Литература

- Вы не мёрзните, голубчик? - участливо спросил лечащий доктор.

- Отнюдь… Как Вы могли заметить, я кутаюсь в «шинель», - ответил Гуго, поправляя узел на смирительной рубашке.

***************************

Гуго проснулся рано. Обычно он просыпался секунд за пять до звонка будильника. Сегодня он проснулся за час. Ему приснился странный сон. Гуго приснилась его личная парикмахерша Маша.

Не подумайте плохого за Гуго, парикмахерша была личной лишь в том смысле, что года два последних только она и стригла Гуго. Стригла Маша как на конвейере и многих прочих, но Гуго стригся только у неё. Маша обучалась на архитектора, работа в салоне была временной и компромиссной. Ещё Маша была привлекательна той среднерусской красотой, которая на первый взгляд и не заметна. Но если дано было приглядеться, сердце взлетало и замирало: в Европах и Азиях такой тихой красоты не сыскать. На стыке культур, за тысячи лет выросли цветы некичливой, робкой красоты и нежности. Увы, не оцененной аборигенами, но с монголо-татарских времён подмеченной инородцами. Гуго Машу разглядел сразу, в первую секунду и тайно желал её, впрочем, осознавая, что этим мечтам если и суждено сбыться, то лишь во сне. Вот и случился сон. Странный, более всего схожий с горячечным бредом.

Гуго снилась беременная от него Маша. Прибыла во сне Маша на новеньком автомобиле. КРАЗ сиял первозданной невинностью конвейера, и парикмахерша лихо управлялась с этой громадиной. Маша и Гуго тактично скрывали очевидный грех от жены спящего. Накладывали руки на округлившийся живот и поворачивались спиной к законной супруге. Пробуждение принесло Гуго облегчение: было радостно осознать, что беременность мнима, как, впрочем, и супруга и КРАЗ.

Гуго в свои сорок шесть лет был решительно и отчаянно не женат.

….итак, Гуго проснулся рано, непривычно рано. В животе была обычная тяжесть, немножко подсасывало, было мутно, неряшливо - плохо было. Гуго вертелся справа налево, слева направо, пытался вновь уснуть. После встал, прошлёпал босыми ногами на кухню. Выпил сырой воды из-под крана. Взглядом свирепо придавил четверть палки копчёной колбасы – нет, сегодня среда, и это под запретом.

У него по средам разгрузочный день. Облокотившись о подоконник, он бесцельно глазел в окно. Тонко и бодро пропел будильник. Гуго пожал плечами и пошёл в ванну. Позавтракав зелёным чаем с молоком, он задумчиво взял в руки станок, вставил новую кассету «Gillette», равнодушно поскрёб щёки и подбородок. На голове рыжей паклей торчали волосы. Труды Маши приносили переменный успех - подчинившись рукам цирюльницы волосы пару дней принимали заданную форму. Позже начинали жить собственной жизнью, ползти во все стороны и кучерявиться…

Прямоугольное туловище, впалая грудь, слегка откляченый живот, тощие руки, ляжки и голени с синими венозными прожилками. Глаза похожие на вчерашнюю яичницу: два тухлых желтка оранжевого цвета и серые склеры. Губы, нависающие над подбородком мясным вывертом, всегда влажные, лоснящиеся, с розовым младенческим блеском. Нездоровый цвет кожи, серый и какой-то песочный. Рыхлая и пастозная на ощупь. Да, решительно нечем гордиться Гуго, ничего не попишешь, видно, судьба по фэн-шую такая. Или потоки энергии ци через его квартиру гнали злую энергию. Может, господь при сотворении сего человеческого экземпляра был в плохом настроении?! Как бы там ни было, но тип получился премерзкий. Более всего Гуго схож с английским бульдогом, лет пять назад выброшенным на помойку и чудом выжившим…

Гуго впрыгнул в короткие брюки (хохлы такие называют: «подстреленные»), натянул мятую водолазку, поверху облачился в пиджак с лоснящимися карманами.

Сунув подмышку вытертый портфель, поспешил на работу.

«Поспешил на работу» - банальная фраза, затёртая и часто употребляемая, но Гуго действительно поспешил.

Двадцать пять лет еженедельной практики в богом забытом НИИ. Уж лет двадцать Гуго никуда не спешил. Погрузившись в эту рутину, он варился в ней, как набор для сухофруктов. Слегка обмяк, но так и не был доварен. Если бы Гуго озадачили вопросом: «Как ты относишься к своей работе?», он, наверное, стушевался, растерялся и в меру честно ответил бы: «Не знаю, привык уже давно, думаю, люблю и терплю одновременно».

Апатично и равнодушно, страшась перемен, тянул свою лямку, этот странный дядька, брюзжал, но впрочем, был как не странно всем доволен.

Но сегодня Гуго спешил на эту работу. Вчера в их НИИ случилось событие, что само по себе уже было событием.

С советских времён сократили львиную долю сотрудников. Здание института слегка подремонтировали и большую часть помещений сдали в аренду под офисы разномастным коммерсантам. НИИ сжался, как шагреневая кожа, уступив место напористым барыгам. Гуго был одним из последних, не выбросивших белый флаг. Ни унизительная зарплата в пару медных грошей, ни бесполезность работы не смогли заставить этого чудака присесть на измену. Вцепившись руками и ногами в дряхлый от времени кульман – прикрывшись им от перемен, как адепт иконой - он истово ваял проекты канализации. Проекты частенько снились ему ночами. Спруты перевязанных труб были в тех снах многомерны. 3D картинки вспыхивали яркими пятнами и не отпускали Гуго. Чёрт его знает, наверное, он был извращенцем, но ему нравилось чертить канализацию. Подперев ладонью пухлый подбородок, Гуго представлял тонны, тысячи тонн дерьма, плывущего по созданной им канализации. Круговорот говна в природе - из супермаркетов в холодильники, в глотки и желудки, - и в священную канализацию, начертанную твёрдой рукой Гуго. Пусть малюсенькая толика труда Гуго в вечном движении говна, но без маленьких шестерёнок невозможно движение - Гуго чётко знал это и чувствовал себя приобщенным к большому и значимому делу. Проходя мимо новостроек, где были сложены канализационные трубы, прикрытые до поры пластиковыми заглушками, Гуго преисполнялся ощущением величием и понимал: вот, здесь близок час организации маленького ручейка, который вольётся в огромный океан мирового дерьма…

Кроме канализации, была у Гуго ещё одна роковая страсть. Не мелкая страстишка, но всё пожирающая страсть. Гуго маниакально играл в лотерею. Играл лет двадцать с упорством достойным иного, лучшего применения. Играл, прописывая сотни и тысячи комбинаций из цифр. Он пользовался известными и доморощенными системами подбора цифр; имея такой колоссальный опыт, мог давно уже стать великим хакером либо сидеть в разведке – помогать мощному пентиуму дешифровать «приветы» от МОССАД или ФСБ. Пароли - явки, Алексы – Юстасы – мог щёлкать как семечки, но поди ж ты: лотерея и ничего больше. Эта гонка за большим кушем давно требовала вмешательства доктора, специализирующегося по заблудшим душам. На прямой вопрос: «Вот выиграл ты, дядя, миллионы, и что ты с ними сотворишь?» – у Гуго ответа нет. Об этом он не думал ни одной секунды.

Но вернёмся к нечаянному вчерашнему событию.

Вчера директор НИИ презентовал Марго, которая с сегодняшнего дня начнёт работать с Гуго в одном бюро.

Марго, Маргоша.

Девушка альфа, с ярко выраженной гендерной составляющей. Она прелестна, как цветок лотоса в первой половине дня. Но дамы, радеющие за феминизм, заморочили девице голову ещё в её отрочестве. Борьба за права, начатая, незабвенными Розой и Кларой сместила ориентиры, и Марго готова была к битве за место под солнцем, не догадываясь, что путь к победе зачастую ведёт в чистилище, а порой прямой дорогой в ад.

Благополучно окончив институт, Маргоша решила пойти своим путём, начать с низов, и дальше, дальше к солнцу – купаться в лучах славы и греться, греться…

В ущербном, богом оставленном НИИ, Марго интересовал первый прикладной опыт, она планировала не столько набраться практики (к чему ей это?), скорее её привлекала возможность воплотить свои эзотерические постулаты по обращению с неведомым зверем по имени - Мужчина.

Но порой чёрт правит бал, когда господь устал и прикорнул немного.

Гуго был смущён, шокирован, раздосадован и просто взбешён. Баба, молодая баба – ему в напарники. За четверть века много чего было: пьющие мужчины, краснобаи-говоруны, неопределенных лет бабульки, работающие по принципу «моё варенье самое вкусное, но рецепт никому не скажу». Почётные проводы на пенсию, со слезами растерянности провожаемых и злорадными и завистливыми фальшивыми слезами остающихся. Серые и тоскливые похороны, с тягучими речами под копирку. Малопьющий Гуго после похорон всегда зло нарезался до беспамятства. Но девиц в их НИИ сроду не было, в его бюро точно. Ладно бы уродина или, на худой конец, прыщавая серая мышь. Нет, Гуго сразу понял: Маргоша ничем не уступает Маше, а быть может, в чём-то и превосходит. Он не мог это сформулировать словами, облечь и придать форму, но висящую в воздухе тревогу и угрозу ощутил предельно остро.

Маргоша, напротив, узрев Гуго, несколько разочаровалась, но, обдумав сложившийся незатейливый пазл, пришла к утешительному выводу: «Забавный субчик. Право, хоть и пасьянс прост, но будет весело его обломить и построить согласно чину. Номер его, конечно, шестой, но начинать в этой жизни надо, пусть хоть и по мелочи. Поехали».

И поехали…

Маргоша взяла сразу высокую ноту: поставила Гуго в игнор, и одарила холодным презрением. Пренебрегая кульманом, она вечно чаёвничала и перекуривала. Поедая бессчетное количество кусочков торта, Марго давила уничтожающим взглядом вечно постящегося Гуго. Прикуривая тонюсенькие сигаретки, пускала кольца ароматного дыма на некурящего и не терпящего табаку Гуго. Буквально вжимала его в углы бюро, жала каждым уничижающим взглядом, презрительным словом, повторенным многократно и разжеванным, как законченному имбецилу.

Террор, это был настоящий садистский террор.

Гуго добивало другое. Он тривиально влюбился. Влюбился в эту кичливую суку. Потерял голову от роскошной бабы. Стал рабом на тактильном уровне, на уровне обоняния. Впервые в его никчемной жизни он встретил волею прихотливой судьбы женщину, с запахом, терзающим его в эротических снах годы и годы. Да этот флёр мог увести его за сукой, его сукой на высокий подвиг или низкое преступление. Не успев ничего понять, Гуго впал в рабскую зависимость от Маргоши, в её власти было поднять его на вершину блаженства или ввергнуть в пучину печали.

Прошла неделя, за ней другая – в праздной изнуряющей борьбе и нечеловеческих муках. Да, Гуго страдал, как может страдать молодой глупый пингвин. При условии, что он влюблён в глупую пингвиниху.

В воскресенье, проверяя результат лотереи, Гуго обнаружил выигрыш в десять миллионов. Нормального человека, возможно, это просто добило бы. Но отнести Гуго к разряду людей нормальных было решительно невозможно. В глубине необследованной шизофренической души Гуго был уверен в выигрыше. Он нисколько не удивился. Глаза его разгорелись красным больным огнём, он усмехнулся и изрёк: «Ну что, душа моя Маргоша, посмотрим, что ты скажешь на это. Жду этого долбаного понедельника, хочу видеть твои глаза. Думаю, презрение, ледяное пренебрежение и превосходство в них исчезнут. Взгляд твой станет мягким и покорным. Тающей на ветру свечой обратишься ты. Новую партию сыграем по моим правилам.»

Рано ли поздно ли, но всё случается, случился и злосчастный понедельник. Наступил час зеро.

...По холодку, раньше-раннего Гуго летел в НИИ. Подрагивая в волнении всем телом, ходил пустыми коридорами третьего этажа. Ждал, ждал час триумфа и торжества. Он точно знал, что у коммерсантов рабочий день начнётся не раньше десяти часов. Пока отойдут от пятничных, воскресных возлияний, болезные, дай бог, чтоб к пол-одиннадцатого причапали. Маргоша приходила точно к началу трудовых будней, в восемь ровно. Китайские часики пропели, подмигивая оранжевыми кнопками калькулятора восемь ноль-ноль. На первом этаже скрипнула входная дверь, впуская Марго. Гуго суетясь, метнулся в свой кабинет. Схватил лист ватмана, судорожно крепя его в кульман, рассыпая кнопки и досадливо матерясь. В бюро вплыла Маргоша.

- Странно, что с ним сегодня. Вешая на плечики курточку, Марго с удивлением, исподтишка поглядывала на Гуго.

Взопревшее лицо с красными разводами, трясущиеся руки, бегающий взгляд.

– Он что кур воровал?

Маргоша резко сделала шаг вперёд и в упор уставилась на Гуго. Испепеляя его взглядом она думала что день явно задался с утра, эксперимент по обращению с персоналом продолжается. Надо ещё несколько усилий, надо дожать этого задроченого жизнью перца и он станет совсем ручным, будет есть с её ладошки и выполнять команды посылаемые её импульсами, подчиняться одному лишь взгляду. Поднятой ниточки бровей.

Гуго видел перед собой женщину мечту. Обнаженные плечи, торс прикрыт лоскутком ткани – топик. Грудь возвышалась двумя чудесными холмами, никакого лифчика, вместо него узкая лента, на греческий манер, поддерживала эти два спелых яблока.

«- Второй номер, - отметил Гуго, - аккуратно поместятся в ладони. - Узкие джинсы облегали длинные мускулистые ноги – не худые, не толстые – самое то, что надо! Джинсы по моде приспущены, держатся на бёдрах, открывая полоску аппетитного живота, слега округлого, тёплого с пульсирующей жилкой. - Большие пальцы рук в карманах джинсов, и чёртова сигаретка зажата между средним и безымянным пальцами. – Роскошная грива на ветру вентилятора, подбородок слегка опущен к груди, порочный взгляд, огромный карих глаз, лесной лани, простреливают насквозь. – Она секси, вынырнувшая из преисподни, надо показать раз и навсегда кто здесь хозяин».

Гуго блестя глазами, сделал важное и загадочное лицо, неспеша засунул руку во внутренний карман пиджака и нарочито медленно что-то вытащил. Марго показалось, что просто клочок бумаги. Торжественно протянув к ней подрагивающие пальцы с лотерейным билетом, он глухо и тускло процедил:

- На, смотри.

Маргоша удивлёно и брезгливо приняла бумажку, слегка прищурилась и, не спуская взгляд с Гуго, спросила:

- Что это?

- Это выигравший билет лотереи. – Выигрыш десять миллионов.

Как можно нейтральней процедил Гуго, пряча превосходство и торжество глубоко, внутрь казалось равнодушной фразы.

- Бог, мой такому лузеру и олуху десять миллионов?!

Маргоша искренне расхохоталась. Она раскрыла план Гуго. Поняла его волнение и трясущиеся руки.

« – Этот мудак со своими миллионами решил, что он ухватил бога за бороду, он будет «кем-то и чем-то». – Весь мир с его миллионами и миллиардами будет у ног Маргоши, дайте время. – Но рожденный и взращенный букашкой и жалким ничтожеством останется им навечно, никакие деньги ничего не способны изменить».

Гуго мгновенно всё оценил. Победы не будет, будет проигрыш и позор. Этот алчный рот, развратные губы и этот искрений животный смех. Она не воспринимает его мужчиной и человеком тоже не считает. Скривив плаксиво рот и коротко выдохнув, смиряясь и выпуская из себя гордость, и казалось саму жизнь, Гуго унижено и жалко попросил:

- Верните, пожалуйста, мой билет.

Марго злорадно, не сдерживаясь, смеялась ему в лицо. Задумчиво протянула руки к глазам Гуго и глумливо с издевкой изрекла:

- Какой билет милейший, вы видимо больны и бредите у меня ничего нет и довольно об этом приступим к работе.

Действительно руки Маргоши были пусты. Секунд тридцать Гуго соображал, как такое могло произойти. После рухнул на колени перед своим злым ангелом.

- Марго не делайте этого, не поступайте так со мной, умаляю вас. Он лепетал слова, плакал и пытался поймать её ножки, целовать туфли. Умолял. Умолял.

Это было тяжело и невыносимо. Марго стало неприятно и чуточку стыдно.

- Ну же, экий вы. – Будьте, в конце концов, если не мужчиной, то хоть мужчинкой. – Нельзя быть такой размазнёй, возьмите себя в руки и немедленно встаньте!

Гуго услышал материнские нотки в отповеди Маргоши и разрыдался в голос.

- Нет, право разве так можно, держите себя в рамках. – Что за ерунду, ну говорю вам нет и не было никакого билета.

Гуго мгновенно вскочил на ноги, как-то быстро собрался, слёзы высохли, он зло ощерился:

- Нет, это не ерунда. – Вовсе не ерунда, как вы изволили заметить. Тон невзрачного сослуживца изменился: не плаксивый и нервный, но скребущий по нервам мёртвым спокойствием и скрытой угрозой.

– Быстро верни мне билет. В голосе Гуго прорезались нетерпеливые и властные нотки. Он требовательно протянул к Марго руку.

- Странно, - отметила Маргоша, - только дашь слабину, на секунду расслабишься, и этот дрыщь норовит сесть на шею. – Ишь ты, как он легко на «ты» перешёл.

- Пошёл, скот за кульман, работу работать! – Я с тобой свиней не пасла, и более попрошу вас, меня своими глупостями не грузить.

Вновь перед глазами Гуго этот похабный рот, выплёвывает оскорбления и наглую, бесстыдную ложь.

В свой первый удар, Гуго вложил всю свою никчемную жизнь.

Она устояла на ногах, но кровь сочно брызнула на лицо и руки Гуго.

Резкий толчок в спину и Марго мешком рухнула на холодный бетонный пол.

Он бережно подхватил Маргошу на руки, она невольно обняла его за шею.

Гуго бесцельно кружил с ней по бюро.

Марго чувствовала: внутри неё что-то оборвалось, - и это страшило более всего.

Аккуратно, как врач, уложил Гуго Маргошу на старый диван.

Колени горели пламенем, перед глазами - круги и участливое лицо Гуго.

Голос его эхом долетал до Маргоши.

Слова утешения пылью повисли в кабинете. Маргоша закричала от разламывающей её боли. Гуго укусами-поцелуями часто-часто жёг её лицо и одновременно ломился внутрь её. В поверженную. Со сломанной ногой. В оглохшую от боли и сухую, как пустыня, - от ненависти и отвращения.

Он входил в неё вновь и вновь, то, взлетая над ней как гигантская бабочка, то, извиваясь по ней чёрным червём.

Это соитие, противоестественное, по сути, было похоже на тяжёлую работу. Так пашут целину - с потом и кровавыми мозолями.

И Маргоша закричала.

Она кричала в подлом оргазме, содрогаясь в отвращении к предавшему её телу. Кричала Гуго. В её крике было все невысказанное, - животный крик – как плевок или пощечина. Кричала, как кричат первый или последний раз в жизни.

Гуго захрипел, грубо сгрёб Маргошу, стараясь покрыть собой всё её тело. От волны новой боли Марго на миг потеряла сознание. Очнувшись, она попыталась стоном заглушить и преодолеть боль, но Гуго в ту же секунду кончил, изливая в Маргошу семя. Закрыл Маргоше рот рукой твёрдой, шершавой и холодной, как кирпич. Вскочил на ноги, свободной рукой схватил Марго за её роскошные волосы, потянул, будто пытался оторвать ей голову. Бросив тряпичной куклой на пол, схватил ненавистную сигарету. Раскурив ей, жёг пульсирующую кожу плоского живота, и мгновенно вспучивались и лопались красные шарики ожогов. Запах палёной кожи и вкус боли. Боли и унижения.

Наверное, это и был краткий миг торжества Гуго, торжества и абсолютного владения чужой плотью. Он овладел, растоптал, ту, о которой так страстно и истово мечтал.

Без стука и приглашения приоткрылась дверь, вошёл курьер. Мальчик курьер с утреней почтой. Увидев жуткую картину, спиной открыл дверь, не дыша, выскочил вон. Стремглав помчался, роняя почту и пакеты, на пост охраны. Он не мог говорить, трясся и махал руками в сторону реликтового бюро НИИ.

Секьюрити, мальчик курьер, директор НИИ врывались в бюро.

На Маргошу набросили курточку. Она молчит, прикрыв глаза, плачет и курит, курит…

Скрученный Гуго долго, нудно и путано, оправдывается. Объясняет про лотерейный билет, унижение и тотальное непонимание всех и вся.

Директор НИИ, робея, просит разрешение у Маргоши досмотреть её вещи. Она молча кивает. Тщательно осматривают все детали растерзанного гардероба, сумочку, всё: каждый шов. Билета нигде нет.

Гуго горяч и убедителен, так веречаво говорлив, что в этой абсурдной и дикой ситуации все верят ему.

– Но, чёрт возьми, где же билет?!

Мальчик курьер, предлагает осмотреть вещи Гуго.

Бодигарды соглашаются. Бесцеремонно и брезгливо копашаться в его вещах. Гуго удивлёно наблюдает за ними. Извлекают из заднего кармана брюк портмоне, потрошат его. Всё: последнее потайное отделение, и … торжествуя, достают лотерейный билет.

Гуго выпячивает глаза, хватает воздух распахнутым ртом и начинает страшно, гомерически хохотать. В эту последнюю минуту остатки разума покидают его, или быть может наоборот – недостающие мозги несчастного встают на место.

Dixi