Литература

6.

Жаркий день клонился к концу, когда мужики начали собираться на своем излюбленном месте — утоптанной площадке у заброшенной сторожки дачной охраны, по краям которой для удобства общества лежали толстые акациевые стволы. Неспешный разговор крутился в основном вокруг дефицита воды, погоды и перспектив на урожай, который при полном отсутствии дождей, медленно погибал. Среди мужиков пахло потом и дешевым табачным дымом.

Спустя час медленное солнце добралось до узкой полоски облаков над самым горизонтом, окрасило мир в тревожный багряный свет. Стало чуть прохладнее, набрался силы ветерок и погнал пыль за дачные участки – в пустые поля, где давно уже убрали пшеницу.

Появился из своего проулка дед Фешка. Доволен, рассказывает всем о затеянной им стройке: уже четвертый день копал на своем участке колодец — вошел в землю метров на пятнадцать, но до воды пока не добрался. Его, предвкушая спектакль, начали подначивать:

— Слышь, дед, может кто виноват?

— Наверное, у тебя лопата кривая? Или помощник чего-то наколдовал?

— Зачем тебе, старый, вода, ты лучше клад ищи!

Дед Фешка почувствовал себя, как рыба в воде, и охотно ответил:

– А может и клад ищу… Как найду, так сразу себе воду проведу, бассейн построю. А вы, сволочи, будете под калиткой стоять, смотреть, как я ныряю…

— А ты плавки уже купил? А то в семейный трусах у тебя нырок мелкий выходит…

Смеялись, пока кто-то, не подумавши, сказал:

— Гляди, дед, когда клад найдешь, лучше его закопай, а то ночью гости придут, раскулачивать, как…

И хотя говоривший не досказал до конца, сам с досады сплюнул:

— Совсем не весело получается: Садовский больше двух месяцев в земле лежит, а виновного еще и не нашли…

Мужики закивали справедливости сказанного.

— Савва, — спросил Фешка, — ты ж искал?

— Так и милиция искала, — ответил Савва.

— Нет, постой, — махнул рукой на него Фешка, – милиция нам ни с какого боку неподвластна, а тебе, мил человек, мы всем миром дали разрешение убийцу искать. Время прошло, пора, как на партсобрании, с отчетом…

Савва встал со своего месте:

— Ладно, скажу кое-что…

Кто-то нетерпеливо спросил с места:

– Нашел убийцу?

— Не торопи, — сказал в защиту Фешка. — Пусть Савва все по порядку рассказывает.

Савва потер шею, несколько раз откашлялся.

– Ладно, — начал, — но сразу скажу – я убийцу еще не нашел. Это только на первый взгляд кажется, что легко — походил, посмотрел, а тут думать надо, и не так, как в сортире с газетой, а по настоящему…

Савва начал чуть заметно покачиваться в такт своим словам — вперед-назад:

— Все известно, что Садовского убили ночью, в своем доме, из собственного ружья. Я вначале подумал на наркоманов — залезли в дом, пальнули в деда. Только здесь выгоды не получается никакой. Думал я и о ворах, например, которых после амнистии по городу сейчас много ходит. И тоже никак не получается. И выходит, по-моему, взял жизнь Садовского на себя кто-то из наших, из местных.

— Подожди, Савва, не рассказывай, — попросил кто-то из мужиков, — до ветру надо, не могу уже терпеть!

— Давай, – разрешил Савва. — Только быстро.

— Слушай, — спросил дед Фешка, — я чего вдруг испугался: тмится мне отчего-то, что и я мог такое сделал? Как лунатик, например, встал ночью, пошел к деду, стрельнул и обратно в под женин бок… Несу ли я ответственность за такую несознательность?

Мужики засмеялись, и Савва улыбнулся:

— Наговариваешь на себя, дед, ты в убийцы не годишься: словом больше любишь — погрозить, наобещать.

— Ну, а все-таки, — не унимался Фешка, — ну, а вдруг?

— Да как уж вдруг…, — сказал Савва, — ты вот, например, сильно бабы своей боишься. А если серьезно, я тебя, старый, сразу из всех списков вычеркнул — тебе для активности зритель нужен, без него ты, Фешка, — ноль. Словом, легкий человек.

Фешка обиделся:

— Как это легкий?

— Для меня легкий — значит понятный. Что чужой человек — опасная видимость. Может сказать, что в бога верует, а дойдет дело до выгоды — возьмет свое и никогда не признается. Легкость в тебе, Фешка, не обидная, а самая хорошая.

Тут мужик, просившийся до ветра, вернулся на место, и Савва, оставив деда в покое, продолжил свой рассказ.

— В милиции говорят, мол, надо искать — кому выгодно? Кому хорошо, что Садовский помер? Наследников у него нет, из посторонних никто на его имущество не претендует — не нажил старик ничего такого, да и не ругался ни с кем. Что был и что нет его — ничего не изменилось. Не было ничего у деда такого, чего бы не было у других. Так если думать, что скорее должны были убить Семизенку, у которого бетономешалка в сарае стоит, или вдову Сапожникову — ей вон дети помогают, кирпич на участок завезли. Да и жил Садовский в самом центре дач, значит, убийца к нему специально шел…

— А ружье?

— Вот-то и оно, ружье… Единственное, что пропало. Долго я думал, можно ли убить из-за ружья…

— И что надумал?

— Ружье — вещь такая, что не продать, ни к хозяйству приложить. Баловство одно. Его взяли, потому что оно на убийцу может указать, и тот, у кого ружье дома лежит или еще где спрятано, и есть причина смерти Садовского.

— А если кому подкинут? — спросил Живора, которой все это время сидел как будто в одиночестве — ни с кем не заговорил, но жадно выслушивал, что говорилось вокруг.

— И об этом я думал, — сказал Савва. — Если подкинут, значит все-таки кто-то из своих. Если сразу в ночью убийства не подбросили, если забрали и только теперь подложили — свой, только свой! Словом, странное получается убийство — не выгодное, не нужное, ничего на свете не меняющее.

— А вот найдем убийцу, — снова спросил Живора, — что с ним сделаем?

Ответил Фешка:

— Я против того, чтобы в милицию паскуду вести. Убить его поганой палкой на месте или на веревке таскать по городу.

— Не имеем права! – крикнул, загорячившись, Живора. — Власти у нас такой нет, надо в милицию его сдать, и пусть она разбирается.

— Может и так, — сказал Фешка, — но проучить как-то надо. Иначе получится, что он человека лишить жизни может, а сам пару раз по морде получить не обязан? Знаем милицию нынешнюю — после допроса, говорят, бумажку просят подписать, что, мол, вас не били…

Своего друга поддержал Гэпа:

— Своим судом приговорить к смерти! А чего? — закричал на мужиков. — Где государство сегодня? Сидим без света и воды — а власти все равно! Получается, что государство перед нашим забором кончается, значит, вправе свои порядки здесь наводить!

Сход заспорил, такой ор поднялся, что начали со всех сторон сбегаться бабы — вдруг кто подрался. И за всем этим криком, за каждым движением, за каждым лицом, спрятанным в темноте, следили холодные глаза Саввы.

«Эх, не дали дорассказать, — подумал он, — знаю я, как можно найти убийцу». Жалко, вздохнул, потому что была готова у него концовка для рассказа — уложенная, как в читанном на днях детективе: «Убийство Садовского напоминает мне сложную систему уравнений, в которой чтобы достичь результата, надо провести массу вычислений, сложности которых себе даже представить невозможно. Но не результат страшен, а мера ответственности за свое решение…»

С каждым днем прирастала паутень новым узелком. Становилась крепче — ни ветра не боялась, ни дождя и при случае не то что сорванный в дерева листок, человека могла опутать. Тот как будто ее смахнет, но со стороны виднее, что не человек в паутень влез, а она его, слабого, в себя вплела…