Литература

В тот вечер все было как обычно. Ха! Санни зашел за мной около десяти… пьяный уже, бла, в зюзю, в своей грязной с бомжа куртке – вся в волосне, моче и мути… В руках он держал хороший такой гаечный ключ, ржавый, правда, но это ниче… не важно, с него капала красная хуйня – ай, меня не подождал! Улыбался зубастой, хищной улыбкой, небритый черт – ну что с него взять? а люблю его, бла, как познакомился, люблю… Крикнул предкам, ночью не ждите, старуха-мать жалобно взглянула – послал ее, куда подальше послал, и отца заодно – пьянь гадкая, дал бы в рожу да батя все-таки… живи…

А на улице дубак, темно, все попрятались – или домой бегут, к теплу, к жене-стерве, сварливой шлюхе, хе! к детям обоссанным… ну-ну, бегите… от своей херовой, всю в дерьме жизни бегите, бла… умереть поскорей вы хотите, вот что, всю жизнь мечтаете… и женитесь, чтоб умереть, суки сраные, и работаете, чтоб сдохнуть, хуи вы ненужные, только драть своих шлюх можете да задницу начальству лизать, взасос, жополизы ебаны. Вон идет один, с кейсом, фраер очкастый, волосня с пробором, не люблю таких, всю жизнь не любил правильных, вилка – в левой, ножик – в правой, уроды гладкие… Он один, сворачивает в переулок, ха, домой идет, к тарелке супа, темно, никого, я мигаю Санни, набрасываю на кулачок свою «железочку» родимую… Санни лыбится, как всегда, глаза красные, пьяный мудак, а хорош! Бог и гений! Перехватывает свой ключик, хе, «золотой ключик» в руке поудобней, идем быстрее, ух! бурлит ебана кровь, сердечко бьется упруго-радостно, ща начнется! Слева домик – темный, как уголь, окон что ль нет? справа листва, деревья густые – как в сказке, все на фарт: а дальше темней, благодать! хер молодой, не больше 25, идет, плащом размахивает влево-вправо, король сизый, умывальников начальник, все можно типа… ну-ну! Санни заходит слева и красивенько так, по восходящей дает-то ключиком по морде очкастой: ай, хорошо пошла! Падает как мешок с говном, на спину, кейс в разлет, брякается на землю, ну тут уж ботиночки мои литые выходят на сцену, стальная подковочка да серебряный тычок в носке – красота! Очечки-то хрясть, и нету их – ха-ха, хрупкие, маленькие, как ступой растолок, бла… крупа одна стеклянная. Ползает, кровищи жуть, ну мы дело-то знаем, по почкам там, по ребрам, ну и лицо – ха! это святое: руки-то он тянет да хуй помогает – тычок мой серебряный и по глазам, и по скулам, да еще «железочкой» к затылочку приложился… тихонько так, чтоб не пробить… так, чтоб красненькая закапала.

А он захлебывается, дурью-то своей захлебывается, глаза вроде вытекли… да нет, целые, за кровью-то сучьей его ничего и не видно, сопит, пыхтит, как пылесос, и понять не может. Бла, пиздец, а че тут понимать, рожа свинячья?! По яйцам-то его куриным Санни ровненько ключиком прошелся, тот аж весь сжался, как лапка кузнечика, и орать хочет да не может, молодец удалой, хрипит только… хр-хрр… как мотор посаженный. Ну, я устал тут, Санни еще старается, хрен ненасытный, да я мигнул ему, без слов понимает, сукин сын, отошел, лыбится, радостный как летнее солнце, бла… Очкарик утих, лежит матрасом ссанным, ну да пусть живет, пусть знает, что жизнь-то сука, дерьмова-то жизнь, не одни ложки-вилки в ней да шлюхи модельные, ха! образумится, познает, хе, в зеркало посмотрится, хер прилизанный, все кино смотрит да в барах сидит… на, кино тебе!

Район-то знакомый, каждая улочка родная, матерая, все заборы знаю, все лужи собачьи… Темно и хорошо, жарко, а кровь все играет, бежим по мостику нашему, никого нет, местечко хорошее, наваристое, бла… а в домах света почти нет, как знают, чувствуют, моржи хуевы; холоднее, бла, становится… а дура-мать все дубленку не купит мне, зажала, бла, сука, вытрясу, как подушку вытрясу – перья полетят, бла… Санни, хуй, не трезвеет, бежит зигзагами, залил по горло водяры пальной, добегается хуй, упьется до смерти, бла… хоронить придется, ох придется… не следит, бла, за собой, пиздец просто – сам водку не пью, курить – не курю: хуета все это, по трезвянке надо все делать, чистые, бла, ощущения, без примесей – самопознание, бла… словечки умные еще там, не знаю…

План-то выполнили, ха, мы на сегодня, Санни до меня еще постарался, построчил козлов ебаных, довольных жизнью – суки розовые! Все, бла, хорошо, да? хорошо?! На все готовое, да?! Бла, уроды толстые, ненавижу, ненавижу!! Близко наш подвальчик, ну я тормознул Санни – здесь половим, покетчаем – хорошее местечко, бла, темное, глухое, главное: а все вижу, знаю, каждый кирпич тут знаком – заебись! Встали прилично так, будто разговариваем, как все эти уроды, разговоры умные ведем, бла, о жизни, о любви, типа… как белые люди, головами киваем, соглашаемся будто лицемеры хуевы, всё у них так, всё жопу свою прячут, вонючую натуру свою… улыбаются, суки, а сами хуй сосут, дрочат начальству хуи-то, бесплатно дрочат, лишь бы жопу спрятать… ненавижу!

А вот и птичка в сети летит, на ловца-то, прыг-скок… О, во краля-то! Я стою боком, типа смотрю на Санни, головой киваю, соглашатель, бла, он вообще, пиздец, еле стоит, лыка не вяжет, а слева прямо на нас идет, цокает каблуками девка… смотрю боком, бла, краем глаза – по виду-то не шлюшка, бла, приличная даже, хе! спешит, бла… к папеньке, маменьке поскорей, уроки типа сделать там, поцелуй на ночь, ути-пути, лет 17, ха, не больше… а ниче, вот, бла, пиздатая сучка-то: волосы, как я люблю, длинные, до плечей, беленькие, глаз не вижу, вниз, ха, смотрит, прям бежит даже, поздно-то, бла, домой спешит – ай-ай, а одна, провожать-то некому – где мальчик-то ее, правильный, модный – хуй-то? И фигурка, о, как в лучших домах Лондона – все есть, хрупенькая, в ручках сумочка болтается, прикид полный – курточка кожаная, брючки облегающие, и не холодно, бла, ей? А у меня аж в хую засвербило: это дело мы любим, это мы горазды, бла, - а Санни без слов все понимает, клыки выставил – люблю черта!

Ну мы культурненько так подваливаем, такой реверансик делаем, она смотрит, испуганно, бла, смотрит – глаза большие-голубые, красотища! Бла, у меня уже все напряжено, но мы правила знаем, не бомжи какие-нибудь; беру ручку ее тоненькую, мерзлую, целую, типа – как в кино про ебаных рыцарей, а Санни гогочет, ни хуя не смыслит, хер безмозглый! А она рот открывает, типа щас кричать будет – но мы люди опытные, шейку так сжимаю тихонько, Санни ее по голове «погладил» так, ласково, бла, «погладил»: отрубилась она, только сумочка упала! А хорошо подвальчик наш рядом – а личико у нее знакомое, да, бла, вспомнил, пару раз видел ее, веселая такая была, с мальчиками какими-то бегала, ясно из этих, бла, из уродов правильных, типа чистенькие мы, жизнь удалась, хорошо всем – идиллия сучья!

Принесли мы ее в подвальчик-то глухой наш, самодельный, бла, гордость моя, царство божье, бла, где я бог! Кроватка тут, скамеечка, столик резной, все как у людей – сук этих, цивильно и достойно, хочешь чаек, хочешь музыку, кино, бла, крутить можно – все на свои, кровные, заработанные, не как у хуев этих, ворюг ебаных, друг у друга воруют, а потом жопу лижут, ненавижу, бла, или воруйте, бла, или жопу лижите, одно что-то, бла, нет, спиздили – полизали, спиздили – полизали… ублюдки хуевы! Положили ее на кроватку, она все очухаться не может, охает все, бла, слабенькая попалась, и личико детское, бла, точно не больше 17 сучке, ай, я аж возбудился, бла, но удовольствие продлить надо. Вещички ее перебираю – хуета разная, женская, помада-тушь ебаны, о! бла, в институте учимся, ну и название, ха, девочка смышленая, культурная – тетрадки-хуятки какие-то, все переписаны, бла, ну ни хуя себе – сколько ж писать можно, три тетрадки исписанные – вот делать нефига, листы марать: ни хуя их не понимаю! Книжки, бла, я и слов таких не слышал, что-то про искусство, ха! живопись, Моцарт, бла, Хуецарт, рисунки какие-то – вот детсад, хуйней занимается… А Санни рядом прыгает, скачет, тетрадки рвет-подбрасывает, дурака, бла, валяет, короче: уже водки бутылка откуда-то в руках, глотает, как сок глотает – во дает хер! А девка уже очухалась, оклемалась, сучка, потянулась куда-то, ну я Санни кивнул, он ей по ручке-то дал, мобилу выхватил, в карман сунул: знаем мы все эти штучки-дрючки, дура сопливая, бла! Ну Санни еще тихонько по лицу похлопал, легонько так, чтоб без фокусов-хуекусов, бла…

Она поняла, бла, еще бы, на лице следы маленькие остались – эй, Санни, хуесос, полегче; сидит, молчит, глазки только водянистые стали, слезками налились – ай, бла, вот точняк детсад! а Санни прыгает, пиздец, орет: «Давай она у меня отсосет? Давай?!» Хоть и люблю хуя этого, а мозгоебом останется: ни хуя не смыслит в делах этих. Лишь бы, бла, присунуть. Я так вежливо подхожу к ней, Санни отодвигаю на хуй, она подальше от меня, боится, бла, и говорит так: «Что вы хотите? Выпустите меня». А подвальчик-то глухой, подземный, бла, она уже просекла, бла, тут как в лесу – не дозовешься, ха! смышленая девка, сучка та еще! Я так говорю культурно, хе, как все эти хахали ее долбаные, а че так рано? ты у меня в гостях, ща чаю попьем, а сам еле смех сдерживаю, бла, очень похоже у меня получилось. А она снова, бла, так, уже криком: «Выпустите меня!», осмелела сучка да еще встать пытается, выбраться – ну да я ее прижал, легонько прижал: она маленькая, слабенькая, бла, вырывается, а не может, силенок не хватает. Я ей, тихо ты, не рыпайся, бла, че тебя режут, а она все криком заходится: «Выпустите, выпустите!» Ну пришлось маленько об стенку затылком пристукнуть, чтоб притихла, бла, несильно так, она только охнула и за голову схватилась, плачет только, бла. А Санни все смеется, как обкуренный, ни хуя не остановится, я прикрикнул на него. Ну начал я наново с ней, опять по-хорошему, ночка-то в самом разгаре, говорю ей, не ори, бла, я тебе че сделал, не ори тока… Она уже не орет, только всхлипывает: «Чего вы хотите? Чего вы хотите? Меня дома ждут, отпустите меня!», заладила, бла, как пластинка хуева, не остановится, Санни все водку глушит, супермен, бла… Скачет, прыгает, с ботинок грязь сыплется – бла, смотреть противно да еще его куртка дерьмовая; уймись, бла! Я ей говорю опять, бла, вдалбливаю, пойдешь ты домой, к предкам своим обосранным, тока позже, ты ща в гостях, поняла? ты че в гостях ни разу, бла, не была? ну и все, бла, не хнычь, дура ебаная! А сам все возбуждаюсь, сижу-то близко, а от нее пахнет так, бла, заебись пахнет, шампуни-духи там, бла, как в салонах, бла, аромат – фигурка обалдеть просто, маленькая да удаленькая, хуй ты то! А она пуганая еще, понимает все, взгляд мой ловит, бла, ха! сжалась, как ягненок, бла, сжалась – опять говорит: «Отпустите, пожалуйста, я никому не скажу, отпустите меня». Вот сука непонимающая, сто раз объяснять надо, никуда, бла, ты не пойдешь, попозже, а если вякать будешь, вообще не выйдешь, сука, поняла? Я подзываю дебила своего, беру ключик его потрепанный, бла, ай красота! показываю ей, типа смотри, встанешь с кровати – по лбу разом схватишь, бла… а ключик красненький весь, свежий, весь в потрохах очкастых – жуть! Она опять всхлипнула, плаксивая, бла, попалась; поняла, ха, всю серьезность шутки, сучка.

Поднимаюсь, не хочется, а надо, она сидит, смотрит, не шевелится, поднимаюсь, рукой показываю Санни – типа давай, че там у нас есть из хавача, Санни, бла, смотрит, ухмыляется – бла, не понял, хуй, мозгов мало, на такие дела не хватает, пьянь хренова… подхожу к шкафчику, а там винцо, печенье там, то да се, как в ресторане, ха, такие мы, и мы умеем, бла, не только эти хуи толстозадые. Выкладываю на стол, деловито так, не спеша, как официант ебаный, тут и до Санни дошло, бла, помогать начал, ха, член из ширинки выскакивает, вот сучка, и Санни уделала, он аж трясется от возбудака – хе! тока мне эта птичка нравится, не шлюха, бла, не шалава какая подзаборная… видно, бла, культур-мультур, за такими, бла, даже эти морды толстопузые бегают, в театры всякие водят, ха! Типа накрываю, а сам глазиком за ней слежу, чтоб без фокусов; нет, успокоилась, сидит, правда, затравленно все смотрит, лицо застыло, ждет, бла, что будет, ну-ну! Выложил я все – все самое лучшее, бла, ради нее, сучки-то: винцо хорошее, печенье-баранки всякие, даж консервы открыл, расставил все, аж самому, бла, понравилось – как на картинке, тока Санни свои грязные лапы сует, портит, дебил, все всегда портит, козел. А она все сидит, не шевелится, статуя да и только, только глаза двигаются, да ручки теребит – нервничает, бла, еще бы не нервничать, а глазки все слезятся, голубенькие такие, прям светятся!

Ну подхожу я так, один хуй, как в кино, бла, Санни рядом, шут гороховый, кривляется, рожи корчит – не унять, и говорю так ей, прошу типа к столу, тут, бла, я спрашиваю вдобавок, как хер культурный, типа как тебя зовут, не знакомы, бла, еще мы (а сам-то я вещички ее глядел, имя-то ее увидал, но мне интересно…) А она все в такой же позе сидит, не шевелится, ну?! Она говорит тихо так, я аж слух напряг, говорит: «Вы со мной что-то сделать хотите? Я знаю… Вы хотите… Не надо!» И опять глаза блестят, уж встать хочет да опомнилась, хе, Санни так, молодец, упреждающе ключиком помахал, повертел… она так и застыла, ну и вдруг крик ее: «Пожалуйста, отпустите меня, пожалуйста, отпустите!» Ну вот, бла, снова-здорово, уж, сука ты непонятливая, договорились, бла, опять?! Она только ладошками лицо закрыла и сдерживается, видно, текут слезки-то, да всхлипывает. Бла, запарила, сука! Я подскакиваю к ней и с двух рук по щекам ее хлестаю, то одну, то другую, только голова, бла, вертится, а сам повторяю, если будешь сопли пускать, покажу ад хуев тебе, мамочка твоя с ума сойдет, кишки пущу, затем беру ее, встряхиваю, она только глазками лупает, кивает, успокоилась, бла… не прошло и года… Если будешь делать то, что я скажу, бла, уйдешь домой, сучка, поскорей уйдешь… иди за стол, быстрей иди, а Санни хлопает, топает – все у него праздник!

Встает она все-таки, я за ней слежу, внимательно так слежу, бла, чтоб без фокусов, Санни тут на колени встал и руки, сучок, тянет, бла, все кривляется и рожу скорчил… хе, без слез не взглянешь – во умора, ебаны в рот! Я цыкнул на него, заткнись ты, подвожу ее, она как сама не своя, как мумия, бла, дыхнуть боится – ну тут стол сказочный, ух, хорошо, бла, идет все, придвигаю ей стул, типа садись: а сам такой вежливый, бла, ну и удивляюсь даже, о пробило-то как меня на правила эти хуевы – и смешно мне, вот жизнь ебана, как в романах великосветских! Она садится так, осторожно на краешек, и все вперед смотрит, глаза куда-то вперила, головы не поворачивает, хе! вся напряженная такая, ну-ну, бла. Вы хоть бы курточку сняли бы (о, на вы даже с ней, охуел совсем!), упаритесь, а? Она головой качает, ну тут уж я прикрикнул, она мельком, бла, так взглянула на меня, больным таким, умным взглядом посмотрела и сняла курточку, аккуратненько так сняла и в руках держит, сучка-то. Хе! Всегда так, пока на сук этих не прикрикнешь, пока на хуй не пошлешь, ниче не сделают, бла. А Санни уж сидит давно, наяривает, жрет, бла, как прорва, чавкает, хер – ну никаких, бла, приличий! Иногда, бла, он просто достает, мозгов как хуй наплакал. Курточку я так у нее настойчиво попросил, хе, на кроватку бросил, чтоб не мешалась – а на ней свитерок, бла, пиздатый свитерок, с цветочками-хуечками, все как надо. Сел рядом на стульчик, бла, смотрю, вот маза, бла, сидим как семейка достопочтимо сраная, все чин чинарем, как у людей, вечерняя трапеза, хуй ты то! Аж смешно стало, а Санни точно как сыночек, бла, баловень ебаный, я не выдержал, дал ему по затылку, сука, ты че без нас жрешь, бла, сиди, хер ушастый, спокойно! На нее поглядываю, а она как хуй проглотила, молчит, все в одну точку смотрит, не шевелится.

Ну мы ее, бла, расшевелим быстренько, привыкла, сучка, что вокруг все прыгают, мальчики толстозадые, кошельки ебаные! Открываю так винцо спокойненько, Санни, бла, алкаш хренов, жадно смотрит, и в стаканчик ей наливаю, хорошее, бла, винцо, сладенькое, крепкое – хе, то, что надо! Ну и как вас величать, спрашиваю, это я в кино видел, фраер расфуфыренный с дамочкой накрашенной сидел, бла, втирал, козел, лицемер хуев, ведь только ебли хочет, а такие умные слова говорит, сука двуличная, убил бы, на хуй натянул бы, жопа сраная! Молчит гостья моя, ну я взглянул так яростно, сразу ротик открыла, говорит, Таня, мол, а стаканчик, сучка, не берет. Ты че, бла, отказываешься, пей давай, а она, не пью типа, хе, дура трезвая, че втираешь-то, ща все пьют, я ж не самогон тебе предлагаю, винцо пиздатое! Хочешь, чтоб я тебя заставил, бла?! А Санни ухмыляется, знает, сука, как я заставлять умею, кого хошь заставлю. Ну она мигом все поняла, хе, взяла стаканчик и осторожно пригубила, бла, чуть-чуть так и быстро обратно поставила, а на меня не смотрит, бла, хотя глазки уже чистые, успокоилась, ха! ну и ладушки. Я тоже доволен, ха, чой-то хорошо, умиротворенно мне стало, бла, я винца махнул, на нее все гляжу, да, бла, ее и драть просто так не хочется, была бы шлюшка очковая, никаких разговоров и не было бы, бла, какие разговоры, бла, ставь раком и бери от жизни все; а Санни все подмигивает, бла, жесты делает, долбоеб, ни хуя не понимает в девках, у него вагина одна в мыслях, дон жуан хренов. А меня, бла, в говорильню потянуло, захотелось, бла, побазарить, как мудаки эти, даж интересно стало, че втирают им там, с Санни-то о чем можно-то? Все шлюшки, бабло, жизнь хуева… Хе! А винцо пиздатое, сладенькое, пьешь, бла, не оглядываешься: не то что водка, пойло сучье, для бомжей убогих. Молчит тока, ну точно мумия, и не расслабится, пальцем не пошевельнет, ну я говорю как хозяин радостный типа, ешь давай, че сидишь как на эшафоте, тебя че трогают, вон печенье бери, бла, не стесняйся. Она сидит, опять мне орать надо, опять?! А она так посмотрела, первый раз, бла, взглянула на меня, внимательно, бла, так и тихо так, просительно: «Можно мне хоть звонок сделать? Один звонок». Ага, дура, бла, сучка ебаная, а такси тебе, бла, не вызвать, ну и терпенье у меня, че-то я добрый сегодня – даже не стукнул ее за это. А она опять так, и смотрит, бла, жалобно, глаза увеличила, на слезу, сучка, пробивает, говорит: «Мне просто сказать родителям, просто сказать, что я буду позже». Ха, бла, че мы тебе пупсики, тузики поролоновые, че пиздишь-то, мы что уроды тупые, не понимаем, куда звонить собралась?

Меня злить на хер это уже начинает, хуй ли я жду, нужно, бла, быка за рога да козла за яйца – че телюсь-то? Ведь сама, бла, сама напрашивается, ну че делать-то, а не могу что-то, бла, не колея щас мне, жду чего-то, хочется понять сучью их психологию, ай хорошо винцо! Вот и сидим, как бабки у подъезда, Санни совсем разошелся, петь начал, ни хуя не умеет, бла, глотку дерет, одни слюни и брызги ссанные изо рта – фу, на хер, я пятый стакан хлопаю и уж сам не свой, смотрю, бла, на нее, все, сука, дождешься ща. И тут она ротик свой открыла, смотрит уж прям в глаза, упрямо так смотрит – ни хера себе сука! осмелела, бла, спрашивает: «Я посижу тут час, а потом ухожу, да?» и в глаза смотрит, не отводит, бла, я чуть не охуел от такой наглости – ну и сучка, ты уйдешь, бла, когда я скажу, и не выебывайся, бла, щас дождешься, и за руку ее хватаю, дергаю, ору на суку – а она опять сжалась, но держится, бла, не кричит, не вырывается, смотрит лишь, как сверлит, бла, опять: «Когда я могу уйти?» Ты, дура охуевшая, я вопросы, бла, буду здесь задавать, ты, бла, не у себя в институте ебаном, а я тебе не мудак толстозадый, с пидорами своими так, бла, разговаривай! А сам дергаю ее, она лишь качается, как рябинка, бла, тоненькая. Пей давай, хуй ли не пьешь, чтоб все допила, бла, устрою тебе тут содом и гоморру, а?! Отпустил ее, бла, разнервничался, а Санни хихикает, бла, подзуживает, так ее, кончай давай, стрелялка заряжена, хуй ли? А ну заткнись, алкотня хуева, бла, и не ори – башка трещит! А у меня башка реально трещит, вот сука, всегда так – стоит чуть выпить, бла, и нещадно плющит ее, всю жизнь так, все дерьмово, нету радости ни хуя, даже, бла, выпить нельзя. Схватился за башку, а разболелась, сука, и в виске как атомную бомбу взорвали… Ненавижу! Ненавижу всех уродов, кто придумал это все!! Санни заткнулся, бла, не впервой, сука, знает, что ща лучше меня не трогать, ебаный хуй, полотенце сраное протягивает, хер жопный, че ты тянешь, ни хуя это мне не надо, убил бы! И тут, бла, гостья говорит, бла, я про нее почти забыл из-за хуйни этой, тихо, спокойно так говорит: «У меня таблетка есть. Я могу вам дать. Вам поможет». Сука, че издеваешься, травануть хочешь, ха, таблеткой говняной, пиздишь, бла; она только: «У меня в сумке. Вы можете посмотреть». Бла, ну если не так, сука, киваю Санни, он тянется за раздраченной уже сумкой, роется, экскаватор хуев, бла, да ты «а» от «б» не отличишь, дай сюда! Он через стол протягивает, я и оглянуться, бла, из-за боли адской не успел, а девка сумку взяла, рукой провела и вот уже в руке у нее пачечка какая-то, блестящая, бла, как конфеты, на ладошке лежит. Говорит так, что медсестра хуева: «Надо в стакан с водой положить, как растворится – выпить». Ну и ситуация, бла, но мне не до того, прихватило уж – просто пиздец! Давай воду, кричу Санни, а он уже тащит, бла, половину на пол проливает, алкаш, бла, ну алкаш! Сую я таблетку туда, сую, а она шипеть, бла, начинает, как масло на сковороде, ну смотри, сучка, ща точно коньки отброшу… как в рекламе… пью эту хуйню, горькая, бла, и Санни глаза вперил, бла, точно я как дурак ебаный выгляжу, наверно. Выпил, ну и что, бла? А она говорит, как дебилу какому-то говорит, что в клинике хуевой: «Подождите чуть-чуть. Сейчас все должно пройти». Ну сидим, ждем, а Санни все комедию строит, а мне можно, говорит, и ржет, долбец хренов, заебал просто, ору на него, козла, ты успокоишься, бла, когда-нибудь, хоть на минуту, бла, заткнешься, сучок; ну че-то там еще ору и замечаю, бла, что ору хорошо так, без напряга, взахлеб, бла, ох ты, а ведь не болит, хуй ты то! Чистенько в голове так, хорошо, прям как промыли изнутри, башка ясная, что луна в лесу! Вот, бла, придумают же, что только для толстозадых не придумают, суки умные – а сам смотрю на нее, поглядываю невзначай будто, она сидит, бла, как ни в чем не бывало, хе, и печенье уже хрумкает, хуй ты то!

Бла, ну и че? Сижу как дятел на суку, спасибо говорю, вот хуета, я уж слово такое забыл, бла, чудеса! А она шустра, смотрю, ни хера себе, уже за шпротами потянулась, а в другой руке хлебец, ха, как ни в чем не бывало… пиздато! и хорошо так ест, заебись, причем аккуратно так, бла, изящно даже, без слюней, чавканья, как будто и не ест, а картину пишет… во девка-то! А на душе ебаной весело мне, такая жопорадость… бла, она даж улыбнулась, или похерилось мне? а Санни уж на последней стадии, сучок, видно, ухуярился дай бог! Ща свалится… А сучка так голову склонила и спрашивает: «Ну как, не болит?» Нет, не болит, опять, бла, спасибо сказал, как в сказку попал… а Санни, хе!.. ну как в воду глядел – бах-трах! стул на хуй падает, и Санни, пиздец, на полу обнаружился… ха! и захрапел, засопел тут же, во чувак, в своем стиле – ниче и не почувствовал, тут же в седьмой сон, бла, окунулся…

А девка уже, бла, не молчит, охуеть, уже что-то говорит, бла, и даже спрашивает, хе, вот чудно-то… «А как вас зовут?» Хе, бла, че ты «выкаешь», не в консерватории, бла, можно на «ты»… ну сказал ей свое имя, на храпящего Санни показал, а его просто Санни зовут, долбеца-мудозвона… «Санни – это Саша?» Ну, да… о, бла, даж не знаю, вроде да… хе, необычно, бла, Саша, я его все Санни да Санни, даж не думал… а разговор так ниче идет, заебисто, мне, бла, нравится, и голосок у нее приятный, хе… когда не хнычет, такой журчистый, ровный.

В общем, сидим, бла, охуительно, тихо так, спокойно, тока Санни под столом всхрапывает… ну да хуй с ним. «А ты где-то здесь живешь?» - вдруг спрашивает, я так напрягся немного… че-то сучке надо… Нет, но рядом, в районе там, неважно, говорю, сам смотрю, а она, бла, такая простая, как будто дома у себя, баранки в руках ломает и хрумкает их… «А чай есть?» Чай? Хе, можно и чай, ща будет… Встаю, спокойненько встаю так, иду, ставлю чайник, бла, как в лучших домах Лондона, она сидит, бла, вижу, сидит, с интересом так смотрит, как в зоопарке, бла… хуй ли смотреть? Иду назад, а она так: «А я тебя видела»… хуй-то, я сажусь, хе, где ж ты меня, бла, видела, она так поморщилась… потом даж улыбнулась, шоль, или опять похерилось мне, ни хуя не поймешь, говорит: «Ты в футбол играл… На площадке, за универсамом» Вот, бла, не врет сука, я частенько там мячик пинаю, бла, ишь запомнила… Я тока то ли кивнул, то ли плечами пожал, бла, хуй-то тут говорить… А она так продолжает: «Я живу просто в тех местах, в красном доме, рядом там… Знаешь?» Как же, бла, не знать, знаю, конечно, там один такой красный дом… бла, а сам думаю, хе, ясненько все с вами, барышня, бла, знаем, какие люди в этом домике живут… хе, туда ж так просто и не пройдешь, дом для толстозадых, ну-ну, пой птичка райская, сладкоголосая, дорогая…

Я уж оглянуться, бла, не успел, а она уж из чайника наливает и несет, и мне, бла, ставит… ни хуя себе… «Тебе сколько ложек?» И сахар мне сыпет, бла, две ложки, да, две ложки… как и надо… бла, а мне даже дома сахар никто не кладет, отвык, хуй-то, даже и не привыкал… А она голову еще наклонила, стоит, бла, близко, пахнет заебись, как всегда… и волосы струятся, золотятся, пиздато, бла, слов нет! Потом опять садится, бла, пьет свой чай и посматривает на меня, а мне, хуй ли делать, тока чай глотать, бла, горячий, обжигаться… «Тебе сколько лет?» А на хуй, какая, бла, разница? Что-то расспрашивалась она, прям местами будто поменялись… «Не учишься?» Нет, бла, и не собираюсь, че там учиться, и так уже в школе нервы потрепали, хорошо, отмучился давно, бла… это вы все учитесь, хуйней занимаетесь, бла, лишь бы не работать… «А ты работаешь?» Хе, поймать захотела… Да так, время от времени, ну я хоть все честно, не пытаюсь доказать, что я умней, бла, всех… а вы, знаю, как вы учитесь, папа с мамой денежку дали, и типа вы при делах, конечно, студент, бла, звучит гордо, а так пузырь просто мыльный… А она так внимательно слушает, будто понимает, и опять своей незаметной улыбкой херит, вот бла… «Знаешь, за меня родители не платят, я поступала сама, а за всех говорить не надо, почему ты говоришь «вы все»… и не думай, что учиться легче, чем работать». Ага, знаем мы эти разговоры, все говорить так горазды, особенно если каждый день хлеб с маслом да с икрой жрешь, а задницу на уроках протирать все умеют… Меня аж злость взяла, распалился, а она только руки на груди сложила и смотрит непонятно, удивляется, бла, что ли. «Это же глупо… Если человек богат, он плохой? Да, у меня обеспеченные родители… Но у меня есть друзья как из богатых, так из малоимущих семей. И я не делю их! А штаны протирать может как бедняк, так и богач». Ну-ну, да уж, говоришь красиво, бла, как в книжке написано, там много чего написано, чего в жизни-то и нет, и каждый писал под себя, под свою жопу, и нет правды… есть слова, бла, богатых, а есть слова бедных… тока у вас есть деньги, и вы сильнее поэтому и можете говорить что угодно, бла… А мы должны молчать, молчать в тряпочку, бла, да?!

А она все смотрит, бла, и глаз не отводит, только шире стали… и не поймешь, бла, выражение ее лица. «Странно… Почему ты злишься?.. Нет, не так, почему понятно, но зачем? А если бы ты сам был богат?» Хе, чего нет, того нет, и ем я простой хлеб, бла, и живу не в хоромах царских (она быстро взглянула), а о машине тока мечтаю… А богатым был бы, не парился, как не паритесь вы, бла, жил бы припеваючи и с такими, как вы, бы общался, и разговаривали бы вы, еще как, бла, - раз деньги есть, так свой, все лыбятся, бла, лицемеры! «А на бедняков плевал бы?» Да, да! плевал и срал бы на всю шваль нищую, как плюете вы, ни во что ставите… и не надо отмазываться красивыми словами, все всё знают… вам остается плевать, нам остается злиться! «Это позиция слабых и подлых… Если ты бедный, злоба не поможет, она разрушает, а если богатый, не гордись, богатство – ничто… Нужно быть терпимей…» Ха-ха, вот это как раз позиция слабых, бла, будь лапонькой, терпи, козел, подставляй, как Христос, щеки, и будет тебе счастье… уродство… как вы нас, так мы вас… опять красивые слова, если бы я ходил каждый день в рестораны, ездил бы на дорогой машине и снимал шлюх, я бы тоже говорил красивые слова… о любви, о боге, о терпимости… как все эти козлы…

«Ты не веришь в бога?» Ни хуя, поповские бредни, и никогда не верил, бла, все пустое… я злюсь, почему он не видит, я бью уродов, почему он не видит, я делаю хорошее, он молчит, я делаю плохое, ему все равно, он никогда мне не мешал, он никогда мне не помогал, бла, мне не снились вещие сны, я никогда не доверял своей, бла, интуиции, он никогда не наказывал меня за ошибки и плевать ему, о чем я думаю, бла… как и мне плевать, о чем думает он… «Значит, он есть?» А мне по хуй, даже если есть, то он очень хорошо, бла, спрятался, не найдешь, и всю жизнь, бла, так в прятки играет… со всеми, бла, и с теми, кто в нем нуждается, и с теми, кому он на хуй не нужен… не видел ни одного мудака, которому бы он помог… реально, бла, помог… все только мучаются, бла… можно надеяться только на себя, а если, бла, надеешься на кого-то еще, бла, кто тем более прячется, это одни ебаные муки и страдания приносит… ха, почему ты здесь сидишь, если он есть? почему? а ты, бла, небось, в него веришь, даже молитвы, небось, всякие знаешь… и что?! помогло?! где он?!

Я говорю еще там всякую хуйню, никогда так не говорил, так, бла, и строчу, как пулемет, по мишеням из кустов… и мимо, и попадаю, бла… потому что некому было говорить, весь мир дерьмовый только себя слушает… может слышит, если заорешь, бла, громче, а не слушает… а она все смотрит, коленки прижала, руки на коленках, будто еще меньше стала, совсем ребенок, бла, а взгляд, бла, никогда такого взгляда не видел… как будто сквозь смотрит. «У тебя братьев, сестер нет?» - вдруг. Нет, бла, один я у мамы с папой, но тут уж, бла, не от меня зависит, хе… «Жаль» - и вздохнула, бла, вздохнула так, как будто я умер, будто покойник я… А у тебя, бла, их навалом, штоль, зло так спрашиваю. «Нет, у меня только один брат, старший» Ну и че, к чему это ты, запугать хочешь, да? так я не пуганый, бла, сам кого хошь запугаю, мало не покажется. «Я не про то… Было бы лучше… ты был бы другой, смотрел бы на вещи по-другому… это сложно объяснить». Что, тошно? Такой, какой есть… че думала, вокруг одни радостные рыла бывают, бла, если у тебя заебись, так и у всех штоль должно быть так, да? Так протри глаза, не суди, бла, по себе… «Думаешь, у меня все хорошо?» А че, бла, прибедняться, у тебя это на лице написано, вся такая счастливая, бла, уж о куске хлеба не думаешь, бла, с такими-то родителями, че не так?

Она опять взглядывает так странно, потом смотрит куда-то в сторону… «Знаешь, мне даже хочется тебе помочь». Ну и девка… Я аж чуть со стула, бла, не упал со смеху… кому? мне?! бла, да ты себе помочь не можешь, о себе, бла, думай… мне, бла, помощники не нужны, я сам всегда о себе заботился, бла, а тем более от девки… вот пиздец-то! и как ты мне, бла, можешь помочь? красивыми словами?! да меня от них тошнит… я всю жизнь их слышу, убогие речи для убогих уродов, бла… хе, если только деньгами. «Значит, тебе нужны деньги?» Ха, а тебе нет? Они нужны, бла, всегда! Конечно, бла, когда у тебя денег до хера, легко так спрашивать… И не надо опять отмазываться красивыми словечками! Деньги нужны всем, бла, и побольше. «Чтобы ходить в рестораны и ездить на дорогой машине?» Да! Да!! И хуй кто скажет, бла, что это не так. Деньги, бла, это власть, а власть – это все… остальное все хуйня, ненужные слова для даунов. «Ты любишь власть?» Да, я люблю власть и деньги… Посмотри, бла, на него, тупого, безмозглого алкаша. Он сделает почти все, что я ему скажу, бла, разве это не приятно, бла, не пиздато? Он зависит от меня, бла, и будет зависеть, пока я этого хочу! «Это противно. Он не хуже тебя… А может даже лучше… Ты говоришь ужасные вещи». Бла, а почему ты думаешь, что ему хуево, что ему не нравится, а? Ведь он сам, мудак, этого хочет, сам! Если бы, бла, не хотел, смог бы я его удержать? Он просто слабак, глупый хилый сучина! И всегда будет таким! «Он же твой друг». Друг, бла? Ха, а что такое друг? Еще одно красивое слово… Никто никому на хуй не нужен! Все думают лишь о своей жопе. Кому есть дело до чужой? Если только чужая не набита, бла, деньгами, тут уж, бла, отбоя от друзей нет… Жополизы… А кому ты нужен, бла, со своими проблемами, с хуевой жизнью, злой, грязный… Хотела бы ты иметь такого, бла, друга, а?! Все же, бла, врут друг другу, пиздят и не морщатся – все всё скрывают, суки… в глаза врут, это, бла, бесит, больше всего бесит… никому нельзя верить, никому, бла. «Зря. Зря ты так. У меня есть друзья, настоящие друзья. Их немного, но они есть. И я могу им доверять, а они мне. Они думают не только о деньгах… У них тоже есть проблемы, не надо думать, что у них все хорошо… Наши отношения не зависят от наличия этих проблем. Нет непонимания и неискренности». Ха, друзья! Друзья, бла? А ты уверена, что их отношение, бла, к тебе дружеское? И не дрочит ли он втихаря на тебя? Бла, если он интересуется твоими проблемами… да по хуй ему на твои проблемы, ему нужна или ты, или твое бабло! Так и вижу, бла, как вы сидите и беседуете, голубки, бла – ебал он твою душу… а если у друга есть девка, не будет он, бла, сидеть, проблемы твои решать… ты же, бла, говоришь, у каждого своих полно. Вы, бла, только вместе все по барам можете ходить да ржать над тупыми шутками… никому нет до другого ни хуя никакого дела… и это, бла, дружба? «Я знаю своих друзей. Ты говоришь, говоришь очень странные, страшные вещи… ты зол… ты любил когда-нибудь?» Любовь – это понос! (все это время она сидела, и я, бла, никак не мог понять этого взгляда… она смотрела как-то, бла… как-то… или головой качала… так, бла, смотрят на человека, когда он отвернется, когда он не видит… неделанным каким-то взглядом) Жидкий вонючий понос, бла, который прет из человека… вся херь, которая скопилась внутри, бла… нате, нюхайте! и нюхают, и говорят, бла, что это прекрасно, а все ебалом щелкают… Видел я влюбленных – жалкое зрелище; цветочки-шоколадки, щенячий визг и сопли – хуета какая-то! А потом слезы, опять сопли, бабский вой… и на хуй это надо? Потрахаться – вот что всем надо! А бабы, бла, навыдумывали еще хрень всякую, чтобы подороже себя продать, бла, повыгодней… и тут лицемерие, наебывают… (она уже не глядела) «Ты никогда не любил? Этого не может быть… Не может быть, чтоб ты не испытывал этого… не желал кому-нибудь хорошего… не радовался чьему-то лицу, чьей-то улыбке, чьим-то словам… Ты действительно так считаешь? Или тебя бросили, и ты теперь обижен? Я понимаю, это тяжело, но это не означает, что любовь – понос (она взглянула на меня). Сколько тебе лет?» Я слушал и злился… дура, бла, в душу лезет, опять эти высокие слова, на хуй ненужные, такие гладкоправильные, как леденец на палочке – на, соси, сладенькие… будет тебе счастье, все будет заебись… и тут, бла, учат, малявка недоразвитая. Мне 20 лет, бла, и меня никто не бросал, я бросал, а меня никогда, ха, сопли, бла, я никогда не разводил… и в бабах мне важна хорошая попка, грудь и просторная дырка, бла, да и все так думают, только не говорят, суки, все любовью прикрываются. «Замолчи». Сказала резко и встала, я немного напрягся, что, бла, за фокусы, но она только взглядом по лицу провела, как прожектором, бла, и отвернулась, типа задумалась… потом прошла к шкафчику моему, буфету, ну ко всякой хуйне моей, смотрит типа на мое барахло все – телек, приемник, полочки резные, зеркальца, горшочки с цветами и прочая херня, - внимательно так смотрит, прохаживается, а я смотрю за ней… Че сучка там выдумает?

Гляжу на нее, а она ко мне спиной-боком стоит, бла, медленно так вышагивает, осматривается, типа всякой хуйней заинтересовалась… руки в карманах, как на подиуме, сучка, бла, ну ниче не убавишь – пиздато, бла, выглядит. Иногда в руки что-то берет, ближе, бла, рассмотреть – ну у меня много херни там, насобирал, наставил, чтоб не пусто было, чтоб как у хуев этих в домах было… штучки-дрючки, картинки с природой, бла, фигурки костяные, стеклянные – полно ерунды, не знаю, бла, по-моему, так заебись получилось… комфорт там ебаный все ж. Особенно меня, бла, стенка моя над кроватью радует – понавешивал я там красивых вещичек, как в кино, бла, показывают… хе, даж оленьи рога висят, черепки разные, еще что-то, не помню, как называется, хуй знает… и все выпукло так, нависает, переливается, красота!

Она прошлась, а на меня не смотрит, хе, заценила, бла, не хуже, бла, чем у нее дома, небось… Прошлась и обратно села, чай свой взяла, бла, и долгий такой глоток сделала. Потом повернулась, поглядела и, бла, вдруг: «Я позвоню?» Я даж напрячься не успел, а она тряхнула головой и уже другое спрашивает: «У тебя есть радио, какую музыку ты слушаешь?» Мне все равно, все хуйня одна, что играет, то и слушаю, бла… так фон один… «Ну есть же песни, которые тебе нравятся больше?» Вот, доебалась… Нет, бла, есть песни, которые мне не нравятся, и остальные… «Ну хоть что-то… (кажется, она вздохнула) А какие не нравятся?» Те, бла, которые по ящику крутят… хуи напомаженные их поют, сволочи жирные, проплаченные… «И тут деньги?» Ирония, бла, да и тут, везде, всё за деньги, всякая хуйня. «Ты смотришь телевизор? Что именно?» Ни хера не смотрю, так пультом щелкаю… че попадется, бла, да ничего нет стоящего – одни уроды, себя, бла, хотят показать, выебнуться, вот какой я хуй! смотрите на меня! да бабла зашибить… и тут пиздеж (пока я говорил, она то ли хотела чихнуть, то ли опять морщилась, бла…) что? «Ты можешь без мата?» А что? Слух режет? Я так привык… конечно, нам до вас далеко (зло)… мы такие бескультурные, два слова связать не можем… я же «корова» правильно, бла, не напишу, да? Ты это хочешь сказать?

«Почему ты все воспринимаешь в штыки? Я же просто попросила… Ты привык, а я не привыкла» и снова взглянула своим странным взглядом. Хорошо, бла, постараюсь… Хе, какие мы нежные. «Зачем вы порвали мои тетради?» Бляха-муха, это ты у этого пьяницы, бла… хм… спроси… хрен знает, зачем… а че такие важные тетрадки были? «Для меня важные». Небось, муть всякая… студентка, бла… хе, ну скажи, кем ты выйдешь из своего института? чему тебя там учат? «По специальности – искусствовед». Хе, бред какой-то… искусствовед… критиковать, значит, бла, будешь, слова всякие умные говорить… Моцарт-Хуецарт, Пушкин, да? Ну и на хрен это нужно? Словоблудие одно, опять красивые слова… Никогда не любил болтунов, бла, очки нацепят и давай чесать языком, уроды недоделанные…только трепаться умеют, тяжелее хуя в руках ниче не держали, говорить все горазды, тем более о херне всякой… зачем это нужно?! Мне по хуй, что там какой-то хрен сочинил, а другой – слова написал: и радости полная жопа! Еще и деньги им за это платят. Неплохо устроились, бла… «Пушкин тоже неплохо устроился?..» А че ему? Даже не парился, знай себе стишки сочинял, листы марал… в поле-то, небось, не пахал, уголь не таскал, всё у окна, бла, сидел да вздыхал… я тоже, бла, могу сидеть, в окно пялиться, а потом гонорары получать… рифмоплет гребаный, да и негр к тому же. «Хм… Негр? (другой, бла, взгляд встал)» Да, бла, уж ты должна знать. У него дед какой-то негритос черномазый. «Прадед… Тебе не нравятся негры?» Да ты, бла, посмотри на них! Уродливые ублюдки без мозгов! Если твой божок есть, то какого хрена он сделал их такими, тупыми лупоглазыми трубочистами? Просто мусор, мусор земли! И пахнет от них всякой гадостью – я, бла, с ними даже рядом не могу находиться! Рабы они и есть рабы, бла, такими и остались. Только бегать и рэп сучий читать умеют, бараны, бла. Воздух портят только, собрать, бла, всех – и на Северный полюс, пусть погреются, черномазое отродье! «Какой же ты… хм…» - замолчала, сощурилась, бла, и опять в сторону глядит. Что, бла, опять не так? За что мне их любить, а? Если я их ненавижу, сук этих, то и буду, бла, говорить… а не лицемерить, жать их потные руки и делать вид, что все люди – братья. Кто выдумал эту херню?! Никакой черный ублюдок не будет мне братом, ха! Распоследняя бездомная, бла, собака вызовет у меня больше любви, чем самый лучший негр. Тьфу, бла! Перестрелял бы всех на хер… как в тире… каждому по две пули: в глаз и в сердце, не промахнулся бы, уж постарался бы… «Рука не отсохла бы?.. Каждому…» Ниче, бла, ради такого дела… и руки не жалко, главное, пуль побольше… чтоб всем хватило… Как в тире… призовая игра… «В тир любишь ходить?» - сучка, резко так спросила. Да, бла, верно мыслишь, люблю, бла, пострелять люблю, жаль только, мишени неживые, ха, с удовольствием бы начинил свинцом чью-нибудь башку, бла… сила и власть… когда сжимаешь прохладный, бла, приклад и палец касается курка, и больше ни хера вокруг ничего нет… жаль, время щас не военное, развернулся бы, дай боже! «Не сомневаюсь… (опять смотрит) Хотя такие, как ты, нужны не только в военное время… те же контрактники, что ж туда не идешь?» - опять ирония, бла. А я пушечным мясом становиться, бла, не собираюсь, гибнуть за какого-то жирного козла, который не поделил с другим козлом деньги, бла… ради чего? мелкая возня мелких людишек, тоже мне «горячие точки», бла, на хуй нужно. «Моя хата с краю?» - сучка, с иронией, бла, просто достала. Да, бла, с краю, меня чужие проблемы не волнуют и подставлять свою жопу ради кого-то не буду, бла… идеи, свобода, независимость – хуйня всё.

Она закрыла вдруг глаза, бла, неожиданно так, я даже заткнулся, бла, потом открыла, налила себе чай, он уже совсем на хуй холодный был… хотела глотнуть, уже поднесла ко рту, но потом, бла, поставила обратно на стол… только звякнуло-стукнуло… и начала говорить. Говорила много, долго, прям странно… от малявки такой… я уж почти не помню… лишь сидел да хуйню эту слушал…

«Ты все топчешь… Если это маска, мне тебя жалко. А если нет – мне страшно. Я не понимаю тебя, совсем не понимаю. И дело не в деньгах, как ты можешь подумать.

Как можно так жить?.. Должно быть что-то, во что ты веришь, все что угодно: летающие тарелки, переселение душ, кукла Барби, коммунизм… Что тебя интересует, к чему стремишься? Нельзя только разрушать… Это не по-человечески. Хоть марки собирай, но где же твоя душа? Ты любишь стрелять, но в тебе нет спортивного азарта, стремления к победе: что оправдывало бы… – ты просто любишь попадать, желательно в живую мишень, сам процесс. Даже убивают ради чего-то, а у тебя… у тебя нет цели, нет мечты, нет желаний… А если есть, то они мелки и убоги, мелкая возня мелких людишек, как ты говоришь. Ты ненавидишь их, а сам хочешь таким быть. Ты отрицаешь всё, но с каким бы удовольствием обладал бы этим всем. Шакалья позиция… Ты любишь деньги, и ты любишь власть. Любил бы что-то одно, было бы не так страшно – получился бы или честолюбивый карьерист, или жадный делец, не такие плохие варианты. Но ты любишь деньги ради власти, а власть – ради денег. Хуже некуда.

С тобой сложно общаться… Я пытаюсь разобраться в тебе, но не могу… Это что-то непостижимое. Я посмотрела на твое жилище, на то, что у тебя есть. У тебя много всего, но… у тебя нет ничего! Ты заполнил квартиру, но не заполнил душу. У тебя куча утвари, статуэток, безделушек, картинок, но это обман – они разные, безвкусные, пустые… Нет ощущения тепла, руки хозяина – как отдел сувениров в магазине… и абсолютно нет смысла, потому что нет единства: как кофе с кефиром… Я заметила, у тебя нет ни одной книги. Ни одной! Одни журналы. А еще у тебя нет кассет… Да, ты слушаешь радио, даже не слушаешь, а слышишь, но… странно и удивительно. Как будто старый, заброшенный дом покрасили с фасада и выставили на обозрение… Показуха, как это можно не замечать?! Пусто, голо. Ничего. Не за что зацепиться. У тебя цветы сохнут, ты их не поливаешь. Ты это знаешь?

Как черная отвесная скала – прямая, без шероховатостей и выпуклостей. Не залезть. Не подступиться. Холод и злость. Ненависть. Чем ты занимаешься?.. Я немного разбираюсь в людях, но ты… ты мне непонятен… Или это игра? Слишком реальная. Тебе же 20 лет, не 15. Я не могу поверить, что одно сердце может вместить столько злобы…

Ты говоришь как расист, но ты… ты не похож на расиста… Ты не делишь на белых и черных, как они, ты делишь на свое и чужое. Ты ненавидишь чужих – и белых, и черных. С таким же успехом ты ненавидел бы самих расистов.

Ты целен, но в тебе нет ядра, тебя не поймать… не обхватить, не пощупать… Сплошная стена мрака… как же ты живешь?.. это же сложно, это тупик, дальше – темнота…

Ты засмеялся, когда я сказала, что хочу помочь тебе… Ты даже смеешься как-то злобно, натужно. Ты жесток и считаешь себя сильным – гордость не оправдывается жестокостью. Это легкий путь самообмана. Ты не доверяешь людям, а кто ошибался, ничего не сделав?.. И мне жаль, очень жаль, что ты этого не понимаешь…»

Она еще говорила, бла, что-то говорила дальше… Помню, мне сначала хотелось ударить ее… но я сдержался, бла, лишь что-то сказал в ответ. Чай давно, бла, остыл, и мы глотали холодный… а она, сучка, даже не смотрела… Лишь вдруг спросила, бла, опять: «Я могу позвонить?» - хуй ли, бла, я только головой покачал… взглянула, бла, долгим немигающим взглядом и опять в сторону… Потом мы сидели, бла, молча… или может, говорили что-то, уже не помню.. не помню, бла… потом плохо помню… потом я заснул, бла… а потом… так… получилось… бла.

Я не знаю, бла, как так случилось, бла, сучка, я бы отпустил ее на хуй, бла, может быть, бы отпустил и похерила бы она себе домой, в розовую жизнь, бла, икру, бла, на хуй жрать, вот хуета! зачем, бла, зачем?!

…Она сидела, сучка, бла, у двери, бла, на грязной лестнице, там ее, бла, я обнаружил, пиздец просто… ключ, да, ключ торчал в двери, уже, бла, не закрыта… Санни, мудак пьяный, посеял, наверно, на полу ключ от двери подвальной, урод смердячий! а она нашла, бла… когда я подбежал, бла, с красными глазами, со сна, отрубился, бла, все-таки, она глянула мудацким своим взглядом, слезистым даже… и швырнула в меня ключом, сучка… Ха, дура ебаная, не знала, сука – внизу двери была щеколда, ха, это я придумал, бла, и не зря… чтоб ее отодвинуть, ручки нехилые должны быть, силенка, а она малявка сучья, куда ей, тока пальчики, бла, поцарапала, пыталась, да хуево… ни хера не вышло… а без щеколды дверку не отопрешь, бла! Ну, сука!

И все… Когда она швырнула, я еще, бла, держался, злость была, но, бла, не так… А тут она заорала, сучка, да в дверь начала барабанить, и тут я не выдержал… Ну сама, сама, блядовка, виновата, не делала бы никакой хуйни, я бы может просто, бла, отпустил, ведь так, бла, хорошо было, а тут! Я подбежал, я, бла, кипел и не мог остановиться на хуй, она начала вырываться, я швырнул ее, потом, бла, еще раз, уже вниз, она начала кричать, а что мне? Что мне это?! Она валялась на полу, а Санни, бла, тут уже, проснулся, мудак, алкаш, и стоит, смотрит, бла, глаза вылупил, гаденыш…

Я ударил ее по лицу, пиздец, просто ладошкой по щеке, ее аж замотало всю, мелюзга белая… Всё, на хуй! Дура, сучка!! Свитерок раздрочил быстро, да и брючки на хуй, бла, легко сошли, как будто, бла, того и ждали, пиздос просто, в кровать легко бросил, весит, бла, совсем децел, слабенькая, а вырывается… дура, бла, молчи, сука, молчи!!

Черт, не знал, бла, а если бы и знал, то что? И не скажешь, бла… а целкой оказалась, для кого берегла себя, сучка, для кого?! Для урода какого-нибудь правильного, типа, принца, бла, на белом коне, приедет-заберет, козел сраный… Не знал, бла, а поздно, да на хуй все, какая хуй разница, сейчас или потом и с кем, бла?.. Она потом уже не дергалась, только лица, бла, никак не мог я поймать… всхлипнула, бла, только и кого-то, бла, позвала… тихо так… Леша какой-то… урод толстозадый какой-нибудь… а я только руки держал, она уже не сопротивлялась, сучка… отвернулась, уткнулась в стенку, бла, хуй ли, и слезки сучьи текут…

А я злой был, ни хуя в башке ничего не было, бла, одна злость, ничего кроме злости… все повылазило, были мозги, да все злобой покрылось, и я не думал, не хуя думать, мыслей, бла, никаких… Когда я вышел, она лежала, к двери пошел, отодвинул, бла, щеколду на хуй, к воздуху, на улицу, бла, дышать тяжело, хуево, и башка опять разболелась, вот дерьмо! а Санни в подвале остался… в очереди стоял… бла, сучок… когда обратно пришел, он дело делал, пидарас… я смотрел, бла, потом вина себе налил и, хоть расхуярилась голова, выпил, бла, мне все равно, сучья жизнь… опять посмотрел на Санни, на нее, она уже и не плачет даже, все… я отвернулся, бла… а Санни, мудак, уже по третьему разу; всё, бла! я подбежал, бла, к уроду, и свалил его на хуй, отшвырнул, бла, всё, всё!! Хватит, козел ебаный, хватит, хватит!! Я уже не соображал, бла, мыслей никаких, злость одна и боль в башке… Санни смотрит охуевший, а я сел на стул и чашку на пол скинул, разбилась… а потом тишина, одна тишина и боль стучит в виске… больше ничего…

Прошло немного времени, хотя, бла, не знаю я, о времени не думал… Я только встал потом, бла, она все так же лежала, даже не прикрылась… и опять неподвижные слезы на неподвижном лице… мне было совсем хуево, бла, башка раскалывалась, рубило по-страшному… я сказал Санни, чтоб вывел ее потом на улицу, и чтоб, бла, без фокусов, без хуйни, без рук, козел сраный, пусть оденется и выведешь… спокойно, мудак, выведешь… и ушел я.

Я пришел через час, бла, в голове уже не так хуярило… было пусто, тихо… только пол грязный, как всегда, да кто-то включил радио, бла, крутили какую-то уродскую песню… как назло… на полу, в углу валялась ее перчатка… а потом как будто что-то ударило мне по мозгам, не боль, что-то другое, бла… я схватил приемник и жахнул по стене, потом взял тарелки, что на столе, все сразу – и так же, на хуй, бла… потом было что-то еще со стены, со шкафа… на полу валялись осколки, бла… а я не мог остановиться.

Ненавижу! Ненавижу всё это, весь этот мир, всех людей, на хуй, на хуй!! Бла, зачем это все нужно, если это не нужно никому?! На хуй справедливость, если ее нет? Если это было, то куда, бла, делось? А если нет, зачем, бла, жить?! Зачем копаться в дерьме… Дерьмо повсюду, бла, нужно только копнуть глубже… потому что в основе – дерьмо… И чем, бла, дерьмовей дерьмо, тем лучше оно скрыто. Ненавижу!! Ненавижу тех, кто скрывает, тех, кто молчит, тех, кто орет, тех, кто живет… Все пропахли дерьмом. Всё пропахло дерьмом. Почему я ненавижу? Почему я злюсь?! Зачем я спрашиваю? И кто мне ответит?!

Я ненавижу того, кто мне ответит.