Литература

Антон Николаев был очень ценным шахидом. Стопроцентно русский, с банальной славянской внешностью и прямыми светлыми волосами. Правоверный мусульманин, имеющий двух жен-афганок и полтора десятка детей. Не видевший уже лет 20 родины и, в общем-то, не имеющий на этот счет каких-либо сожалений. Свою прежнюю жизнь он не любил вспоминать; хуле там, школа, училище, армия, Афган. Потом полгода очень неприятного плена, принятие мусульманства ради спасения жизни, жена без права на выбор, дети. Там, в прежнем доме, остались мать с сестрой, пара друзей-приятелей, по которым он и в армии-то не скучал, а в горах и сырой яме - тем более. Чего ему было делать там, в России, простому парню из простой семьи? Пахать всю жизнь на заводе за станком? Здесь он был "бригадиром" на плантации конопли - добиться этого ему помог опыт службы в армии и безусловное превосходство нулевого интеллекта над отрицательным. Он целый день только и занимался, что разъезжал на 66-ом газике по полю и, когда было надо, пинками подгонял крестьян. К своим женам он никаких особых чувств не испытывал, половину детей даже не помнил по именам. Вечерами он обычно накуривался до полуобморочного состояния (пить не разрешалось) и, в целом, жизнь была настолько тупа и однообразна, что сознательная преждевременная кончина внесла бы даже некую новизну.

Естественно, что на предмет Антона местной ячейкой Аль-Каиды возлагались очень большие надежды. Его следовало использовать только на особо ответственных операциях, где обычные арабы-смертники не прошли бы фейс-контроль. В связи с активизацией джихада в мире вообще и в России в частности за Антона принялись всерьез - его участие могло потребоваться в любой момент. Его освободили от работ, перевезли в лагерь подготовки террористов и, кроме обычных тренировок, заставили освежать в памяти русский язык, снабдив его каморку в общем бараке телевизором, принимающим канал "Россия" (последние 10 лет он говорил и думал только на дари). Впрочем, обучение проходило медленно: изнуренные наркотиками мозг и тело отказывались работать в полную силу. С другой стороны, особой сноровки от него и не требовалось, тем более что боевики, трезво оценив его знания, способности и уровень деградации, могли использовать его только в акциях против мирного населения. А знание языков, вернее, его отсутствие, лимитировало географию его деятельности границами России. И вот когда он прошел языковый экзамен, который провел консультант по РФ - бывший генерал российской армии, в афганские годы продававший талибам оружие и технику своей стороны, предупреждавший обо всех операциях и сам не раз заводивший в засады своих бойцов, потом, проворовавшись у себя на родине, еле успевший сбежать из страны к дружественным моджахедам, - тогда и было решено, что Николаев готов к осуществлению своей миссии. Его снабдили всеми необходимыми документами (по бумагам выходило, что он - шофер гуманитарной миссии России в Афганистане) и выделили сопровождающего (настоящий местный представитель благотворительного фонда помощи). Вдвоем они добрались до Кабула и уже через сутки ехали на такси по ночной Москве.

"Московское отделение Аль-Каиды" являло собой компанию четырех арабов, проживавших в вагончике на стройплощадке. Официально на хлеб они зарабатывали в качестве подсобных рабочих на строительстве торговых центров и офисных высоток, заказчиками которых неизменно выступали иностранные фирмы. Провожатый передал им Антона и укатил в афганское посольство. Поскольку время и место совершения теракта должны были быть сообщены на мобильник одного из арабов, Николаева пришлось тайно поселить в вагончике на неопределенное время. Тем более срочно требовалось привести его в нормальный вид, поскольку после более чем суточного воздержания у него начиналась ломка. Приказ пришел спустя три дня. Смертник должен был спуститься в метро в час пик и, выбрав станцию помноголюднее (арабы посоветовали Комсомольскую), осуществить взрыв, когда с обеих сторон вдобавок будут стоять поезда с раскрытыми дверьми. С утра Антон побрился, кое-как умылся в тазу (из-за невозможности принять ванну он выглядел не очень импозантно, но это даже приветствовалось). В 4 вечера, когда работа на стройке еще продолжалась, двое арабов принесли на прикрытых обычным бумажным мешком носилках уже готовый пояс шахида, стандартную модель, так сказать. Трудно представить, что еще могло храниться в строящемся доме. Они закрепили пояс на обнаженном торсе Антона, затем помогли ему одеться - грязные ботинки, старые синие брюки, дешевый серый пиджак, клетчатая рубашка - типичный пролетарий, возвращающийся с родного завода домой (а точнее, в ближайший к дому магазин). В рубашке и подкладке пиджака в районе кармана были вырезаны аккуратные отверстия, чтобы Антон мог, просто сунув руку в карман пиджака, дернуть за кольцо. Арабы терпеливо несколько раз объяснили, как добраться до ближайшей станции метро, как и где совершить пересадку, как пользоваться карточкой. Проверили наличие документов и денег. Долгих проводов не было. Все трое совершили краткую молитву во славу Аллаха, и оба араба посчитали своим долгом напомнить Николаеву, что этим же вечером он будет на небесах.

До метро он добрался без проблем. Конечно, он не привык к таким толпам, точнее, забыл, что это такое, но в панику не впадал. На входе, в переходах, у турникетов ему не раз встречались осматривающие толпу менты, дважды на его глазах происходила проверка документов у каких-то хачиков, но на Антона, разумеется, никто внимания не обратил. Казалось, что он вообще невидимка - он не смог поймать ни одного взгляда (с ментами он, конечно, так шутить не собирался). Купив карточку на 5 поездок, он успешно преодолел турникет и с удивлением обнаружил, как нога, повинуясь какому-то повелению мышечной памяти, плавно скользнула на эскалатор. Так же просто он доехал до места пересадки, перешел на Кольцевую и сел в первый попавшийся поезд. Когда он доехал до Комсомольской, было еще только 20 минут шестого. Взрыв планировался на шесть, поэтому Николаев решил проехать еще один круг. Когда рядом с ним освободилось место, он решительно уселся. В общем-то, вагон был настолько переполнен, что его так и подмывало дернуть за кольцо прямо здесь. Глядя на людишек, которых он мог одним движением пальца отправить в ад, он чувствовал себя чуть ли не богом, вершащим их судьбы. Подумать только: сколько их здесь - сотня? полторы? - и все они в его власти!

Спустя две-три остановки - кажется, это была Белорусская - в вагон зашла старушка и устало повисла на поручне прямо напротив него. У него не возникло даже мысли уступить ей место - мусульманское отношение к женщинам впиталось в его кровь. Впрочем, вид нависшей над ним пожилой женщины все же смущал что-то в глубине его души, и он предпочел отвернуть голову в сторону. Спустя минуту что-то начало жечь ему щеку; он повернулся и обнаружил пристальный взгляд старческих глаз, чуть ли не с ужасом взирающих на него. Не выдержав прямого взгляда, он опустил глаза и буркнул:

- Ну что еще?..

Женщина отвела глаза и тихим голосом произнесла:

- Простите... Но вы так напоминаете моего погибшего сына... Он мог бы стать таким, если бы до сих пор был жив...

Теперь настал черед Антона всматриваться в попутчицу. Сердце екнуло у него от узнавания. Всевышний Аллах, это была его мать! Почти не узнаваемая, ужасно постаревшая (хотя ей должно было быть чуть больше 60-ти), совершенно седая - но все-таки она! И даже голос, немного ослабев, остался прежним. Старушка, поймав взгляд Антона, опять впилась глазами ему в лицо, и оба одновременно произнесли:

- Мама!..

- Антон!..

Он забыл про все. Про задание, про азиатское прошлое, про надетый на него пояс. Он даже не помнил, как они, взявшись за руки, вышли из вагона на какой-то станции и поднялись наверх. В памяти отложилось, как они в сгущающихся сумерках брели куда-то по каким-то улицам, перебивая друг друга, делились воспоминаниями, рассказывая о том, что произошло за время разлуки. Ирина, сестра, окончила институт, вышла замуж, сейчас работает врачом где-то под Тамбовом - мол, зять наотрез отказался жить в столице. Лешка занимается автосервисом - своя фирма! - очень неплохо зарабатывает и даже иногда помогает ей деньгами. А вот у Сергея судьба не сложилась - так и не женился, много пил и три года назад отравился паленой водкой. А что она? Да все потихонечку, уже шесть лет на пенсии, но все еще продолжает работать - пенсия как-никак совсем мизерная. Идя рядом, она держала его за руку, время от времени касаясь его другой, словно не в силах поверить, что вот он, рядом с ней, живой и материальный. Наверное, так бы он мог прогуливаться с любимой девушкой, если б она у него когда-нибудь была. Но эйфория потихоньку отпускала, и Антон, окончательно отринувший мысль хоть где-нибудь довести до конца свою кровавую миссию, стал задумываться о своем будущем. Уже не вслушиваясь в бормотание матери, он погрузился в свои мысли. В том, что его найдут и уничтожат, он не сомневался. Прятаться в квартире у матери? Да все равно найдут, да еще и ее убьют. Находясь здесь, в родном городе, рядом с самым родным человеком, он словно почувствовал прояснение в голове. Господи, да как он мог ни за что ни про что убить, покалечить сотни ни в чем неповинных людей, женщин, стариков, детей?! Да что они ему сделали? А если не ему, то тем людям, которые послали его сюда? Он не видел смысла своей жизни. Он собирался умереть этим вечером, случайная встреча с матерью не дала этому свершиться, сам Бог, наверное, послал ее, но это еще не означало, что он не может покончить счеты с жизнью где-то в другом, тихом безлюдном месте, где не пострадает никто, кроме него.

Прощания, объяснения казались ему немыслимыми. Он не знал, что сказать, как соврать, чтобы мать ничего не заподозрила. Да нет, конечно же, она заподозрит, на то она и мать, но долгих проводов он все равно вынести не мог. И, прервав ее нескончаемый монолог, он остановился, высвободил руку и, торопливо приобняв, шепнул ей: "Извини, мама". И больше ничего не говоря, рванул в ближайшую подворотню. Отчаянные крики матери: "Антоша!.. Антоша!.." не остановили его. Пробежав двор, он перешел на шаг, оглянулся; матери видно не было. Выйдя на улицу, он долго брел по тротуару, пока не дошел до автобусной остановки. Вскоре подошел и автобус, и Антон, даже не взглянув на номер, залез внутрь. Случайно или нет, но спустя какое-то время выглянув в окно, Антон обнаружил зеленую зону, свободную от домов, и на ближайшей остановке вышел. Он узнал местность: это было Митино, когда-то здесь жила его бабушка, и он, проводя у нее все летние каникулы, потратил немало времени, исследуя эти поля и заросли. Сойдя с дороги, он пошел по траве, стремясь как можно дальше удалиться от жилых домой и гаражей. Он брел с полчаса, пока не посчитал, что отошел на достаточное расстояние. Он оглянулся. Желтые огоньки окон многоэтажек четко виднелись в отдалении. Даже этого ему показалось мало. Он зашел за ближайшую группу деревьев и с искренней радостью обнаружил там то ли речку, то ли канаву метра полтора глубиной. Не обращая внимания на сырость, он улегся животом на дно, засунул руку в правый карман пиджака, нащупал кольцо и, продев в него указательный и средний пальцы, как его учили, изо всех сил дернул.

Елена Федоровна провела бессонную ночь. Она уже сама не понимала, привиделось ей все это или нет. И если все было на самом деле, то кем же все-таки был этот мужчина - болезненно худой, очень загорелый и... ужасно похожий на ее сына? Когда он убежал от нее, она чуть с ума не сошла от отчаяния: обрести, казалось, погибшего сына через 20 лет и тут же, спустя какой-то час, потерять его. Не переставая плакать, она кое-как добралась до дома и там неподвижно сидела на кровати, пока, ближе к полуночи, слезы не иссякли. Она разделась, легла в постель, но сон не шел: в голове прокручивался этот вечер, рождая мучительные вопросы, на которые у нее не было ответов. В 6 утра, так и не уснув, она встала - в школу идти было еще рано, но лежать без дела она тоже не могла. Когда она услышала в утренних новостях про взрыв, произошедший накануне поздно вечером на северо-западе столицы, что-то встрепенулось внутри нее. Не скрывая удивления, диктор рассказывал о 10-метровой воронке, образовавшейся в двух километрах от жилого массива, в котором каким-то чудом не вылетело ни одного стекла. Но она продолжала готовить завтрак, между делом проверяя принесенные вчера вечером тетрадки. И лишь когда спустя час были сообщены новые подробности: на стенках воронки обнаружен пластит - фирменная взрывчатка террористов, а также найдены человеческие следы, идущие со стороны Пятницкого шоссе к эпицентру взрыва, - только тогда Елена Федоровна поняла все. Все встало на свои места. Ни слезинки не выкатилось из ее глаз. Она молча выключила телевизор, достала из шкафа так часто одеваемый ею в последние годы черный платок, повязала его на голову и, пройдя в угол комнаты, где под образами постоянно горела лампадка, тихо опустилась на колени.