Литература

Грязный, небритый, олененок Павлик блуждал в лесах Карелии. Было очень холодно, весеннее солнце не грело, интернета не было. Очень хотелось есть. Олененок пытался жевать кору, сухую траву и молодые листочки, но его мучили боли в желудке и жестокий понос. У Павлика не было ни топора, ни ножа, только выключенный айфон и анальная пробка с разряженной батарейкой.

На второй день у лесного озера олененок нашел лесничего со сломанной ногой. Тот упал с вышки и лежал без сознания рядом с открытой машиной. Павлик довез его до ближайшего населенного пункта, а взамен взял из багажника рюкзак, коврик, спальный мешок, консервы, топор, зажигалку для мангала, чай, кофе, сахар, галеты, новый котелок, чайник и три пакета гречки. Он подумал, что лесничий сам был бы рад это отдать за свое спасение. Теперь Павлик был полностью экипирован. Он даже нашел у шоссе сорванную ветром рекламную растяжку из ПВХ и сделал себе вигвам рядом с другим озером, потому что береженого Бог бережет.

И вечером того же дня, греясь у костра на берегу дивного озера и любуясь лилово-розовым закатом, Павлик думал: «Это мой обряд инициации. Я теперь настоящий мужик, почти Кевин Костнер». В котелке варилась гречка, олененок выедал желе из тушенки, чтобы потом смешать мясо с кашей. В лесу не было ни надоедливой мамы, ни быдловатых одноклассников, ни похотливых медведей. Павлик чувствовал, что вернулся к природе, к истокам. Он был диким и гордым оленем, который клал большой олений прибор на продажных политиков и потребительское общество. Он с наслаждением съел гречку с мясом, выпил кофе и залез в теплый спальный мешок оленя-лесничего.

Темно-зеленая ткань источала аромат «Acqua di Gio». «О нет!» — простонал олененок. Он зарылся мордочкой в спальник и заплакал. И всю ночь ему снились огромные черные псы, которые страстно лизали его шею. Олененок кричал и ворочался во сне, спальник мешал ему двигаться, и Павлику снилось, что черные псы схватили его и овладели его юным телом. Весь следующий день молодой олень ласкал себя и прерывался только чтобы приготовить еду. Ведь рядом не было надоедливой матери, тупых одноклассников и потерявших стыд медведей. Зато были солнце, ветер, настоянная на хвое мыльная вода лесного озера и тишина. Лесные птицы не пели, они стеснялись смотреть на то, что вытворял парень из города.

Так прошла неделя. В лесу потеплело, олененок целыми днями валялся голый на песке, а в голове его были только огромные черные псы, мохнатые жирные медведи и взрослые жилистые олени. «Так я, пожалуй, сойду с ума», — думал олененок и продолжал вытворять всякие непристойности. Он наделал сотни порнографических сэлфи, красил глаза подводкой, сделанной из сажи и жира, плел себе венки из лесных цветов и делал юбочки из травы. Анальная Пробка стала для него таким же верным другом, как Мячик для Тома Хэнкса. Павлик разговаривал с Пробкой на исторические темы, обсуждал политику и социальную философию. Они вели потрясающе интересные беседы о творчестве Умберто Эко и Станислава Лема, вместе читали Торо и Блейка, спорили, ругались и занимались примирительным сексом.

— Так я точно сойду с ума, — жаловался Пробке олененок.

— Не бойся, олень, — отвечала Пробка. — Всякий мальчик, который хочет стать мужчиной, уходит в лес и общается с духами. Ты вошел в этот лес дрожащим ребенком, а выйдешь из него спокойным и мудрым взрослым, которому не придется посещать психотерапевта и пить противные антидепрессанты. Ты больше не будешь плакать по ночам и бояться расстроить родителей. Не будешь чувствовать себя извращенцем, моральным уродом и изгоем. Ты будешь свободным и сильным, как ветер и поток. Ты будешь презирать своих врагов, и они поймут: ничто не остановит бегущего оленя. Познай себя, олень!

И Павлик снова и снова познавал себя. Он делал зарубки на стволе березы и рисовал углем на скалах фигурки оленей и черных псов во всех позах Камасутры. Он поклонялся солнцу и сочинял языческие гимны. От нечего делать он собрал камни на берегу и построил небольшой кромлех, внутри которого совершал свои ритуалы. Он сделал флейту из сухого тростника и играл на ней печальные оленьи мелодии.

Однажды утром, когда Павлик еще стонал в объятиях ночных псов, чьи-то лапы мяли траву вокруг его вигвама. Животные тихо рычали:

— Пахнет свежей олениной!

— Хочу его вылизать и съесть!

— Я буду откусывать его понемножку и растяну удовольствие на весь день!

— А я засосу целиком!

Павлик открыл глаза и высунулся из вигвама. Он давно утратил чувство реальности, и ему казалось, что он все еще спит.

— Лижите меня, засосите целиком, жрите меня полностью, — повторял олененок. Он чувствовал, как из пастей больших животных вырывается горячее дыхание. Они были похожи скорее на волков, а не на псов. Один из волков схватил олененка за рога и потащил из вигвама вместе со спальником, другой сел сверху, не давая расстегнуть молнию, третий лизал его шею шершавым языком, а четвертый достал из пакета сантоку.

— Вы охуели? — спросил олененок.

— Мы волки, — ответил тот, который лизал его шею. — Какие из нас волки, если мы не завалили ни одного оленя или лося? Не все же шпилить в шутаны и дрочить на имиджбордах. Мы хотим крови, хотим потерять невинность. И ты, конечно, хочешь это сделать с нами.

— Я не готов вот так умирать, — сказал Павлик. — Я как раз занялся самопознанием и готов освободиться от идеологического мусора, навязанного обществом.

— И мы тоже, — обрадовался волк с сантоку. — Поэтому мы тебя разорвем и сожрем. Так ты познаешь судьбу и предназначение оленя — быть мясным колечком в пищевой цепочке, давить слабых и кормить сильных своей плотью.

— Я это проходил уже два раза, — сказал Павлик. — Я не девственник. Избавьте меня от своего дебилизма про альфасамцовость, а то я вам все зубы пересчитаю.

— Считай, — сказал волк, который на нем сидел. И улыбнулся во всю пасть.

Олененок дернулся и стряхнул с себя хищника. «Молния» разъехалась, Павлик боднул одного волка и со всей силы ударил другого копытами. Третий выронил сантоку, а четвертый тупо щелкнул зубами.

— Мне как раз нужен был хороший нож, — сказал олененок.

Волки налетели вчетвером, и Павлик с ножом в зубах поскакал через лес. «Ебаные двачеры, — думал он. — Обсмотрятся своего эрогуро и лезут к нормальным парням».

Хищники весь день гонялись за оленем, получили много царапин и порезов и наконец сдались.

— Нахер ты не нужен, извращенец! — выли они с другого берега. — Мы найдем себе настоящего оленя, а не профурсетку, как ты! Шалава рогатая! Мы просто рофлили с тебя!

Луна сияла в бледно-синем небе. Павлик задрал морду к небу и завыл так протяжно и тоскливо, что у волков заурчало в животах.

— Он с приветом, — волновались волки. — Пора выбираться из леса, пока он не созвал свою психованную банду.

— Я стал мужчиной, — сказал олененок.

Волки ушли, поджав хвосты. Павлик разжег костер и, светя себе факелом, нарисовал на скале сцену, где олень пожирает кишки молодых двачеров.

— А давненько я не был в макдачной, — сказал олененок своему другу Анальной Пробке. — Думаю, нам стоит посетить это прекрасное место, отведать биг тейсти и узнать все свежие новости.

— На рассвете мы отправимся в город, — согласилась Пробка. — А сейчас нам стоит как следует выспаться перед дорогой.

Но друзья еще долго не могли заснуть. Они лежали обнявшись, смотрели на звезды, загадывали желания и клялись никогда не расставаться. А где-то в суши-баре грустил один гималайский медведь.