Литература

Вчера ко мне приходил мой приятель Грыжма и сказал, чтобы я не смел даже думать об этом… Он говорил долго и очень убедительно, правильно расставляя акценты и злобно размахивая шерстяными рукавичками перед моим носом. Зная Грыжму уже добрый десяток лет, я не стал спорить с ним, и терпеливо слушал его нравоучения, украдкой разглядывая жирное пятно на белоснежном, накрахмаленном воротничке гувернантки Катеньки. Накануне мы с Катенькой распили бутылочку чудесного армянского коньяку. Терпткий такой, знаете ли, благородный, не слишком приторный. И главное – в послевкусии не было ни малейшего намека на ваниль…

Через некоторое время, я, признаться, уже начал забывать, кто этот милый, приятно пахнущий молодой человек, и что он делает у меня в кабинете. Катенька, невольный свидетель нашей беседы, сидела, поджав ноги, на тахте, робко поглядывая то на меня, то на Грыжму. Внезапно поток красноречия моего приятеля иссяк и он, порывисто чихая в кружевной носовичек, откланялся и, наконец, покинул мой дом. Я хотел было извинится перед Катенькой за это внезапное вторжение, но девушка вдруг вскочила и, застенчиво улыбаясь, выскочила вслед за Грыжмой. Оставшись в одиночестве, я вдруг осознал всю нелепость ситуации. О чем именно мне не следовало думать, Грыжма так и не сказал, и я, в растерянности теребя оброненную им клетчатую рукавичку, битый час простоял в дверях, силясь собраться с мыслями.

Сегодняшнее утро началось совершенно отвратительно. Катенька опрометчиво положила мне в кофе два кусочка сахару, вместо одного. Представьте мое смущение, когда я пролил горячий напиток ей на передник… Возмутительно…Словно мы, вчера только, не играли с ней в прятки на заднем дворе…Я украдкой проскользнул на терассу, избегая утомительной компании моих постояльцев. Их бесконечные разговоры о терорризме начисто лишали меня аппетиту.

Несколько блаженных минут, проведенных в обьятиях эйфорически-желтого плетеного кресла, вернули мне утраченное расположение духа, и я наконец-то почувствовал легкий голод. Я решительно встал, потянулся, щурясь под лучами полуденного солнца, выглянул в сад. Егор был в кустах, на своем привычном месте. Это окончательно успокоило мой воспаленный рассудок и я, встав во весь рост, властно крикнул : “Егорка! Голубчик, приниси-ка мне молока и щипцы!” Холоп, даже не взглянув на меня, поспешно заковылял в сторону летней кухни. Довольно крякнув, я снова откинулся в кресло, и закрыл глаза. Так, в полудреме, пролежал еще несколько минут. Егора почему-то все еще не было. Я поймал себя на том, что снова сильно взволнован. Воспоминания о вчерашнем вторжении Грыжмы не давали мне покоя… Да еще этот омерзительно-сладкий кофе…О чем мне не следовало думать? И чем, наконец, обьясняется довольно странное поведение Катеньки? Назойливые мысли начинали снова одолевать меня.

Наконец мои размышления прервал Егор, безшумно возникший передо мной с разносом в руках. Все так же безшумно, он поставил разнос на небольшой круглый столик, стоящий прямо у моих ног и замер в нерешительности, с опаской поглядывая на щипцы. “Ну что же вы так, голубчик!”, - сказал я, указывая взглядом на стакан с молоком, - “Мы ведь с вами давеча говорили об этом! ” Мой мягкий, покровительственный тон, подействовал на него успокаивающе. Егор, лукаво улыбнувшись, достал из-за пазухи небольшую кедровую шкатулочку, оделаную серебряными кружевами в виде целующихся лебедей, совершенно замечательной тонкости. Не спуская взгляда с дверей, он проворно вставил в шкатулочку невесть откуда взявшийся золотой ключик и бережно, кончиками большого и указательного пальцев, словно опасаясь повредить его, сделал несколько оборотов. Терассу наполнили нежные звуки “Лебединого озера”. Сотни малюсеньких колокольчиков деликатно перешептывались внутри шкатулки, по крупицам собирая удивительной красоты гармонии…Егорка с благоговением смотрел на шкатулку, не упуская ни единой ноты. В момент, когда мелодия вот-вот должна была закончиться, он наклонил шкатулку над стаканом молока. Из маленького отверстия под крышечкой шкатулки посыпалась золотая пыль. “Экий же ты кудесник, Егорка!”,- сказал я, погладив его грубую, мясистую руку, - “Ну же, ступай, ступай…” Холоп незамедлительно выскользнул в двери, бросив напоследок взгляд на щипцы.

Я с минуту подержал теплый стакан в руках, поднёс ко рту, затем медленно слизнул золото с краешка, зажмурился и большими глотками, не отрываясь, выпил его содержимое. На дне стакана оставалось немного золотой пыли.

Клетчатую рукавичку Грыжмы я надел сперва на левую руку. Затем на правую. От этого ничего не изменилось. Я взял в руки щипцы, долго вертел их в руках. Господи, да что же это за наваждение! Что же этот мерзавец Грыжма…О чем мне не велено думать?! Отчего Катенька забыла про наш день?!! Пора бы уже.. После завтрака непременно спущусь в амбар.

Я вскочил на ноги, выпрямившись во весь рост. - “Егор! А ну живо! Принеси мне еще молока, шельма!”