“Позвоните суета, Андалузия придёт” И больше ничего. Он маневрировал этим, он складировал каждую линию буквы на полку, разрушая одновременно огромным ударом молота. Каждую ночь, каждый мимолётом прожитый промежуток он отмечал томным движением восприятия и снова макался в омуты размытой действительности. Майонез. И чудовищное чувство плотности реальности, в которой он так плотно, и, казалось бы, находился. Но не находилось подходящего слова, чтобы с лихвой описать, поставить хоть одну опору, разобраться и улыбнуться. Именно поэтому лицо его вытянулось в высокий треугольник, и он был одним из известнейших шаманов на пузырях. На пузырях? Кровать вытянулась в неестественное, слой мышц стянуло клубком. С лихвой, главное, чтобы всё было с лихвой. Можно было, можно было спекулировать понятиями или ходить на непонятные сборища редкостных мутантов, часто пробовал умываться зелёной водой, но не выходило. Не выходило. И тогда всё растягивалось, тогда всё приумножалось, и не было выхода из клубка уставших тел. Или тела. Одного уставшего тела. Он – онемение неопределённого. Он – остаток ногтя. Он – осточертевшее навязчивое. Он – область настройки. Часто, бывало, шёл и не видел шагов. Было и запутывание, и непонимание. Но как только тело приходило в состояние белого сна – случалось. И тёмные шпоны, и выступы реалистичности, и бред асаны сна о. Телефон, или нечто непонятное. Трубка и переход в иное состояние. Рифлёность динамика и крик в неоновое пространство. Гудок и французское неизведанное. Это было давно. Вышестоящий по иерархии лестниц про это ничего не знал. “Позвоните суета, Андалузия придёт”. |
проголосовавшие
комментарии к тексту: