оставаясь в одиночестве на улице,не в комнате,где одиночество угнетает и даже зеркало можно причислить к соглядатаям,а окно,хотя б и задернутое додероновой тканью, воздушно-ненадежной,в цветочках,подозрительно напоминающих глаза,хотя в комнате с одним окном можно и без штор,только что ради психологического равновесия,достаточно закрыть глаза,чтобы уверовать в свою невидимость и рационализм пасует перед этим простым приемом: закрой глаза - и ты невидим... совершенно безосновательна боязнь неодиночества в пустой комнате пустой квартиры... для настоящего одиночества совершенно необходим чужой глаз, энное число равнодушно взирающих на тебя, а еще лучше сквозь тебя,не моргая, как это делают собаки и обезьяны, или попрошайки... в состоянии нищего и увечного предполагается его собственная вина,даже,если он несет черты внешнего несчастья - безногость,скажем... с другой стороны решительно во всех своих бедах людям мерещится злое участие окружающих и настолько же несправедливо они осуждают всех... на каждом беда оставляет знак маскируемый,но угадываемый по игре, излишней общительности... ...одиночества как игра на флейте в поле, когда музицирующий,опутанный шелком мелодии, похож на бедуина в хламиде, можно представить себя сидящим на траве или среди прелых листьев,с головой - как сломанной веткой и руками как мокрыми прутьями,в нем может быть умиротворение как опьянение.а вид жалок, я видел пьяного,сидящего в урне,среди многолюдья, в канун новогодья,в сиянии иллюминации,на ее фоне отрешенно независимого,с руками,лишенными тонуса и всякой силы,он находился в себе,плыл в густом варе мыслей,слов,обретших суверенность, встряхиваемый телодвижениями он сидел,водруженный на урну как на постамент или заточенным в урну как в стеклянную колбу... я не заметил на лицах прохожих удивления, скорее согласное незамечание... впрочем,Одинокий не играл на флейте, а мокрые поля находил скучными,предпочитая одиночество в кресле, в душистых домашних тапочках,в немецком баден-халате,с книжкой на коленях... читать ему давно обрыдло,страницы даже и не прочитывались,а скорее просматривались... одиночество с книгой или перед телевизором, перед плесканием жизни в прямоугольнике, жизни заключенной,но не прирученной впрочем,стало так же невыносимым... в одиночестве комфортабельности он ощутил тягость,похожую на фронтит,тягость сублимированного движения,животной радости играть и уставать... халат не грел,ноги стыли в глубине тапок, стыло все... и вот в этом стылом киселеобразном состоянии зрело чувство неодиночества,наблюдения и какого-то негласного надзора над любым движением тела,да что тела - мысли,если учесть самую тесную связь даже абстрактной мысли с мимикой, жестами,телодвижениями; ничего не стоит по простому шевелению пальцев "прочитать" человека... а что знает человека лучше,чем вещи, чем,например,кресло,принявшее форму тела, ту его сторону,которая чаще всего его и выдает, ибо контролируется слабее... но приняв,а значит познав одну сторону, кресло не могло составить мнение об остальных его частях, кресло может "видеть" человека крайне субъективно - чем-то сидящим,способным лишь на мелкую дрожь смеха или околевшее недвижение размышления... лучше вещей человека не знает никто, ибо кто проводит с ним больше всего времени и кто способен чувствовать все его тело, а не только контролируемые зрением фронтальные участки... такое оцепенение комфорта,понятно,не могло выразить и,тем более,создать настроение - реакцию души на созданную разумом грёзу... он наблюдал за собой вещами:мебелью,даже мелкими аксессуарами - бритвой,гребнем; как рассматривают болячку на плече... с таким интересом он всматривался в знак собственного тела на безучастной поверхности зеркала,пытался разгадать процесс копирования своего тела;процесс совершенный,позволяющий передать фактуру кожи вплоть до линии жизни или идеальную гладкость зрачка... заражался уверенностью зеркального отражения, как позднее,преследуемый эхом, бросал на бегу звуки и язык во рту горел медленно и равномерно... ...итак,оставаясь в одиночестве даже на улице, в толпе,в желудке спешащей толпы,между сокращающимися стенками улицы,куда с пугающей щедростью поступают все новые порции людей и чувствуя как выхлопные газы переваривают кожу,впрочем,совершенно не причиняя боли, оставляя кости - медленное вещество,косность, убежище,где можно переждать эпоху,чтобы в один момент под воздействием какого-нибудь катализатора дать проявиться жизни... значит все же возможно окаменевшим сгустком длиться в ткацкой машине времени... этой ли мыслью он развлекался или еще более необычной не имело значения,важно то, что он оставался в одиночестве на улице, наблюдая суету и бег и при этом выделывал руками разные штуки,восторгал два пальца подобно рожкам и делал ими волнообразные движения... волнообразное движение имело,однако,смысл - волна как признак жизни... волна заражает ритмом,толкает извиваться на своей частоте или,на худой конец, отбивать ногой ритм... его завораживало волнообразное движение пальцев, особенно то как пальцы перегибались к тыльной стороне кисти... это было моторное возбуждение,радость действовать, двигаться,жить не принимая решения,радость, с которой присоединяются к идущим,стараются шагать в ногу и думать чужими мыслями... вопрос куда идти его раздражал, идти,чтобы раствориться в движении,в панике воссоединиться с окружающими... ему мерещилась апокалиптическая многосотметровая фигура адского погонщика,в титано-магниевой оболочке с движениями дергающимися и преувеличенными... Пастыря боли,но не удивления,пришедшего закономерно и по праву и признание этого права делает побег иллюзорным... в потоке бега люди слипаются,но любое препятствие - мачта освещения,автомобиль - всё нарушает недолгое согласие и образование распадается... похоже,что люди сольются воедино лишь перед лицом космической катастрофы, чтобы образовав тесный клубок,в мгновение коллапса обратиться в Сверхразум... фигура Пастыря,угловато выстригающего титановыми ножницами ног бегущую толпу,возникала в его воображении как только он начинал любое движение... |
проголосовавшие
комментарии к тексту: