Литература

Цена знаний.

Липкие и тягучие капли слизи неторопливо стекали по

пологим ступенькам. Текли по крашенным деревянным половицам,

вязкие и густые, словно сопли больного гриппом.

Скрипели перья. Ровно как и шариковые и капиллярные. Слизь

стекала по ручкам, оставляла неряшливые пятна на клетчатой

бумаге, впитывалась.

Тишину нарушало только слабое и сонное бормотание вдалеке.

Самого говорившего видно не было, вязкий туман, что

скапливался в зале последние пол часа, дрожал, колыхался и

начисто скрывал собой отдаленные предметы.

За окном была тьма и мертвые осенние мухи. Сама осень уже

успела закончится и сбежать в неизвестные жаркие страны. А

вот мух позабыла.

Хотя мухи то, сейчас никого не интересовали.

Пахло в зале неприятно – так может благоухать самец

бразильского крокодила в самый разгар брачного сезона,

включая, пожалуй, и окружающее его болото. Сильный мускусный

запах.

-Общая куча… - пробивался сквозь зеленоватый туман

бормочущий голос, и снова исчезал куда то, вещая что-то ему

одному ясное.

Сидящие сочились. Беда подкралась к ним незаметно,

внезапно, и накрыла пишущих своим зеленоватым, вонючим

покрывалом. Мозг их замутился моментом, и через пятнадцать

минуть после наступления беды они уже не могли подняться и

убежать, и знали лишь, что им нужно дописать то, что вещает

в далекий бубнящий голос.

И они писали – толпа странных рыхлых силуэтов, среди

парящего марева, сидящие бок о бок за дряхлыми деревянными

партами. И упорно давили на выскальзывающие ручки.

Иногда они разговаривали – когда становилось страшно

молчать и сонные, хриплые голоса прорезали тишину, мешаясь с

бормотанием лектора:

-Это что там написано? – спрашивал один.

-Извините, не вижу без очков, - отвечал второй и смахивал с

блестящих глаз вонючую слизистую слезу салатного цвета.

Из окна смотрела ночь. Вроде бы всходила луна, но

совершенно терялась в мерзко пахнущих испарениях. А может,

это была вовсе не луна, а просто еле виднелась круглая лампа

на потолке.

Хлюпало сильнее. Слизь стекала крохотными водопадами,

колыхалась в такт голосу лектора. Сидящие медленно

растворялись, но по прежнему пытались записать вещаемое.

Получалось плохо. Ручка выскальзывала из размягчившихся

пальцев, липла к слизи и пыталась писать зеленоватыми

разводами.

Сидящие тихо ругались. Их голоса звучали квакающе, словно

сгусток соплей попал им в голосовые связки. Но это было не

так. На самом деле их связки и были этим сгустком соплей. И

становились все жиже. Лектор бубнил. В зале царила жара и

черные тараканы легионами выбегали из щелей в полу, спасаясь

от локальных слизистых Ниагар.

-Послушайте, как вы держите ручку? Я боюсь у меня срослись

пальцы…

-Нет проблем. Утопи ручку поглубже в культяпки и так

задерживай

-Спасибо…

-Не боись друг, допишем.

-Допишем… - отозвалось эхом несколько голосов.

Ручки смачно чавкали по бумаге.

Черная кожаная куртка дорогущим «Титаником» влилась в

слизевую Миссисипи и потихоньку стекала вниз по ступеням.

-Ловите куртку! – шикнул кто-то, - она денег стоит.

С чмоканьем куртку поймали. С всплеском кинули обратно:

-В ней владелец, пусть плывет себе.

-Пусть…

-Отползите, мне же не видно!!

Шмяк – тяжелая туша с кривыми желеобразными обрубками

вместо рук и ног, тяжело рухнула в проход между партами и

потихонечку заскользила вниз. На том, вросшем в плечи

выступе, где когда-то была голова вяло, перекатывались

полтора сросшихся задумчивых глаза, похожих на яичные

желтки. Обрубки дергались, пытались писать, но им это уже

было не дано.

-Ну вот! Видите, что вы наделали! Он теперь не допишет…

-Сам виноват, писать мешал… да уберите же ваши сопли!!!

-Прости друг, насморк.

Гневные вздохи, сопенье и хлюпанье. В человеческом теле не

много воды – около пяти литров, половина оцинкованного

хозяйственного ведра. Но вот если она будет вытекать

медленно…

Сидящие текли уже сорок пять минут и даже самые высокие и

худые стали похожи на страдающих водянкой карликов.

Растворялось все – кости, мышцы и отчаянно пытающийся спасти

сознание, мозг.

Капля слизи звучно шлепнулась на мертвую муху. Крылья ее

покрылись слюдяной пленкой, заблестели. Дрогнула мохнатая

лапка, и вот уже летний паразит с жужжанием взвился в

зловонный воздух зала.

Голос лектора теперь звучал натужно, с трудом, перемежаясь

тяжелым дыханием и хлюпающими хрипами. Но продолжал бубнить

свое:

-Выполнить… расчет… ускоренной…

Сидящие внимали. А что им еще оставалось делать? У

некоторых ручка выпадала из культяпок, и они бессильно

плакали зеленоватыми слезами.

Дышать в комнате было уже нечем. Места за партами пустели –

одежда оставалась валяться на старых досках, а ее ранее

гордые обладатели, частично стекали вниз зелеными ручейками,

а частично вливались паром в общую и без того зловонную

атмосферу.

-Ыыыхх… - и в ряду сидящих становилось одним меньше.

Процесс распада ускорялся. Большие, старые часы на стене,

теперь видимые лишь стремительно оживающим мухам, показывали

без пяти восемь.

Час разложения подходил к концу.

А им так надо было дописать! Но только желеобразные руки не

слушались, а желеобразные мозги отказывались думать.

-Душно что-то…

-Терпи, уже скоро, - и говорящий растекался неряшливым

зеленым пятном.

-Переоценили… либо по КэПэ… либо… - сказал лектор и

растекся по кафедре, испятнав покрытые печатями бумаги.

Слизь смачно пузырилась.

Глухо стукнули часы. И тут же замолчали, пристыжено.

Последний из пишущих тупо ждал продолжения диктовки. Потом с

легким чавканьем растекся и он.

Стало совсем тихо. Потом хлопнула дверь, застучали шаги, и

в зал ввалился припозднившийся слушатель, скороговоркой

выпалив в пространство:

-Извините, припоздал я, автобус задер…

Туча мух с агрессивным жужжанием пронеслась мимо его

головы, устремляясь в коридор. Туда же потянулся гнусно

пахнущий туман.

Опоздавший недоуменно осмотрел абсолютно пустой зал с

липкими потеками на полу и стенах. Отрешенно сказал:

-А мне никто не сказал, что здесь будут красить… не

предупредили…

И он ошеломленно пошел в коридор, вслед за радующимися

новой жизни мухами. Туман быстро редел, и уносился в

открытую в коридоре форточку.

Пластиковый цилиндрик ручки шевельнулся, мазнул по бумаге,

а потом быстро скатился с парты и звонко цокнул об пол.

За окошком ждала ночь. И ухмылялась.