Литература

1.

…Кони с места взялись вскачь, в карете трясло, дорога постоянно круто заворачивала то вправо, то влево, но Митрию было строго наказано — он гнал по великой надобности барина Владимира Николаевича, который, как обычно, посулился насыпать полный карман серебра: «Только птицей чтоб, только чтоб быстро!»

Барин привычно придерживался за стенки кареты — это когда та резко заворачивала влево, когда в другую сторону — хватался за сиденье, а когда подскакивала на кочке — успевал рукой упереться в низкий потолок, чтобы не рассадить голову. Иногда, когда казалось Владимиру Николаевичу, что кони замедляются, он выглядывал в окошко — вполне рискуя жизнью потому, что по дороге чуть шире обычной тропки давно въехали в лес и со всех сторон опасно хлестали по карете ветки — и кричал Митрию, чтобы не жалел коней — «Новых куплю!», довольно скалил зубы, когда видел, как мужик, перехватив вожжи левой рукой, тянет свободной из чехла бич, и как заводит его назад, чтобы резко, с особым вывертом кисти, кинуть всю тяжелую, сплетенную из кожаных ремешков длину вперед — выстрелить над прижатыми лошадиными ушами. И лошади прибавляли.

С какой скоростью неслись, так же быстро садилась на грешную землю ночь. До имения оставалось совсем немного — двадцать минут по точной швейцарской «луковице», с которой Владимир Николаевич постоянно сверялся: барин торопился на ужин.

Карета, наклонившись на рессорах, проскочила еще одни поворот и угодила в воронью стаю, которая устроилась на дороге. Под копытами захрустело, что-то досталось и колесам — не из-за ворон же останавливаться! Ну, до чего птица оказалась злопамятная! Стая немедленно поднялось над дорогой, помчалось вдогонку карете, нагнала и принялось бить крыльями, царапать когтями, клевать все живое, биться в окна. При этом воронье подняло такой ор, словно не птичья стая накинулась на проезжающих, а мелкие бесы решили разгуляться вечерком, распотешиться перед долгой ночью. Митрий отмахнулся раз, другой, выстрелил несколько раз бичом, целясь по птицам, но те уворачивались, каркали радостно. Тут накатило на мужика какое-то затмение, страшно стало. «Свят, свят» — попытался перекреститься, но карета колесами накатила на какую-то кочку, подпрыгнула, неровно села в колею, отчего кучер вылетел с козлов — вбок, не отпуская вожжей, лошади, почувствовав силу, с которой их заворачивали в лес, подчинились и ударили карету об деревья, разнося ее в щепы, сами же, высвободившись, понеслись дальше, в лес, и только минут через десять остановились, намертво застряв в разросшемся ельнике.

Погибель в вороньем обличье поднялась вверх, сделала насколько кругов, чтобы полюбоваться учиненным разором, и оттуда направилась к ближнему сельцу. Собравшись на маковках местной церкви, вороны долго каркали, словно похваляясь между собой, потом все-таки затихли, успокоились, отдав себя под защиту золоченных крестов.

Владимир Николаевич сам выбрался из искореженной кареты; но только сделал несколько шагов и лег на землю. Барин лежал долго, потом медленно стал ощупывать себя — вроде крови нет, как будто ничего не сломано. Хотел встать – не получилась: левая рука хоть и не болела, при попытке опереться на нее выстрелила острой болью из локтя и совсем перестала сгибаться. Сидя Владимир Николаевич закатал левый рукав, начал ощупывать руку — кости как будто целые, решил, что вывих.

Между тем стало совсем темно. От земли потянуло холодом.

— Барин, вы живой? — спросил Митрий где-то рядом.

— Живой, — отозвался Владимир Николевич. — Возле кареты сижу, а ты где?

— Я к вам иду, — сказал мужик. Послышались осторожные шаги, зашуршала трава и чья-то рука осторожно нащупала голову барина. — Вы, сударь?

— Я… — ответил Владимир Николаевич. — Изволь рядом сесть. Как же нас так? Прямо бесовщина какая-то…

– И не говорите, – согласился Митрий, опускаясь рядом. — Вон у меня вся морда в крови и плечи забиты — рук поднять не могу… А вы-то?

— Кажется, руку сломал…

— Ой-ой, — вздохнул мужик. — Калеками поделались. Как теперь выбираться по темноте будем? Тут же одни шишиги да лешие — заведут в болото и бросят.

— Знаешь, — сказал Владимир Николаевич, — давай сейчас не думать о том, что с нами произошло, не хочется расстраиваться.

— Да как же такое забудешь? – сказал Митрий. — Я такого еще не видел, чтоб вороны на человека нападали. Волки – да, те могут, медведь иногда, а чтоб птица? Это, наверное, нечистая сила была.

— Митрий, это всего лишь невероятное стечение обстоятельств. Стая на дороге отдыхала, а мы ее подняли. Только вороны, и никакой нечистой силы.

— Вы, барин, меня успокоить хотите. Может в городе ничего подобного и не случается, а вот для нас это — обычнейшее дело. Нечисть под закат начинает разгуливаться, а ночью — самая охота ей, — сказал мужик и всхлипнул, — а вот я даже перекреститься не могу — руки в плечах не поднимаются.

— Ну, будет, — приказал Владимир Николаевич. — Ложись и отдыхай, знаю, что все будет хорошо.

— Да уж, хорошо, — сказал мужик. — Дай-то бог ночь пережить…

В тишине начали дремать, пока не разбудил их чей-то свист —лихая песня. Совсем рядом, по ночной дороге, неспешно шел человек.

2.

— Эй, кто там? — крикнул на свист Владимир Николаевич. — Иди сюда, не бойся!

— А чего вас бояться? — дружелюбно ответил прохожий человек. — Это вы, калеки, меня должны бояться.

Человек подошел, присел над лежащими.

— Что случилось? Гляжу, карета разбита в щепки, барин рядом лежит. Может, думаю, помощь какая нужна?

— Случилось с нами несчастье, — настороженно сказал Митька. — Теперь всякое воронье сюда слетается…

— Да ты не бойся! Не обижу, — засмеялся прохожий. — А если не нравлюсь, так мне уйти — только встать. Кому хуже будет?

— А кто тебя знает? — сказал Митрий и предпринял неудачную попытку приподняться на локтях. — Может, ты разбойник какой?

Человек засмеялся:

— А может и разбойник. Гляжу, побились вы крепко. Что ж такое случилось с вами?

Столько в его голосе было участия, что Владимир Николаевич, который, как всякий пострадавший искал в окружающих своей доли сострадания, сказал:

— Налетели на воронью стаю…

– Нечистая сила то была, — угрюмо перебил барина Митька. — Самая настоящая. Поднялась с дороги и накинулась клевать нас. Меня с козлов сбросила, кони понесли, карету об деревья приложило. Теперь вот лежим, подняться не можем.

— Неприятность-то какая, — вздохнул прохожий и сказал на полном серьезе. — А может я вас и в самом деле дубьем каким приложу, карманы почищу и дальше пойду. Кто меня искать будет? Все равно скажут – насмерть побились.

— Ты это брось! — перепугался Митрий и, отталкиваясь ногами, принялся отползать, со всей отчаянностью понимая, что все это напрасно. — Не по Божески поступаешь, грех тебе великий будет!

И Владимир Николаевич как будто поверил в намерения прохожего:

— Ты все-таки лучше помоги нам!

— Вот ведь люди, — засмеялся прохожий человек.

Человек встал, сделал несколько шагов, как будто и в самом деле уходит. Остановился и сам первым обозвался:

— Ну, чего молчите?

— А чего тебе, собаке, говорить? — сказал Митрий. — Если решил уходить, уходи. Утром мы и сами выберемся.

Барин тоже сказал:

— Поможешь — деньгами отблагодарю. Сколько попросишь — столько дам.

Прохожий вернулся, присел рядом, принялся ощупывать траву:

— Чем же я вам ночью помогу? Утром встанем и пойдем, а пока я тут с вами полежу — и мне в компании приятно будет, и вам — не скучно.

Человек лег — и по-видимому удобно, стал тихонько себе напевать под нос: «…черный ворон… что ж ты вьешься на моею головой… ты добычи не дождешься…»

— Слушай, а ты помолчать не можешь? — спросил Митрий. — И без тебя тошно…

— Могу, только скучно…

— Вот и скучай, — без жалости отрезал мужик. — Владимиру Николаевичу сейчас полный покой нужен.

— Что же я, не понимаю? Да только не могу иначе. Чтобы не петь, это извольте, уже за деньги.

— Пусть поет, — решил Владимир Николаевич.

Лежали, смотрели в беззвездное небо, слушали тоскливое: «…ты добычи не дождешься… черный ворон… я не твой…»

Тут уж барин не вытерпел:

— Сколько?

— Две копейки.

— Тогда молчи, — приказал Владимир Николаевич. — Будут тебе две копейки.

От содружного сопения, несмотря на боль, Митрий все-таки заснул.

3.

Под утро Митрию почудилось – будто он в холодной воде лежит. А открыл глаза — это роса упала, и от нее все платье мокрое, тяжелое. Спросонья долго не понимал, что происходит, но тут и вчерашняя неприятность вспомнилась, отчего сразу выскочил Митька из сна. Голову поднял – сам на спине лежит, осмотрел то, что от кареты осталось, и вздохнул: показалось, что пошла прахом его светлая и красивая жизнь.

Вспомнил и ночного прохожего, повернул голову посмотреть на него: лежал рядом розовощекий парень — руки за голову закинул, травинку жует, в небо смотрит. А по другую сторону от мужика – спит бледный Владимир Николаевич — поломанную руку на груди здоровой придерживает.

— Наверное, хорошо спалось? — заулыбался парень.

— Это ты ночью чудил? – спросил Митрий.

— Чего чудил? — забеспокоился ночной прохожий. — Сказал помогу — значит так и будет. Видишь, не ушел?

— А две копейки? — напомнил мужик.

— И про две копейки я на полном серьезе…

— Дурак что ли? Вот если бы сам так лежал, а к тебе подошли и говорят — поможем, мол, но тока за деньги? Хорошо было бы?

— А что тут такого, дяденька? Сами слышали, барин сказал, что отблагодарит. Так я уж сам лучше посчитаю, во сколько его благодарность выйдет, а то с заднего крыльца потом сунут полушку или вообще – в морду.

— Дурак ты!

— Не-а, умный, — заулыбался парень. — Дом хочу купить…

Митрий полежал, ожидая пока проснется Владимир Николаевич, но тут мужику стало невмоготу – до ветра захотелось. Попытался встать, не получилось — по-прежнему не мог плечами двинуть: переломало ключицы, подумал, и что тогда встать сумел — так это в горячке.

— Ну-ка, помоги! — приказал Митрий парню.

Тот сразу с земли подхватился, наклонился над мужиком, протягивая руки:

— Я вначале за шею схвачу, а вы телом напрягитесь, как бревно, так стоя и поставлю. Тока это… Двумя копеечками извольте потом наградить…

У Митрия терпеть уже не получалось и он согласился:

— Будут тебе копейки, поднимай!

С трудом встали — хорошо помощник сзади зашел, в поясницу рукой уперся — поддержал, дал на ногах утвердиться. Пошел Митрий к дереву, а рассупониться не может — совсем не слушаются руки.

— Помоги, — мужику снова пришлось обратиться к извергу.

— Две копейки этот стоит, а после еще две — обратно штаны натянуть, всего четыре.

Ну не в штаны же пускать, подумал Митрий и кивнул: давай.

— Итого шесть, — сказал парень, спуская с мужика штаны.

От голосов проснулся Владимир Николаевич, дернулся, потревожил руку, застонал.

— Ну, все? — заторопил Митрия парень. – Вон барин проснулись. Барин, вы тоже до ветра хотите?

Владимир Николаевич, покраснев, кивнул.

— Щас, — сказал парень, натягивая на мужика штаны. — Для вас, барин, это стоит гривенник.

— Чего так дорого? — удивился Митрий запросу.

— Так то же барин! К нему особое обхождение надо.

Парень охотно помог встать Владимиру Николаевичу, и пока тот шел к дереву, придерживал барина со стороны здоровой руки и все приговаривал: «Вы ноги пожимайте, ступайте аккуратно, не дай Бог зацепитесь, упадете…»

После спросил:

— Может воды хотите?

Настороженный Митрий промолчал, но барин кивнул.

— Тогда вы постойте пока, а сейчас сбегаю за водой — тут недалеко ручей есть, — сказал парень и убежал.

— Барин! — сказал Митрий. — Может, пойдем? Он же нас досуха высосет.

Владимир Николаевич только вздохнул:

— Пить сильно хочется!

Минут через десять, напившись воды на гривенник, с трудом вышли на дорогу. Митрий оглянулся на имущество, позвал несколько раз лошадей, и, скривившись, с трудом переставляя ноги, пошел за Владимиром Николаевичем, которого под здоровый локоток аккуратно вел довольный изверг.

4.

Через месяца — по полному выздоровлению — вызвал барин Митрия к себе в кабинет.

Усадил в кресло, сам сел напротив, в другое. Расспрашивал, как чувствует себя кучер, готов ли приступить к работе. Митрий, как за ним водится, отвечал Владимиру Николаевичу степенно, неторопливо и по делу. О прошлом сам не вспоминал, потому как жило внутри опасение — не дай Бог, еще и барин скажет: должок за тобой, Митрий. И тогда как? По миру пойти, потому что насчитал с него и барина парень столько, что, по прикидкам мужика, каждый шаг им по копейке на каждого обошелся.

Но Владимир Николаевич этого вопроса не касался, и лишь после, выпроваживая мужика из своего кабинета, сказал:

– Какая гадость, у нас с тобой, Митрий, вышла — настоящая нечистая сила. Ты уж никому, пожалуйста, о нашем приключении не рассказывай…

15.06.04