Я распластался на чёрном песке залитого человеческим мясом пляжа... На спине лопалась с хрустом кожа. Я оглядывался по сторонам: справа за приятным дымом пряталась толстющая тётка в порыжевшей панаме, её муж- карлик, скрючив уродливое тельце, почёсывал пятернёй круглую пятку и читал газету; слева лежал кто-то мёртвый - худющий, угловатый дяденька выпускал из разбитого рта радужные грязные пузыри, грудь провалилась и не двигалась - дядька медленно синел... Сзади играли в карты, страстно потрясая складками жира на бесформенных ручищах... А впереди - холодное, неприветливое море... Я посмотрел ещё раз налево - дядька оставался мёртвым, пена на губах уже немного подсохла. Мне стало неловко - я решил уйти: сплюнул в песок, подцепил пальцами пра- вой руки свои резиновые шлёпки, такие же синие, как дядькино лицо, и поплёлся направо, мимо задымленной тётки и её крохотного мужа. Краем глаза я заметил, как что-то сверкает в море, прямо над моим пле- чом. Повернул голову - на воде куском живого огня плыл длинный лоскут стекла... Я осёкся, сморгнул, ноги мои наткнулись на что-то тёплое, колени подогнулись, и я упал - как оказалось на довольно приятную жен- щину; руки мои упёрлись в мягкие сиськи - я попытался встать, но ступ- ня моя поехала по песку, и, неуклюже вывернувшись, я грохнулся на да- мочку спиной... - Мальчик! - вскрикнула потерпевшая, - какой ты неловкий! - Извините, - начал мямлить я, пытаясь подняться, - я случайно... - Случайно! - тётка, похоже не очень злилась, но ей, по всей видимос- ти, было скучно, и она решила продолжать так удачно начавшуюся игру, - - случайно-то оно случайно, а купальник мне порвал, гадёныш! - и она, плохо сдерживая улыбку, крепко схватила меня за мой дохлый бицепс, - И никуда ты не денешься, сорванец! Пошли со мной... - Меня ма-а-ама-а ждёт, - захныкал я дежурное враньё - никто меня не ждал: мать два года назад уехала от нас на север, папа просматривал где-нибудь в кустах свои невероятные шизофренические сны, а бабка пле- вать на меня хотела - я днями жил только сам для себя... - Ничего, подождёт, - и тётенька потащила меня, упирающегося, за собой и, всё время оглядываясь и уже не пытаясь задавить приятную, кстати, улыбку, без умолку трещала что-то такое глуповатое и подмигивала... Я уже и не пытался вырываться и шёл спокойно, даже не вслушиваясь в ли- шённую смысла болтовню. Ладони мои всё ещё горели от прикосновения к мягчайшему и столь желанному женскому телу... Дрочить на фотки из пор- ножурналов я к тому времени уже научился... Через минут десять мы очутились в темноватом флигеле - видимо, тётень- ка снимала одну из комнатушек в невысокой пристройке у кого-то из мес- тных: закопченные, бывшие когда-то сто лет назад белыми, стены, зава- ленное лежащим на подоконнике хламом окошко, лампочка на чёрном прово- де, торчащем из потрескавшегося потолка, под лампочкой - раскладушка, застеленная зелёным шерстяным одеялом. Дамочка заперла дверь на ключ и положила его на подоконник. Посмотрела на меня. Я топтался на месте и глазел в пол. - Глаза - на меня! - строго и даже, как мне показалось, с некоторой ядовитостью скомандовала она. Я дёрнулся, вытянулся по швам и чуть не проткнул взглядом круглый женский лоб. Она расхохоталась и немного не- уклюже стянула с себя купальник... Я едва не подавился воздухом - нас- только близко живое женское тело я ещё никогда не видел. - Звать меня Ольгой, - она откинула одеяло, из-под которого забелела сшитая из двух кусков простыня, - но ты меня не знаешь, не видел, и не увидишь больше никогда - договорились? - Я закивал. Щёки мои налились кровью - мой разбухший леденец выпирал под тканью плавок нелепым углом и, как я и боялся (о, сладкий какой страх!), притянул взгляд Ольги. - Скидавай свою трусню! - приказала Ольга и улеглась на заворчавшую тут же под весом голого тела раскладушку. Мне ничего не оставалось де- лать - и я подчинился. - Иди сюда, кошак сопливый, - я подошёл, стара- ясь не смотреть на расплывшиеся, почти чёрные соски, а также на волосы под мягким животом, но ещё больше - на то, что под волосами. Мой то- ненький фаллос торчал свежим белым сучком, розовея приплюснутой шляп- кой головки. - Ого, как ОН торчит! У тебя девочка была? - Ольга обня- няла, привстав, меня за плечи и ухватилась за мой мальчишеский писюн как за рычаг... Я вспотел, покрылся гусиной кожей и почувствовал, как меня нежно укладывают рядом... - Плохие слова знаешь? Только честно, - влажно прошептала Ольга в моё горящее ухо. Я бессильно покрутил головой, прислушиваясь к своим ощу- щениям - мой пенис кивал потемневшей головкой под аккуратной женской рукой. - Врёшь ведь... Ну, скажи что-нибудь плохое! - и нежная ладонь стала крепко сжатым кулаком: я аж весь изогнулся. - Ну!!! Не молчи!!! - Блядь! - сдавленно прохрипел я. - Ещё!!! - кулак сжимался всё крепче... - Пизда!!! - заорал я. - Ещё!!! Я сказала - ещё!!! - слёзы побежали тёплыми змейками из-под моих зажмуренных век. - Хуй!!! - Уже лучше! Ещё!!! - хватка, однако не ослабевала. - Ебаться!!! - завопил я и сорвал голос. - Ну... как скажешь - ебаться так ебаться, - уже совершенно спокойно сказала Ольга и уложила меня на себя, стараясь запихать мой горящий от боли член в своё напрочь мокрое и очень горячее чрево - и ей это уда- лось: я ужом проскользнул в ольгино нутро и инстинктивно задрыгался в немного неровном ритме - я никак не мог справиться с разрывающимися на куски лёгкими. Глаза я не открывал. - Лапонька... малыш... лапонька... давай, зайчик... ну... ну... - сто- нала Ольга, обняв тяжёлыми ногами мой худосочный зад. Я бился как рыба в ведре, уткнувшись зарёванным лицом в сладкие сиськи. - Уммм... уммм... уммм... уммм... - Ооо... Ооо... Ооо... - Ну!.. Ну!!! Ну же!!! НУ ЖЕ!!!!! А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А- А-А-А-А-А-А-А!!!! Мне показалось, что я стремительно сдуваюсь - из меня пёрло как ещё ни разу в жизни... Когда всё, что было во мне, кончилось, я вдруг заснул, чувствуя всем тазом мокрое, тёплое, податливое и живое... - Да, девочки у тебя точно не было, - от этих слов я проснулся: Ольга, в лёгком зелёном сарафане и сандалиях, копалась в сумочке. Я лежал на раскладушке один, укрытый одеялом. - Ну, что? Выспался?.. Тогда говори тёте спасибо и беги к мамке... Я вылетел из флигеля пулей. Вечером, уже дома, на меня навалилось что-то чёрное: я блевал желчью и звал маму - хуй мой опух и покрылся коркой, но через месяц всё прошло. С женщинами я больше дел не имел никогда. |
проголосовавшие
комментарии к тексту: