Литература

Зелёные и белые… нет, не белые…скорее, прозрачные… ей не нравилось, когда кто-то называл их белыми… белый цвет напоминал ей пустые коридоры больниц с гулким эхом шагов медсестры, позвякивавшей ключами от выхода… или входа… именно она тогда решала, кому будет позволено дышать чем-либо, кроме хлористо-лекарственных запахов палат… здесь было слишком много белого…

Казалось, стерильность стен затягивает остатки твоих мозгов в пустоту, где всё сливается в одну молчаливую бездну… откуда уж точно никогда и никуда…

Она чувствовала спиной холод неоштукатуренной стены… ощутив поползшую вдоль рук привычно-приятную дрожь, улыбнулась… Босые ступни путались в толстом сером одеяле с густым ворсом, которое она бросила на пол вместо ковра…

-Н-да, маме бы устроила истерику, - вслух произнесла Маша, громко смеясь… истеричный смех почти сразу смолк. Думать о матери сейчас было очень здорово. Уже ровно 710 дней Машу не интересовало, существуют ли ещё та, кто когда-то могла распоряжаться её сознанием. Её свободой.

Уже почти два года она жила в этом полуподвале, доставшемся ей в псевдонаследство от сторчавшегося друга-мужа. Милый дистрофичный мальчик, слишком высокий, чтобы помещаться на их узкой и не слишком длинной кровати, пускал слюни радости, обнимая её уже хронически дрожащее тело. Он называл это любовью, делал всё, что она говорила, и спокойно принимал из её рук шприцы. Использованные баяны она выносила сама ночью, каждый в отдельном пакетике… примерно за четыре квартала от их жилища она выбрасывала их в разные мусорные контейнеры и спокойно возвращалась назад.

И вовсе незачем было рассказывать мальчику о том, что именно скребётся в стенках её шприца, а что – в его. Она рассказывала ему, что даже в ТОМ мире они будут вместе… что даже ТАМ у них будут одинаковые шприцы…

В её шприце была аскорбиновая кислота.

Его раствор стоил немного дороже.

Он думал, что у них любовь. Она смеялась.

Она любила бутылки.

Ей нужно было это подобие квартиры… она так было похоже на подвал…….. здесь можно было спрятать сотни, тысячи бутылок…. И никто никогда не узнает… не почувствует их слабые крики… никто не сможет спасти их от самих себя… видимо, это только её предназначение.

Сейчас, когда Игоря уже полгода кис в знаменитом по плодородности чернозёме, вскормленном такими же свежими трупами, у неё было много места… и мало времени.

Сначала она тихонько проносила по три-четыре штучки, стараясь не звякать друг об друга, не нарушить их столь беспокойное уединение. Здесь возникла новая проблема: нужно было создать каждой из них кусочек личного пространства… как известно, это примерно полметра в диаметре… и снова провал: слишком быстро количество бутылок пополнялось… прикасаясь губами к новой бутылке, она тихонько проводила влажным пальцем по кромке горлышка… она слушала звуки…

Ещё в детстве ей приснился странный сон. Маленькая девочка выстроила вдоль забора из колючей проволоки ряд бутылок… зелёные отдельно от прозрачных… Она говорила:

-Их нельзя ставить рядом, понимаешь?……. Эти вот, - показывала она пальчиком на зелёную бутылку из-под шампанского, - они злые… хотя на самом деле добрые… Эти взрослые просто защищаются так от всех… А такие – сказала она, тыкая в бутылку из-под водки «Столичная» - это старенькие… те, которые умерли бабушками и дедушками… теперь их духи живут здесь… потому, что часто бывают по несколько штук вместе… им страшно оставаться одним… Мне их больше всех жалко.

Маша проснулась тогда в холодном поту… девочкой была она сама. Теперь стало ясно, почему её так тянуло к этим холодным стеклянным статуям… почему так хотелось коснуться пальцем к застрявшим в теле бутылки пузырькам… в них небыло даже крови…

Маша встала, неловко пошатнувшись. Нужно было идти на работу, играть привычную роль милой и вежливой девушки. Нельзя было попасть под подозрение… нельзя…нельзя…нельзя… иначе… нельзя даже думать о том, что может случиться…

Быстро приведя в порядок форму, состоявшую из чёрной юбки, белой блузочки и милого розового фартучка, Маша обулась, надела серое пальто и вышла из подвала, запирая на ключ тяжёлую металлическую дверь.

На работе царила паника – суки-администраторши всё ещё небыло, хотя ресторан открылся ещё минут 20 назад. Маша обрадовалась – её получасового опоздания никто не заметил. Значит, не снимут проценты. Значит, скоро… совсем скоро она сможет спрятать ИХ от всех…

Эти люди… по-волчьи нежные оскалы в глубине вежливых улыбок… нервно-дрожащие губы, предлагающие ночи в шикарных отелях и завтраки с видом на Сену… призывно-смеющиеся взгляды девочек средней ценности… спущенные с поводков желания, рвущие намордники воспитанности… всё это отражала стеклянная колба, внутри которой жила она… конечно, о колбе никто не знал… Маша всегда вежливо улыбалась клиентам, улыбалась администраторше, улыбалась барменам, улыбалась охранникам… чтобы не нарваться на подозрения, хихикала с девочками-официантками…

Маша очередной раз улыбнулась, протягивая жёлтую розу платиновой блондинке неопределённого возраста. Мужчина, подпиравший круглым животом стол, протянул Маше десятидолларовую банкноту. Маша, продолжая улыбаться, аккуратно положила бумажку в кармашек фартучка.

Ночь тянулась непривычно-медленно… Маша вежливо скалилась, глядя на входящих-выходящих посетителей. Резкий звон ударом заставил её оттолкнуть от себя розовую тележку с цветами… Кто-то из подвыпивших клиентов разбил бутылку… Стараясь не смотреть в ту сторону, Маша с трудом сдерживала слёзы… За год работы здесь он так и не сумела привыкнуть к этому звону…

«Уроды… нельзя же…нельзя ТАК… нужно было подготовить её… нужно было дать ей воздуха… хотя бы чуть-чуть…».

Провожая взглядом последнего клиента, Маша хрустнула суставами пальцев. Сжав в руке заработанные деньги, она втолкнула в тёмную кладовку тележку… снопики цветов с явным отвращением вбросила в ванну с холодной водой.

-Инна Валерьевна, до свидания, - вежливо попрощалась Маша с администраторшей.

-Да-да, Машенька… до завтра… - не глядя на неё, девушка примерно одного с Машей возраста церемониально подкуривала тонкую сигарету в таком же тонком мундштуке.

Маша, иронично ухмыльнувшись, вышла в серое утро, закурила и пешком направилась в сторону дома. Спокойствие, такое безгранично-мягкое, запустило пальцы в её сердце. Сегодня был важный день.

Возле входа в подвал стоял грузовик. Из него влезли два парня лет 27.

-Ну что, приступайте… Всё как всегда, - сказала Маша, открывая дверь и включая свет… - только умоляю, как можно осторожнее!!!

-Да ну знаем, всё будет в лучшем виде, шеф… - скалясь, ответил один из парней. «Эта идиотка чисто мечта психиатра… хорошо хоть лавешку нормально платит… бляяя… её две сотки баксов – и Белка согласится… и всё будет славненько… и я вдую этой шикарной девочке по самые помидоры…».

Парни осторожно клали мешки с бутылками в грузовик, стараясь не шуметь. Маша болезненно вздрагивала, слыша гулкие стуки бережно завёрнутых бутылочек – каждая в отдельной газете.

Закрыв дверь подвала, она села возле мешков. Парень, подсаживавший её, как бы случайно коснулся её задницы. Маша оттолкнула его, зло проговаривая:

- Слушай, ты… давай не портить друг другу настрой. У меня не так много времени. Поехали.

Машина тронулась с места. Маша раскинула руки, пытаясь обнять мешки.

«Слышите??? Больше никто… никто вас не тронет… всё закончится… навсегда… простите, я не смогу спасти всех…я постараюсь… вы ведь знаете, я стараюсь… всё получится…».

Остановившись возле железных ворот, Маша набрала в мобильном телефончике номер.

-Открой ворота.

-Ты уже? Отлично.

Грузовик въехал в автоматически раздвинувшиеся створки и остановился в максимальной близости к ангару с десятком разнокалиберных труб, дышавших в серое небо черной копотью. Маша спрыгнула с открытого грузчиком кузова и подбежала к вышедшему из дверей ангара мужчине.

-Папа, мы ведь молодцы, правда? – прошептала она, по-детски прижимаясь к отцу.

-Конечно, малыш! Сколько сегодня?

-780.

-Умница моя… я уже всё приготовил…

Маша подошла к грузчикам, вносившим мешки в двери ангара.

-Пожалуйста, будьте предельно осторожны.

Парни хмыкнули, продолжая молча заносить бутылки. Внутри ангара располагались скопления машин, странно напоминавших оборудование литейного завода. Было так жарко, что Маша сбросила пальто на стол, где уже лежала чёрная мужская куртка.

Рассчитавшись с грузчиками, Маша нажатием кнопки зарыла ворота. Затем подошла к отцу и прижалась к его спине.

-Совсем немного сталось. Можешь приступать. Температура почти подходящая.

Кивнув, Маша принялась разворачивать бутылки. Их тщательно вымытая кожица прохладно блестела в свете печки. Едва касаясь кончиками пальцев горлышка, она читала над каждой короткую молитву, перефразированный «Отче наш». Затем протягивала их отцу. Он так же бережно складывал их в огромный, отполированный до блеска стальной чан.

Протягивая ему последнюю бутылку, Маша смахнула выползшую из уголка глаза слезу.

-Машутка, ну что ты? Мы же помогаем им!

-Да нет… просто… это всё так… так… не знаю… наверное, в такие минуты люди плачут… когда счастливы…

-Это люди, - вдруг строго сказал отец, - а ты человек только наполовину. Так что давай, поверни рычажок.

-Хорошо, пап.

Маша подошла к стене и плавно потянула на себя синюю ручку рычага. Отец подтолкнул выдвижную платформу к чану и прикрыл заслонку. Подождав с пару минут, повернулся к дочери и спросил:

-Слышишь?

Маша грустно улыбнулась, прислушиваясь к тонким, едва различимым звукам внутри печи.

-Да, пап… они уходят.

-Да, Машут… они уходят… так, как это должно быть…