее исчезнуть из чужой казармы.

ххх

Начало операции по нападению на хозроту и захвату одеял прошло успешно - сонные водители, повара и канцеляристы почти не сопротивлялись. Надавав им крепких тумаков для острастки, старики быстро загнали их, как скот, в каптёрку, где хранилась парадная форма и закрыли дверь снаружи на швабру.

Когда Барбос в составе второй волны нападавших вбежал в кубрик хозроты - всё уже было кончено, и «группа захвата» стала с лихорадочной скоростью срывать одеяла с кроватей и набивать добычу в мешки.

Далее события развивались быстро и по очень распространённому сценарию – «человек предполагает, а Бог располагает».

Главный стратег - сержант Веретко, планируя операцию по захвату и успешно загнав солдат хозроты в каптёрку -забыл о том, что во всех помещениях такого назначения согласно требованиям безопасности был установлен телефон.

Коварные повара, сначала не совсем проснувшись после внезапного нападения, быстро пришли в себя. Закрывшись изнутри на засов и позвонив по телефону в комендатуру, они вызвали подмогу. Дежурный прапорщик комендатуры тотчас вызвал по рации все патрули на территории и приказал им срочно собраться к казарме хозроты и силой подавить беспорядки.

Когда на лестнице, ведущей в кубрик хозроты, внезапно загрохотали кованые сапоги здоровяков из комендантского взвода, вооруженных резиновыми дубинками, Веретко со своими стариками забаррикадировал изнутри вход в кубрик металлическими койками и тумбочками, занял круговую оборону и скомандовал ефрейтору Семенею, плотнику буряту Туганову и Барбосу - взять мешки с одеялами, прыгать из окна второго этажа в снег и бежать с добычей в роту.

Туганов, Барбос и Семеней открыли настежь окна, выбросили мешки в снег со второго этажа и следом выпрыгнули сами. Пышные сугробы свежего снега под окнами сыграли с ними злую шутку. Только бурят Туганов, выпрыгнув в окно, благополучно приземлился на ветви роскошной ели и взвалив на плечи свой мешок, бегом скрылся за углом казармы.

Маменькин сынок Барбос прыгал с такой высоты впервые в жизни. Не имея опыта, он недостаточно сильно оттолкнулся от подоконника и упал слишком близко от здания в большой сугроб, под которым оказался скрытый под снегом деревянный телеграфный столб, лежавший плашмя вдоль клумбы.

От сильного удара грудью о бревно у него в глазах потемнело и дыхание на минуту вообще пресеклось. Однако несмотря на сильнейшую жгучую боль в переломанных рёбрах он нашел в себе силы подняться и на четвереньках пополз в темноте вдоль казармы по глубокому снегу, волоча за собой мешок с добычей.

Ловкий худощавый ефрейтор Семеней прыжок тоже не рассчитал, но наоборот - прыгнул слишком далеко. Перелетев через росшие перед окнами ёлочки, он упал грудью прямо на кованую металлическую ограду и повис, пронзённый насквозь сразу несколькими остриями. Одно из ржавых кованых копий ограды пронзило его сердце, и боец, дёрнувшись несколько раз как жук на булавке - умер на месте.

Патрульный взвод комендантской роты, весь занятый дракой с наглыми стариками сержанта Веретко - не заметил беглецов, которые благополучно добрались до родной казармы и спрятали мешки с добычей в каптёрке. Бурят Туганов, заметив висящего на ограде бездыханного Семенея, тем не менее хладнокровно вернулся и прихватив мешок мёртвого товарища, скрылся в темноте и приволок добычу в роту.

Барбос несколько минут вообще не мог дышать от жгучей боли в левом боку, и с открытым ртом был похож на рыбу, вытащенную из воды. Скрываясь в темноте, вдоль здания гарнизонной столовой он пробрался в казарму своей роты, сдал добычу каптёрщику Алику Бариеву, разделся и лёг в постель, замаскировавшись под невинного спящего новобранца.

Хитрый Туганов также улёгся на свою койку в соседнем кубрике и укрывшись с головой одеялом, притворился спящим среди других джигитов, которые не ходили «на дело». В казарме наступила мёртвая тишина, но никто не спал, прислушиваясь к малейшим звукам побоища, долетавшим через открытые форточки.

Итоги сражения были таковы: со стороны хозроты особенно не пострадал никто, кроме повара Муминова, которого нападавшие сгоряча так ударили по голове металлической трубой, что он перестал понимать человеческую речь и весь день бродил по территории военгородка как невменяемый, не реагируя даже на офицеров. Сколько ни орал на него старшина Гуменюк – Муминов так и не очнулся от своей спячки. В результате повара на всякий случай запрятали в лазарет, где он по целым дням молча сидел в палате, глядя в одну точку.

Со стороны нападавшей четвёртой роты ефрейтор Семеней погиб, несколько стариков получили серьёзные травмы в драке. Отморозки из комендантского взвода гранёным железным ломом выломали дверь, ворвались в кубрик и крепко намяли им бока, а младшему сержанту Сойме ударом дубины сломали обе руки.

Самому сержанту Веретко кастетом отщербили половину переднего верхнего зуба, так что вся верхняя губа у него распухла, а в разговоре он теперь шепелявил. Барбос получил в награду перелом четырёх рёбер слева, как раз напротив сердца и тайно страдал от жгучей боли, время от времени сплёвывая при кашле сгустки крови.

Вызванный по тревоге замполит батальона майор Цур примчался на место событий уже после того, как комендатура навела относительный порядок. Когда майор, щеголяя гвардейской выправкой и начищенными сапогами на тонких ножках зашел в кубрик хозроты - побитые старики уже стояли лицом к стене вдоль коридора, а помещение напоминало улицы Хиросимы после взрыва атомной бомбы.

Приказав бойцам комендатуры выйти из кубрика, майор велел Веретко построить своё воинство, прошелся вдоль строя, а затем стал перед ним и долго разглядывал их побитые лица.

-«Ну что, самцы? Доигрались?» произнёс майор своим лёгким лирическим тенором, тембр которого не вполне вязался с трагизмом ситуации.

ххх

Благодаря участию в ночном налёте на хозроту салага Барбос мгновенно вошел в авторитет в батальоне, приобретя славу отчаянного бойца, и отношение к нему со стороны более старших сослуживцев стало совсем другим. Зелёная молодёжь смотрела на него снизу вверх и тихо сгорала от зависти. Но слава не облегчала его физическик страдания - при малейшей нагрузке, а особенно при строевом шаге он не мог ни охнуть, ни вздохнуть от боли.

Так Барбос молча страдал три дня, после чего поздно вечером не вытерпел и пошел в санчасть к дежурному фельдшеру – младшему сержанту Штефану Марусяку, который во всём батальоне слыл человеком добрым, чтобы просить помощи.

Задрав китель и показав фельдшеру левый бок, представляющий собой сплошной светло - синий кровоподтёк, Барбос взмолился: - « Штефан, помоги!»

Осмотрев бок Барбоса, Марусяк даже не стал спрашивать, в чём дело - он понял всё.

Взяв в руку большой ватный тампон, Штефан обильно намочил его йодом из большой бутылки коричневого стекла, со вздохом смазал Барбосу весь левый бок и сказал: - «Одевайся и иди! Тебе скоро станет лучше!»

Как только Барбос вышел из кабинета, добрый фельдшер тотчас направился к своему зловещему шефу - капитану медицинской службы Гуменюку и доложил о визите Барбоса и его серьёзной травме. Капитан тотчас же набрал номер телефона замполита майора Цура и доложил о выявленном им лично ещё одном участнике недавнего мятежа и о его серьёзной травме, которую лучше было бы не лечить, а избавиться от этого солдата как можно быстрее.

Поблагодарив Гуменюка за своевременную информацию, замполит мгновенно принял меры и приказал включить травмированного Барбоса в состав сводной маршевой роты, которая завтра ночью отправляется на Украину, на строительство военного завода.

Пусть его там и лечат!

Вернувшись из санчасти в казарму, Барбос в темноте прошел в свой кубрик, тихо разделся и лёг на спину на койку. Несмотря на не прекращающуюся ни на минуту жгучую боль в левом боку, он почти сразу уснул от усталости - как бы провалился в глубокую чёрную яму.

Но проспать до утра ему не удалось - в три часа ночи кто-то грубо потряс его за плечо.

Открыв глаза, Барбос в одних трусах сел на койке и в полутьме увидел стоящих перед его кроватью дневального - бухарца Антона, а рядом с ним – незнакомого рослого сержанта. Сержант этот, судя по красной повязке на рукаве и щегольской фуражке - был из комендантского взвода.

-«Встать и следовать за мной!» - приказал шепотом сержант, а чтобы Барбос лучше его понял - заехал ему носком сапога по косточке левой ноги.

Барбос вскочил и преодолевая боль в боку, стал быстро одеваться. Пройдя вслед за сержантом по коридору в ярко освещённую каптёрку, он с удивлением увидел там ротного кота - каптёрщика Алика Бариева, который как раз снимал с вешалок парадную форму Барбоса и его новую шинель, чтобы засунуть всё это в большой холщовый мешок. Там же сидел, развалясь в кресле, и лейтенант Сурков, который как раз был дежурным по батальону.

Посмотрев на Барбоса своим обычным зверским взглядом исподлобья, лейтенант процедил сквозь зубы:

-«Рядовой Барбос! Смирно! Согласно приказу Командира Корпуса военных строителей об обмене кадрами между батальонами, вы направляетесь к новому месту службы. Забирайте свои вещи и следуйте за сержантом Грефом. Вам ясно?»

-«Так точно!» - вякнул Барбос, козырнул лейтенанту и схватив мешок со своими пожитками, побежал вниз по лестнице вслед за сержантом. Он так хотел спать, что отнёсся к этой новости почти равнодушно.

Они пересекли обширный плац и через неприметную стальную дверь в цоколе спустились в бомбоубежище, которое располагалось под пятиэтажным штабным корпусом.

Спустившись по лестнице и подойдя к двери бомбоубежища, расположенного глубоко под землёй, сержант постучал в неё подкованным каблуком. Часовой с автоматом открыл им тяжелую дверь бомбоубежища изнутри, и они вошли.

Войдя, Барбос сразу зажмурился от яркого света и неожиданного многолюдства – начиная от самого порога и кончая самыми дальними углами, огромный низкий зал бомбоубежища был заполнен солдатами, которые в полном порядке тихо сидели рядами и дремали на своих больших холщовых мешках с пожитками.

Сержант Греф сдал Барбоса и его документы другому, дежурному сержанту и не прощаясь ушел, грохнув тяжелой стальной дверью.

-«Найди себе место, сядь и спи!» - сказал дежурный и сел в углу пить чай из большого алюминиевого чайника.

Барбос огляделся вокруг. Большой, душный, ярко освещённый зал бомбоубежища был заполнен спящими солдатами до отказа. Там было не менее четырёхсот человек.

–«Как и когда они здесь очутились? Вроде бы я сегодня весь день был на территории военгородка - и никаких машин с солдатами во двор не заезжало. На то она и называется – военная тайна!» - вяло удивился Барбос, положил на пол свой мешок, сел на него и сидя заснул.

ххх

Через два месяца, устроившись на новом месте службы, Барбос из Держинска написал письмо любимому командиру - взводному Василю Веретко, а тот в ответном письме рассказал, что всё у них закончилось хорошо:

- "Командир батальона подполковник Бородатов покричал - покричал, потопал ногами - да так и спустил всё дело на тормозах, чтобы не выносить сор из избы. Правильный оказался мужик!

Комиссия из Москвы прошла успешно, взводу за отличный порядок в кубрике поставили оценку «отлично»! А всё благодаря новым, красивым синим одеялам! Если бы не они – не видать бы нам такой высокой оценки!

Слава богу - смерть ефрейтора Семенея медицинский капитан Гуменюк в санчасти оформил, как вроде бы от простуды. Будто бы Семеней простудился, легкомысленно выскочив на мороз из бани в одних трусах, схватил воспаление лёгких и в три дня умер. Так его родителям в Харьков и написали.

А наш земляк сержант Кость Лавровский, что служит в штабе, говорит, будто в письмо родителям ещё и красивую похвальную грамоту с печатью вложили - благодарили их, что воспитали для Родины такого сына…

Представляешь, а этот чурка - повар Муминов - оказался такой хитрожопый! Как начал симулировать тихое помешательство после того, как получил от нас трубой по голове – так упёрся и стоял на своём!

Просидел, хитрый симулянт, полтора месяца в санчасти и всё это время делал вид, что после удара по голове он по-русски не понимает! Что ему врачи не делали – а он ни в какую! И что ты думаешь? Таки добился своего – комиссовали! Отправили его уже на родину в прошлую пятницу.

А уволнительными, которые нам обещали за отличный порядок – я, к сожалению, так и не воспользуюсь - потому что послезавтра я уже точно ухожу в дембель и уезжаю на родину! Сначала заеду в Москву на денёк, схожу в мавзолей, сфотографируюсь возле кремля в новой парадке - а оттуда через Киев рвану скорым поездом до Львова. А уже от Львова автобусом до нашего села - всего часа три.

А ты, как закончишь службу - года через два обязательно приезжай к нам в Карпаты! Я тебя за неделю научу прыгать на лыжах с трамплина не хуже мастера спорта – ведь трамплин в нашем селе самый высокий в Европе!

Как приедешь в село на автобусе – так трамплин видно прямо с автостанции, а мой дом под зелёной крышей найти очень просто – он стоит вторым на улице, что рядом с трамплином! Приезжай обязательно! Вот погуляем!"

...