Литература

Если мы случайно нашли друг друга, это прекрасно.

Если нет, этому нельзя помочь.

Звезда – это излучающий свет газовый шар (Wiki), очень холодный, видит, как светят другие звезды, ни хера не может сделать, сам светит, наслаждается нейтральностью своего положения и миллионом световых лет, разделяющих его с чем угодно. Этот диалог, записанный ниже, происходит на четвертом этаже бизнес-центра, заполненным изящными шмарами на каблуках, отражающими черными поверхностями и планктоном, засаливающим воротнички. Я здесь по деловому вопросу, выгляжу деятельно, но когда захожу к Доктору в кабинет, теряюсь.

-Ты расскажешь, что тебя ко мне привело? - говорит он.

-Я хочу взять вес.

-Сколько?

-Один. Один, блядь, вес.

-Давай остановимся на том, что ты чувствуешь сейчас. Давай поговорим об этом подробнее.

-Я просто хочу взять вес. У меня есть деньги.

-Сейчас я услышал, как ты объявляешь цель своего визита. В принципе, я понял это уже из нашего разговора по телефону. И я знаю, что ты помнишь о нашей договоренности. О беседах, которые будут происходить в наши короткие встречи. Я забочусь о тебе, и хочу, чтобы ты была уверена, что вес будет, и сегодня я дам тебе без денег. Но я хочу, чтобы ты описала, что ты чувствуешь. Я ценю, что ты до сих пор посещаешь меня и выполняешь нашу договоренность.

-У меня внутри дыра. Черная яма. Ничего не чувствую.

-Хорошо. Ты говоришь, что ничего не чувствуешь. Давай попробуем ещё один способ. Расскажи, как ты проведешь следующие два часа. Представь, что ты вышла на улицу. Ты взяла, сколько тебе нужно. Расскажи, что происходит дальше. Будь там и говори о том, что ты видишь.

-Я вышла на улицу. Стою, обдумываю свои дальнейшие действия. У меня есть ключи от квартиры Шаца. Я поеду кормить его кота. Разнюхаюсь тоже там. У него там дворянская обстановка, мне подходит. Кот, я надеюсь, не сдох, и не сильно обгадил лоток, пока меня не было. По дороге зайду в мазовую аптеку на Чистых прудах , там возьму лирику. Поеду еще куда нибудь. Пока меня никуда не приглашали.

-Сколько дней у тебя на марафон?

-Я не планирую.

-Зачем ты берешь лирику?

-Я ей снимусь с марафонов, мне же нужно будет спать потом, Доктор. Хочу заранее себе оказать услугу.

-Ты в мирских делах сейчас? У тебя есть заботы, ты ведешь какие то проекты?

-Нет. У меня не ограниченно время. Я ничем не занимаюсь. Я не работаю, если ты об этом спрашиваешь.

-Ах. Откуда бабло?

- В меня инвестировали. В мой талант.

-Что это за чувство – когда не ограниченно время? Расскажешь о нем?

-Я – это просто я. У меня нет социальной роли. Ты видишь, я много езжу по Москве, встречаюсь с такими людьми, как ты, и еще более лютыми, чем ты. С некоторыми хорошо провожу время, некоторые становятся источником разочарований. Но меня трудно сейчас задеть. И в тоже время, я ни в чем не задействована. Я рассматривала разные положения себя относительно вашей системы. Вариант первый подразумевает, что я главная героиня, а вы сраные декорации. Во втором варианте, я — статист в фильме про вас, или про кого угодно еще. В любом случае, во всех вариантах ключевое слово — изолированность. Я ни с кем не взаимодействую. Те, с кем я вхожу в контакт, забывают обо мне через три минуты. Доктор, ты же знаешь лучше чем я, что такое шизоидный тип, ты поймешь, о чем я говорю. Внутри обычного с виду человека всегда может быть экзистенциальная пустота, и такая пустота легко узнаваема, потому как у тех, кто ее ощущает, происходит с ней постоянное соотношение. Такого рода пустотой можно измерять поиски смысла, которыми занимаются люди, думающие, что работают над чем то глубоким. В любом случае, то, о чем они говорят, как о «пути», и является их отношениями с этой пустотой. Я вынуждена объяснять словами вещи, которые легче было бы нарисовать или показать бля в танце. А есть шизоидная пустота, на которую не повесишь ярлыков. Она ни с чем не соот носится, потому что ее уровень значительно выше того уровня, который используется для попыток структурировать время и отношение к смерти. Она нейтральна. И если ты, в ожидании ответов, которые для тебя сейчас субъективно важны, заглянешь в нее, ты отшатнешься. С очень неприятным чувством, и забудешь ее как можно скорее. Потому что это не то, что ты готов понять.

- Какая часть тебя ведет такие размышления. Это из глубины, или с поверхности?

-Я не знаю, это всегда во мне было, такие мысли циркулируют свободно. Можно я просто заберу и пойду.

- Конечно, ты можешь уйти в любой момент, это не обидит меня. Просто я думаю, что когда мы так беседуем, мы имеем совместный опыт, который всегда для нас будет оставаться уникальным. Представь, что ты умрешь прямо сейчас. Ты понимаешь важность этой беседы?

-Да.

- Какие образы приходят тебе на ум?

-Я вспоминаю, как стремилась к слиянию с кем то другим. Это начиналось с божественного трепета, а заканчивалось болью. Эта боль не вызвана воздействием другого человека, я родилась с ней, а разнообразные близости просто вскрывали нарывы.

- Ты сказала «божественный трепет», мне это не до конца понятно и звучит шаблонно, могла бы ты подробнее рассказать, что это?

- Это самая лучшая часть любви. Переживание такого уровня не может быть вызвано неврозом или химической реакцией организма. Если бы это было вибрацией, эти частоты были бы выше любого другого любовного переживания или интенсивного страдания. В те моменты, когда ты находишься в иллюзии слияния, болезненно раздвигаются границы личности. Ты подключаешься к большой космической титьке, и вибрируешь с ней с божественным трепетом. Осознание того, как ускользают эти моменты, подбавляет драмы. Человек, с которым ты пережил это, уплывет в черноту, или останется в мирских, как ты говоришь, делах. При этом, даже не нужно думать «А что, если я сейчас умру?», чтобы осознать ценность этого опыта. Я встречалась с Лемой недавно, он вернулся в Москву и здесь уже два месяца, но у него вывернуты мозги. Он весь ушел в восток, а для меня это похоже на попытку натянуть на голову гандон, потому что тот уровень метафор, который предлагает ему восточная школа, никто здесь не поймет. Я честно пыталась, и я, пожалуй, буду кайфовать, собирая цветы у дороги, пока такие как Лема по ней идут куда-то.

- Теперь я чувствую, как ты противопоставляешь себя всем, это вызывает отторжение... Ты ведь ходишь по другим дорогам, да? – наконец-то в голосе Доктора зазвучала ирония. До этого он был серьезен. Руки лежали ладонями вниз на столе. То, что нас разделял стол, перед которым я стояла , как на ковре у начальника, изначально ставило нас в неравное положение. Он подавался корпусом вперед, показывая свою заинтересованность, рукава на пиджаке натягивались, обнажая запястья. Как будто он готов был выйти из себя, чтобы получить ответ или вытряхнуть из меня его. В отличие от меня, он был красив. С красивых людей снимается часть ответственности за то, что они делают с другими. На нем был очень хороший костюм из мягкой шерстяной ткани в клетку, я думаю, это Caсharel.

- Спасибо тебе про новости про Лему. Я рад, что он в порядке.

- Я не говорила, что он в порядке.

- Я взял на себя мужество быть честным, когда остаюсь с тобой вот так один на один, и говорить обо всех чувствах, которые ты во мне вызываешь. Сейчас я признаюсь, что я очень раздражен, когда ты делаешь такие замечания. А еще у меня есть определенный план на нашу беседу, и я расстраиваюсь, когда ты втягиваешь меня в свое болото.

- Клянусь, я не хотела. Ты тоже используешь метафоры.

-Да. Разговор про пустоту похож на покрытое ряской болото. Помнишь, я попросил тебя рассказать о свободных образах, которые появляются в тебе, когда ты представляешь, как покинешь эту комнату. То, что ты рассказала, это не совсем образы, это переосмысленные воспоминания. Ты знаешь, что я сейчас снова пишу, и мне хотелось бы, чтобы ты дала мне образы. Ты попробуешь?

- Хорошо. Я думаю, сюрреалисты закрывали глаза и ждали, когда в темноте перед ними поплывут картины. Если внутрь такой картины можно было зайти, она считалась пригодной. Когда я делаю так же, то ко мне приплывает препарат органа из многослойной ткани, у каждого слоя – своя структура. Я захожу внутрь, и оказываюсь в комнате без мебели, и ворсистым ковром посредине. Обстановка похожа на квартиру Шаца, куда я езжу кормить кота. Шац сейчас в Риге. Я раздеваюсь догола и ложусь на этот ковер. Закрываю глаза и делаю вид, что сплю. В углу на стуле сидит женщина, ее функция – присматривать за мной. Она похожа на камень и выглядит неряшливо, как тетка с рынка. В ней нет гибкости, грации. Если я подниму голову, она встанет и грузно подойдет ко мне, а затем придавит мою голову тяжелым ботинком. Мне нужно лежать с закрытыми глазами и делать вид, что я не могу двигаться, я только чувствую ее присутствие. Мои отношения с ней и моя уязвимость волнуют меня: я чувствую возбуждение.

- Я думаю, на сегодня хватит. Я устал. Сегодня пятница, малыш, я хочу ехать пить куда нибудь, уже пора.

Я рассмеялась:

- Это хорошо, что ты меня прервал. Дальше там не произошло бы ничего хорошего.

Я забрала у Доктора пакетик, завернутый в молярный скотч с печатью, изображавшей множество геометрических фигур. Не люблю, когда дерьмо так упаковано, сразу думаешь, что скрывают недовес или что то в этом роде.

Я не хотела покидать Доктора. Я хотела сесть у его ног и обнять их. Мы хором прочитали бы молитву. Я всегда была в восторге от того, сколько разной деятельности доступно людям, и насколько уникально проявляются таланты : кто то может писать, кто то – вправлять другим мозги, кто-то – изобретает дизайнерские наркотики, кто –то танцует.

Я – это Я, а ты – это ТЫ.

Я – это Я, а ты – это Ты

Я делаю свое дело, а ты – свое.

Я делаю свое дело, а ты – свое.

Я живу в этом мире не для того,

чтобы соответствовать твоим ожиданиям,

Я живу в этом мире не для того,

чтобы соответствовать твоим ожиданиям.

А ты живешь не для того, чтобы соответствовать моим.

А ты живешь не для того, чтобы соответствовать моим.

И если мы случайно нашли друг друга, это прекрасно.

И если мы случайно нашли друг друга, это прекрасно.

Если нет, этому нельзя помочь.

Если нет, этому нельзя помочь.

Я вышла на улицу. Из за вопросов я была заведена и чувствовала себя оживленной, так как на кармане у меня был вес, а в голове засел образ грузной женщины в растоптанных ботинках, которая вызывала во мне детское чувство сексуального стыда. Меня волновала Москва, и с Цветного я пошла пешком на Покровку, против движения людей. Я зашла в аптеку, отстояла очередь из объебосов и взяла лирику. Побрякивая ключами от квартиры Шаца в своем просторном кармане, я шла по улице и впивалась в прохожих взглядом , поражаясь тому, что каждый из них волочил с собой свои миры. Мне нравилось, какие все были румяные и нарядные, это же вечер пятницы. Если бы Доктор писал картины хотя бы с легким намеком на реализм, а не неврозный бред своих клиентов, то я предложила бы ему рисовать людей в пахнущих Guerlain шарфах, или в кроссовках NIke, в безразличных масках сидящих в вагоне метро.

Для меня важно, как люди одеты, я воспринимаю их как образ, вписанный в фон. Вот Я. Вижу себя со стороны. Девушка с собранными высоко волосами. На затылке волосы сбриты, он уязвимый, можно стрелять. С раздувающимися хищными ноздрями (Гипервентиляция, сердечные амфетаминовые скачки). На ней бесформенное пальто, и джинсы чернильного цвета, оголяющие лодыжки, на ногах – кеды от Vans, очень светского вида, но поношенные. Она ушла из дома без сумки, чтобы подчеркнуть фривольность своих разъездов, все добро лежит по карманам. Ее на два года лишили прав за вождение в нетрезвом виде, она ездит на метро, и отлично себя чувствует. Под пальто на ней серый свитшот из Gap. На руке белые пластиковые часы Swatch. Можно сказать, что она мучается из за несоответствия своего образа, который сконструировался в ее воображении при выборе одежды, и того, что в итоге получилось. В кармане у нее лежит телефон и запутанные наушники, две связки ключей – от своей квартиры и квартиры коллеги по работе, который оставил ей на заботу своего кота, 1 грамм мефедрона, карта «Тройка» и пропуск в бизнес-центр для встречи с Доктором Перлзченко, упаковка прегабалина (торговое название - «Лирика»), и 1200 рублей, сэкономленных благодаря хорошему рассказу.

Она хорошо смотрится почти на любом фоне, который подразумевает полуофициальную расхлябанность выходного дня. Но если ее изъять из привычной обстановки, поместить под свет дневных ламп, и начать рассматривать, она зашипит и отползет в угол, либо начнет говорить пугающие вещи. В любом случае, вам будет не по себе, как и ей. Если вы будете рассматривать ее голой, увидите, что сбритые три дня назад в паху волосы пускают черные черенки, а под непонятной плотности кожей просвечивают синюшные вены.