Однажды меня убили. Испортили мне мою только начавшуюся жизнь, да и друзья с семьей были в панике. Не знаю, что ему от меня было надо. Наверное, с головой сильные не лады. Воровать у меня было нечего, если только мой антикварный плеер, 20 рублей и шоколадку для сестры. На улице было уже темно, с неба маленькими кусочками падал снег. Фонари уныло освещали мне дорогу. Вообще я терпеть не могу возвращаться домой одна, поэтому чаще всего меня кто-нибудь провожает. В тот раз почему-то никто не смог этого сделать. Я даже выключила плеер, чтобы слышать все происходящее вокруг, а этот урод подошел как-то незаметно. Первые секунды меня спасал мой длинный шарф, обмотанный вокруг шеи два раза, но потом мне все-таки перерезали горло.
А она мне сегодня не позвонила. Обещала, но не позвонила. Мы с ней вчера очень долго гуляли по морозным улицам и разговаривали о политике. У нее очень милая улыбка и большие зеленые глаза. Я даже не думал, что я с ней задержусь больше, чем на одну ночь. Но, как оказалось, такая девушка мне как раз подходит для относительно семейной жизни: тихая, спокойная, без претензий и капризов. Конечно, она немного глуповата, но зато очень забавно строит из себя образованную и высокоинтеллектуальную девушку. Выглядит это абсолютно по-дурацки, но я ей об этом не говорю. Все равно скоро расстанемся.
В глазах пошли какие-то огромные круги, орать я не могла, потому что из горла лилась кровь. Потом я рухнула на снег и там и осталась лежать, выронив замерзший батончик шоколадки.
Она меня всегда нежно обнимала, когда я приходил с работы, гладила по спине и говорила: «Я заказала нам ужин в немецком ресторане, его привезут через 15 минут. Ты как раз вовремя!». После этого она запрыгивала на меня, обнимала ногами за талию и мы целовались до того момента, пока не приезжал наш ужин. За ужином она постоянно рассказывала мне о своих друзьях, подружках, родителях, институте. Она ничего не делала, только училась на заочном отделении какого-то платного вуза, за которой я и платил. Иногда приходилось покупать ей сессию, чтобы моя «бедная девочка» не перетрудилась. Но меня безумно раздражала в ней не ее лень и глупость, а манерные движения и глупый смех. И почему мы до сих пор были вместе?
Смерть одного человека, то есть меня, заставила страдать какое-то нереальное количество людей. Половина моего курса ходили в полном депрессняке, друзья не могли спокойно ходить в те места, в которые мы ходили раньше вместе, родители не находили себе места. Всем было ужасно, а мне было по фигу. И я ничего не могла поделать с этим.
Вот дура. Зачем было покупать пуховик за 15 тысяч и потом уверять меня, как это прекрасно. Ничего прекрасного, это уже 20-ая шмотка за месяц. Ее шкаф уже ломится от дорогущих шмоток, которые она чуть ли не каждый день покупает на мои деньги. Я ее, конечно, избаловал. Но я ненавижу когда она расписывает мне прелести своего тряпья и косметики!! Как же она мне надоела…
Все эти уродливые пластиковые розочки мне, слава богу, никто на могилу не клал. Обычно там было чисто и лежали живые тюльпаны. Друзья принесли туда большую мягкую игрушку, которую на следующий же день сперли бомжи и, наверное, продали кому-нибудь. Да мне, собственно, все равно –лежит она там или нет. Мне от нее толку никакого.
Из-за своей тупости она даже не заметила, что я стал периодически уходить куда-нибудь на всю ночь с идиотскими отмазками «на работе вечеринка». Понятно, что я тусовался с какими-то девками, а не на работе. Шампанское, свечки, луна за окном – весь этот примитивизм сшибал их моментально. К тому же, я был красивым. Это было всеобщее мнение, и я ему доверял. В свои 32 я выглядел лет на 25. У меня была потрясающая фигура и загорелая кожа. Можно было сказать, что я сам себя обожал. Но больше всего я нравился каким-нибудь 20-ти летним дурочкам, которые стелились под меня через час после знакомства. Моя, так сказать, постоянная девушка жила вместе со мной. Поэтому я не имел возможности приводить к себе свои гаремы. Все всегда происходило на нейтральной территории: в гостиницах, в квартирах друзей, на колесе обозрения.
Сегодня ко мне приходил мой бывший одноклассник. Но меня не было дома. Он не знал, что меня уже давно не бывает дома.
У моего отца есть потрясающий знакомый. Ему уже за 60, но поболтать с ним до безумия интересно. На днях я приходил к нему, чтобы поздравить его с днем рождения. Подарил ему новый телевизор, он давно о нем мечтал. Выпили немного, потом еще и еще. Сначала рассказывали смешные истории из жизни, курили на балконе анашу, баловались как дети по телефону, а после второй бутылки коньяка мы решили перейти на запретные темы. Почему-то мы решили, что нужно рассказать друг другу кое-что, о чем никто кроме нас самих не знает.
В альбомах кучи моих фотографий, на стенках - мои картинки, в магнитофоне – мои диски, в тетрадках – мои стишки. Теперь родители могут знать о том, что я пила абсент, курила и порой слишком близко общалась с мужским полом. Гора моих секретных блокнотиков, зарытых глубоко в ящиках, исписанные моими похождениями, теперь можно зачитывать на семейных вечерах и удивляться, как они могли этого не замечать. А теперь ругать некого.
Потягивая остатки коньяка и делая достаточно сильную затяжку, он сказал мне: « Сейчас я тебе расскажу одну вещь. Только поклянись, что это никому никогда не станет известно». Я, конечно, пообещал ему это. Бессмысленно разглашать чужие тайны и тем самым портить репутацию близкому человеку. «Никому не скажу, честное слово», - ответил я, и он начал говорить. Почему-то его голос сразу задрожал.
Похороны – отвратительный момент. Перед всеми лежит труп, кругом горы цветов, священник что-то бормочет, все плачут. Страшное зрелище. Особенно, когда плачут над тобой. Не знаю, но мне абсолютно не нравится, что на похоронах принято есть. Превращается не в трагедию, а в праздник. Все равно кто-нибудь да напьется и начнет отпускать циничные шутки в адрес умершего.
«Это было ровно 32 года назад, за неделю до твоего рождения», - начал он. «Я сидел дома и смотрел телевизор. Пришла моя жена, принесла какие-то пакеты с продуктами и попросила разложить все по полкам. Я без комментариев принялся за дело. Она ходила по комнате и пыталась найти свои тапочки. Не буду углубляться в подробности, но она нашла те вещи, по которым поняла, что я ей очень сильно изменяю. После этого в нашем доме начались жуткие скандалы. Она орала на меня каждый день, пыталась драться со мной, выгнать из дома. Ты знаешь, что у меня и так с нервами не все нормально, а после такого все мои истерики переросли в жуткую агрессию…»
Теперь мало кого волнует толщина моей попы, мой вес, цвет глаз и фирма очередных штанов. Все это осталось, но стало пустым. Меня там нет. Есть рот, но нет пьяной улыбочки, которая обычно так нравилась мальчикам. Есть глаза, но в них нет взгляда. Есть руки, но нет никакой плавности. Мешок с картошкой.
«…одним словом…мне трудно об этом говорить…я решил избавиться от нее…Она довела меня до того, что у меня тряслись руки, я не мог есть, спать. Я стал ненавидеть ее. А ненависть вкупе с агрессией порождает….»
Неправда про длинный туннель со светом в конце. Хотя, может у всех по-разному. У меня сначала были какие-то круги, а в первые минуты смерти перед глазами с бешенной скоростью проноситься вся жизнь – от рождения до последней секунды. Видишь все эпизоды, даже самые маленькие. Не смотря на бешенную скорость, я смогла разглядеть каждый «кадрик». Запечатлены были даже мои позы во сне, мои разговоры, написание каждой буквы или цифры, каждая ложка супа, каждый шаг и движение ресничек. Потом некоторое время я находилась где-то сверху и все видела: своё мертвое тело, своих ревущих друзей и родителей, свое голое тело в морге на металлической койке (не такая уж я и жирная, оказывается), свои похороны. Я не двигалась, все само представало передо мной. Но это обычно недолго, около недели.
«…убийство. Я решил ее убить. Однажды – я знал, что она пошла к подруге, - я взял скальпель и вышел на улицу. У меня не было никакого плана, я не думал о последствиях. Моя ненависть кипела во мне. Я знал, по какой дороге и в какое время она обычно возвращается. И вдруг я увидел ее. Она как раз шла спиной ко мне. Я тихо вышел и начал следить за ней. На месте, где было потемнее, я накинулся на нее сзади и попытался перерезать ей горло….»
Эту неделю на земле готовится новое тело. Потому что для каждого умершего не своей смертью дается шанс дожить свою жизнь в другом теле. Оно еще даже не рождено, но как только оно рождается, душа влетает в него и начинает развиваться с новыми силами и возможностями.
«…но длинный шарф замедлил убийство. Не знаю, откуда у нее взялся такой шарф, раньше я его у нее не видел. Наконец, мне удалось сделать порез. По моим рукам текла кровь, она пыталась кричать, но перерезанное горло мешало ей сделать это. Я держал ее до тех пор, пока она не умерла. Когда же я выпустил ее из рук, я понял страшную вещь….»
Я стала мальчиком. Маленькое орущее тельце было вынуто из утробы, и тут же меня запустили в него. Меня никто не спрашивал, хочу я или нет. Это был мой долг продолжать жить.
«…это была не моя жена, а молоденькая девушка. В ярости я не отдавал себе отчета в своих поступках. Я бухнулся на колени перед ней, где в луже густой крови валялась шоколадка, и зарыдал. Но нельзя было там оставаться и я убежал, даже не взяв свое орудие убийства».
Я опять ходила в детский сад, ела манную кашу, смотрела мультики. Но у меня было постоянное ощущение, что все это мне знакомо. Опять первое сентября, букеты, девятый класс, выпускной. Я была лучшим учеником в классе. Меня обожали учителя и родители. Я просто все знала, все было уже пройдено мной. Я обладала огромным количеством знаний, была очень начитанным мальчиком.
«Конечно же, меня очень скоро обнаружили. Я даже не сопротивлялся. Когда за мной приехали, я сидел на кухне и делал себе петлю. У меня было жуткое помешательство, я не мог жить. Картина смерти невинного человека стояла у меня перед глазами круглосуточно, я хотел избавиться от этого. »
Девушки всегда ходили вокруг меня. В 13 лет меня совратила 19-тилетняя девушка, с чего и началась моя «потребительская» сексуальная жизнь. Во-первых, я обладала потрясающей внешностью. Во-вторых, я знала как себя вести. Мне хватало буквально часа, чтобы соблазнить девушку остаться со мной на ночь. В-третьих, мне удалось найти очень высокооплачиваемую работу. Я смогла купить квартиру, машину, постоянно ездила заграницу и одевалась в лучших магазинах. В-четвертых, мой ум, чувство юмора и сообразительность поражали многих. Я понимала, что это осталось от прежней жизни.
«В тюрьму меня сажать не стали, потому что прекрасно понимали, что у меня помешательство. К тому же я честно все рассказал. Меня положили в психиатрическую больницу в отдельную палату. Мягкие стены, горы таблеток, белая смирительная рубашка, электрошок, толпы психиатров не покидали меня ни на день на протяжении 5-ти лет. Пару раз ко мне заехали мои родители, оставили каких-то продуктов и книги. Меня уволили с работы, жена ушла к другому мужику, продав половину моей квартиры и забрав себе все ценные вещи, друзья продолжали обходить меня стороной даже после выписки. С твоим отцом мы тогда были мало знакомы, так как познакомились недели за две до происшествия. И я остался совершенно один.»
Потом у меня появилась постоянная девушка. Я даже поселила ее у себя. Она безумно меня любила, но мне как-то было плевать на нее. У нее была прекрасная улыбка и большие зеленые глаза. Она постоянно смеялась или говорила ерунду. Я тратила на ее одежду кучу денег. И после 3-х лет совместной жизни я стала ей изменять. Если честно, то я делала это и во время нашего сожительства, но это было крайне эпизодически. А через три года я стала делать это регулярно, уже не считав подобное поведение за измену, это стало в порядке вещей. Конечно же, я не приводила к себе домой всех своих девушек, потому что там была она. Поэтому все всегда происходило на нейтральной территории: в гостиницах, в квартирах друзей, на колесе обозрения.
« С тех пор прошло много лет, а я все еще помню тот ужас в ее неживых глазах…» – он очень тяжело вздохнул и по его щеке покатилась слеза. Никогда в жизни не видел, как плачет мужчина. «Что ж…Теперь моя очередь поведать тебе один секрет», - сказал я и зажег сигарету.
Сколько ж у меня было этих девушек? Я даже не помню. Штук 200 точно. Я вообще мало думала о своей безопасности, как-то всегда все было слишком спонтанно и не было времени на разные заморочки. Было такое ощущение, что каждая новая девка была чем-то вроде призового балла – чем больше наберешь, тем лучше. Год за годом, месяц за месяцем я мило улыбался, говорил комплименты, покупал MARTINI, просыпался на смятых постелях с обнаженными красавицами, запирал замки пустых квартир, звонил домой и врал, что задерживают на работе, что у меня корпоративные вечеринки.
« У меня СПИД…С прошлого года. Не знаю, скольких людей я уже заразил…» - больше я не мог ничего сказать.
март 2003 |
проголосовавшие
комментарии к тексту:
