Литература

-Ты поспи… попробуй заснуть.

-Мама, я…

-Спи.

Обнимает теплой рукой, ухом горящим прижмусь к холодному окну и гляжу в него, пытаясь усилием воли подавить спазмы в животе. Вижу, черные деревья высоко поднимают ветви, царапают кривыми пальцами ночное небо. Вижу, груда тел, одно навалено на другое, в беспорядке разбросаны вещи. Поодаль, то там, то здесь, стремительно бежит под колеса машины чья-то рука, или нога, или комбинизончик ребячий, или соска резиновая вдавится в асфальт, или туфля лакированная вывернется на изнанку. Вижу, над очередной кучей тел взгорбился человек, тычет шестом, стараясь нащупать отверстие, чтобы установить некое подобие знака. Вижу, гирлянды висят на домах, бегают в истерическом мигании, в сутолоке ночной, словно в лабиринте, каплями воды на бензине, распускают свет, ударяя о стены темных закоулков. Вижу, машины, обнажили железное брюхо небу, и так лежат, чуть слышно поскрипывая на ветру. Огромной пастью, на последнем вдохе, объятой ужасом, с выпученными глазами, мне кажется этот город.

И каждая остановка, словно обрыв в пропасть. Вдавливаешься в кресло, чтоб не оторопеть от увиденного на очередном повороте. Нервно жмуришь глаза, как будто ничего не видел. В черные дворы въезжаем ускоряясь, и дергающиеся ноги высовываешь, ставишь будто костыли на землю. Оглядываешься, подняв голову выше: мертвые дома, пусть и горит в них свет, но они мертвые, светят мертвым светом. И кривые стволы сомкнулись, доброй мамой обхватывают небо-ребеночка, лишь наводя жуть. Поднимаемся по лестнице, пригибаю голову к плечам, услышав очередную пулеметную очередь. И свист пуль: словно пуля вошла в кожу дома, и гуляет шальная, норовит выскочить из каждой квартиры и угадить в самое сердце. В такие секунды весь дом замирает, становится не живым, - каменным! Будто дом отказывается от человеческой души, в нем обитающей, будто говорит: я сам по себе, не троньте мой камень, не рвите снарядами мои бетонные плиты, - я сам по себе, возьмите их!

И врываемся в первую открытую дверь, не знакомое помещение, такие же испуганные лица. Долгие изъяснения, после чего валюсь на диван, беспокойно озираясь по сторонам, принюхиваюсь, как собака к каждой новой вещи. Пью холодную воду. Оборачиваюсь спиной к миру, ближе к стеночке. Потираю одну ногу о другую, скатывая пот. Холодные мокрые ноги. Лицом уткнулся в висящий на стене ковер, нюхаю его пыль. Языком, потерявшим способность что-либо осязать, щупаю ворсинки на ковре, вожу пальцем по замысловатому рисунку. И вновь очередь, ударяюсь лбом о стенку, мать прижимает к груди, я берусь за нее рукой, как за спасительный щит. И эта грудь, теплая материнская грудь, ангелом-хранителем смотрит на меня, сама, ежась от страха!

Телевизор в углу снежит, детский плач слышен по близости. Боязливо работает смывной бачок в туалете. Шепот, как шуршанье листьев, не разборчив.

-Спи, спи, сынок.

Смотрю в ее влажные глаза, наполненные любовью, вперемешку с ужасом. Обмякший, лежу и не сплю, словно кровь тонкой струйкой хлещет у меня из горла. И чем меньше крови остается, тем бессознательнее мой сон.

Среди ночи просыпаюсь от вскриков, голову поднимаю, мать держит, не дает глянуть. Я выскальзываю из ее рук, смотрю на пол. Пытаюсь отделить сон от реальности, комкаю мысли, перекинувшись через материнское бедро. На полу женщина, ноги раздвинув, лежит, содрогается, рот руками закрывает, сдерживая вопли. На коленях, склонившись над ней, мужчина копошится под накинутым на женщину полотенцем. И женские вопли смешиваются с визгом совсем маленького ребенка. Я оборачиваюсь, кладу голову на мокрую подушку, вновь пытаюсь заснуть.

И лишь короткие выстрелы разбивают мой сон на мелкие кадры.

Под утро, не дождавшись солнца, мы поднимаемся молча. Также молча уходим, прислушиваясь к любому шороху. Садимся в машину, и опять позвоночник хрустит на кочках, и опять дорога, лентой тянется, пропадая за поворотом. И я с силой давлю на глазные яблоки, чтоб возникшие световые ощущения хоть как-то затмили мне картину того, что творилось на улицах не просыпающегося города. Стрелянные гильзы со звоном выскакивают из под колес, прыгая позади, изворачиваясь. Ускоряясь, мчимся все дальше и дальше. Кажется, что солнце никогда не взойдет, ночь облепляет все, пытаясь втиснуться и в салон автомобиля. Вот-вот и я нащупаю ее страшную, ее жуткую, ее скользкую плоть.

Огни пропадают, оставляет на глазах полосы фонарный свет. И уже совсем пропали, лишь габаритные огни разрезают ночь, не надолго оставляя раны открытыми. В заднее стекло видно, как они зарастают, секунда, и они уже образуют целое.

Оборачиваюсь, машина визжит на повороте, огибает дугу, и я весь сворачиваюсь в комок, замечая в окно, что мы летим в пропасть. И жесткие железные удары, я кубарем тянусь по расщелине, грубые камни бьют меня по бокам и потом, потом, я все равно, что уже умер…

---