Литература

Снег падал крупными хлопьями, вдоль шоссе недвижно стояли мрачные ели, вдалеке виднелись огни автозаправки. Смеркалось, и небо стало светло-фиолетовым. Олениха Катерина Михайловна в свитере, дубленке и лыжных штанах из секонд-хэнда топталась на обочине. Сильно похолодало, большой стакан капучино в ее копытах быстро остыл. Был вечер субботы, 4 декабря. Шоссе перебежала дикая лиса. Махнув огромным бурым хвостом, она перескочила через отбойник и скрылась среди деревьев. Проехала маршрутка, набитая старыми кошками. Катерина Михайловна поправила светодиодную гирлянду на заду.

— Все мужики — козлы! — крикнула она. И эхо прокатилось в лесу.

На пустынном шоссе вспыхнул свет дальних фар. Старый «Мерседес» приближался как в фильме ужасов. Олениха зажмурилась. В нос ударила вонь горящего масла и омывателя.

— Катерина Михална, как насчет пиваса? — прорычал медведь в засаленной куртке.

— Пятая сосна справа, — сказала олениха.

Медведь уронил на снег мятые купюры и побрел искать пиво, проваливаясь в снег по колено. Вернулся он заметно повеселевший, помахал оленихе пластиковой бутылкой и уехал. Катерина сунула деньги в сумочку и поскакала к заправке за новым капучино.

— Эй, красавица! — окликнул ее другой медведь, который заправлял фургон.

— Что вас интересует? — спросила Катерина. — Всё по две, медведям скидки. В городе берут больше.

— Мне бы анал, — смущенно прорычал медведь.

— Вы дурачок? — фыркнула олениха. — Как вы смеете?

— Мы друг друга не поняли, — медведь еще сильнее застыдился и почесал нос косматой лапой.

Олениха купила капучино и поскакала обратно. На обочине ждал молодой кот в серой куртке.

— Мяу, — сказал он.

— Деньги вперед, — ответила олениха.

— А можно в долг? Я все верну, — лапы кота тряслись.

— Я уже два раза давала под честное слово, — ответила олениха. — У нас тут не благотворительный фонд.

— А можно онлайн-перевод? Через неделю? — провыл кот.

— Нельзя! Никаких онлайн-переводов! Никогда!

— Все вы, бабы, такие… Злые… — кот уронил на снег две тысячные купюры.

— Седьмая сосна слева, лимонад «Буратино», — сказала олениха.

И кот, петляя среди сугобов, побежал искать «Буратино».

Олениха хлюпала носом, пила кофе и ждала кого-то еще. Подъехала полицейская машина.

— Ягоды для смузи! — крикнула олениха.

Лис в униформе порылся под второй сосной справа и отдал честь.

— Обожаю смузи! — крикнул он, кинув заморозку в багажник. — Вас подвезти?

— Я бы с удовольствием, но звери могут не то подумать, — ответила олениха.

У Катерины оставался один пакетик под банкой «Фанты» на противоположной стороне, олениха все время доставала телефон и глядела на часы. Становилось еще холоднее.

По шоссе проскакал неопрятный олень с одним рогом. Он добежал до заправки, повернул назад, заметил гирлянду Катерины и начал торопливо рыть снег.

— Эй, ты ничего не забыл? — крикнула олениха.

Однорогий сделал вид, что не слышит. Он ковырялся то под одной, то под другой сосной. Катерина посмеивалась над ним.

— Слы, блядина, где мяу? — заревел однорогий.

— Мне-то почем знать, — фыркнула Катерина. — Мяу кошки говорят.

— Дуру не включай! — олень наклонил единственный рог и двинулся на сотрудницу аптеки.

Катерина убежала на заправку, где стояла полицейская машина. Она заскочила в туалет, взяла третий стакан капучино и френч-дог с острой сосиской. Лис все это время сидел у окна, пил американо и ел грилату с курицей и шпинатом. Его глаза блестели, как звезды Пастух и Ткачиха.

— Как красиво в зимнем лесу… — сказал сотрудник полиции. — Луна сияет в зимней роще. Я, глядя на неё, забыл о поэтической печали.

— Да, это очень поэтично. — И олениха налила себе в кофе кленовый сироп.

А лис поднялся и исполнил несколько движений старинного храмового танца, вращая жезлом как шаманской погремушкой судзу.

Однорогий прижал морду к стеклу с другой стороны.

— «Мяяяяу», — выл он, размазывая слюни.

— Катерина Михална, этот молодой человек вас беспокоит? — спросил лис. — А ну пшел, брысь отсюда!

Сотрудник полиции довез олениху до автобусной остановки. Там топтался юный сосед Катерины в тонких колготках и маминой шубе, из-под которой виднелась полоска мини-платья. Подъехала маршрутка.

— Наконец-то! — воскликнул олененок. — Еще немного, и у меня бы колготки примерзли к ногам.

В маршрутке сидели старые кошки с полными сумками продуктов, как будто в Гатчине было нечего есть. Они неодобрительно урчали, поглядывая на Павлика.

— Розалия Самойловна, дорогая моя! — Павлик сделал реверанс.

— Бесстыдник! — прошипела старая кошка. — Снимал на трассе мужиков?

— Нет, я с моей девушкой был на выставке в музее Эрарта, — Павлик уселся рядом со старой кошкой, скромно сдвинув ножки в сетчатых колготках. — Потом мы сели в автобус и поехали домой, но мне сильно захотелось какать. А вы хорошо знаете, что бывает с молодыми сексуальными оленями, когда им приспичит, но они терпят. Поэтому мы вышли из автобуса, и я покакал. Вы любите современное искусство?

— У тебя есть девушка? — удивилась олениха Катерина Ивановна. — Я думала, ты из этих.

— Павел не из таких! — пискнула Галя, которая сидела у Павлика на голове. — Мы собираемся пожениться, когда окончим школу!

Старая кошка от возмущения выпустила когти:

— Стыд и срам… Накрашенные олени… Носят колготки… гадят в чистом поле… блудят с хомячками…

— Верните мой тридцать седьмой, — криво улыбнулся олененок.

Розалия Самойловна смутилась и заскребла когтями по замерзшему стеклу, делая вид, что его протирает. Маршрутка затормозила. В салон, тяжело дыша, влез однорогий олень, его морда была покрыта инеем, а с копыт валился снег.

— Вам докуда? — спросил водитель-медведь.

— Мяааау! — провыл снежный олень. И плюхнулся на одно из передних сидений. Из его кармана вывалилась банка «Фанты» и покатилась по полу.

Кошки в маршрутке прижали уши. Катерина пригнулась и накрылась сумкой, чтобы однорогий ее не заметил.

— Я говорю: тебе докуда, дегенерат? — прорычал водитель. — Нет денег — пиздуй пешком.

— Какие мерзкие, грубые слова! — возмутилась Розалия Самойловна. — А молодой человек так вежливо с вами поздоровался, сказал «мяу».

— Мяяяяу! — однорогий трижды ударил копытом о копыто, вскочил и мотнул головой. — Мяу это космос! Дайте ребенку мяу! Мяу! Дайте ребенку мяу!

— Золотые слова, — мяукнула старая кошка. — Всем современным детям нужно мяу! Кто мы и что мы без великого кошачьего языка и великой кошачьей литературы? Кто мы без мяшего мяукультурного наследия? Мяу, товарищи! Мяу, мяу и еще раз мяу!

— Мяу! Мяу! Мяу! — вопил однорогий, то приплясывая, то вися на желтой штанге с кожаными петлями. — Мяу! Мяу! Мяяяяяяу!

Розалия Самойловна расплакалась от умиления и вручила медведю сотню.

— Садитесь, молодой человек, — любезно предложила она. — За ваш проезд уплачено.

Но однорогий и не думал сидеть на месте. Он носился по салону вперед и назад, мяукал, громко топал и мычал. Его копыта задевали головы пассажирок, те молчаливо отодвигались. Казалось, хлипкий пол китайского автобуса сейчас провалится.

— Господи, спаси и сохрани, — прошептал Павлик и поправил Галю на голове.

— Правильно, думай о душе, юный греховодник, — зашипела старая кошка. — Ведь ты не так давно вколол себе прививку, тебе осталось максимум два года… До ужасных последствий…

— Так ведь и вам вкололи ковид, — криво улыбнулся олененок.

— Я заплатила медсестре пять тысяч, — прошипела кошка. — И она вылила ковид в раковину. Слава Иисусу, во мне нет этой гадости.

— Мяяяаааау! — провыл однорогий. — В автобусе задрожали стекла.

— Тетя Катя, подержите, пожалуйста, Галю, — сказал Павлик.

Однорогий споткнулся о выставленное в проход копыто и рухнул на переднюю площадку. Олень-трансвестит отломил его последний рог и ткнул его этим рогом в зад.

— Ты че, попутал, пидорас? — просипел однорогий.

— Притормозите, пожалуйста, — сказал Павлик. — Мяу надо выйти.

— Да, мой генерал, — медведь на ходу открыл дверь.

Между трансвеститом и безрогим завязалась борьба. Безрогий держался тремя копытами, а четвертым колотил противника. Трансвестит отдирал его копыта от двери. Снаружи летел снег и мелькали обледенелые стволы борщевика.

— Уймись, хулиган! — старая кошка вцепилась в ноги Павлика. Павлик упал. Казалось, безрогий его сейчас одолеет.

Внезапно Катерина достала из сумки продолговатый предмет и ударила безрогого по лбу. Тот схватился копытами за голову, пошатнулся и выпал из маршрутки. Медведь захлопнул дверь и прибавил газу.

— Как не стыдно?! — Розалия Самойловна поправила пуховый платок, сбившийся в драке. — С этим содомитом все понятно, медведь просто хам с Гималаев, но вы… Вы же взрослая, уважаемая женщина… Работаете в социальной аптеке… Вас вся Гатчина знает! От вас я такого не ожидала!

— Павел мой крестник, — смутилась олениха. — Он все сделал правильно. Видите ли, тот молодой человек, он… Не знаю, как объяснить… Находился под действием вредных веществ. Он все время преследовал меня…

— Каких еще веществ? — прошипела старая кошка. — Такой интересный молодой человек… И знает кошачий…

— Он мефедроновый наркоман, — негромко сказал Павлик.

Но старая кошка его не слышала. Она уже звонила его матери, Ольге Ивановне, чтобы выполнить свой долг перед подрастающим поколением.

— Ладно, Павлуша, я чую, нам пора выходить, — сказала Катерина и сунула водителю сотню. Дверь открылась.

— Постойте! — мяукнула кошка. — А зачем вам гирлянда на попе?

Катерина только сейчас поняла, что в спешке забыла ее снять. Она крепко взяла за копыто своего крестника и спрыгнула в рыхлый снег.

— Тетя Катя, а правда, зачем вам гирлянда на попе? — спросил Павлик, труся по шоссе.

— Да, зачем гирлянда? — пискнула Галя.

— Много будешь знать — скоро состаришься, — ответила олениха.